— Повреждение сухожилий, — сказал ветеринар. — Обширное, я бы сказал. — Он посмотрел на меня, потом на Дэвида. — Эта лошадь вряд ли снова будет выступать.

Я отрицательно покачал головой.

— Это не имеет значения. Все это не имеет значения.

— Его выздоровление будет дорого стоить.

Я махнул руками, Дэвид тоже, и на мгновение наши мысли слились в совершенной гармонии.

— Чего бы это ни стоило, — сказал я.

— Отлично, — ответил ветеринар и принялся за работу.

Они увели Самсона с поля и наложили холодные компрессы, когда приехала скорая помощь.

Я позволил им делать свою работу, позволил экспертам руководить.

И молил судьбу о милосердии.

— Ты спас его, — прошептала Кэтти, когда они грузили ее в машину скорой помощи. Ее голос был приглушенным и хрупким, а глаза такими печальными.

Наша красавица выглядела такой разбитой, такой слабой — перевязанная на носилках.

Я склонился над ней.

— Нет, — ответил я. — Я просто помог ему подняться. — Потом указал на Дэвида. — Мы оба помогли.

— Хорошая работа, Карл. Дэвид, — сказал Рик, Кэтти все еще крепко сжимала его запястье.

— Я хочу поехать с ней в машине скорой помощи, — сказала Дебби. — Вы можете поехать за нами?

— Есть место только еще для одного, — сказал фельдшер, и Рик посмотрел на меня.

— Езжай, — сказал я. — Встретимся там.

Кэтти попыталась пошевелиться, поднять голову, но Рик и Дебби крепко удержали ее на месте.

— Не оставляй Самсона! — плакала она. — Пожалуйста, не оставляй его, Карл! Не оставляй моего мальчика!

— Не оставлю, — пообещал я, прижавшись лицом к ее лицу, и она расслабилась, смежив веки, пока они забрали ее.

Я наблюдал, как отъезжает скорая, завывая сиренами, и мое сердце было не на месте.

— Я поеду с Самсоном, — сказал Дэвиду. — Куда бы они ни повезли его.

Он посмотрел на пепельно-бледную Верити, рядом с которой стояла потрясенная Оливия. Себ и Домми выглядели угрюмыми, и я понял, что мы все это чувствовали, каждый из нас. Оливия шагнула к Дэвиду, поманила его, но он не двинулся с места. Он поднял руку, показывая, что она должна оставаться на месте, что они все должны оставаться на месте, а затем тот повернулся ко мне. Посмотрел на Самсона, пока работники пытались погрузить его в коневоз.

— Я поеду с тобой, — просто сказал он.

Мы последовали за конным фургоном, мои мысли были тяжелыми, пока я держался прямо позади. Ноги дрожали, нервы были на пределе, мысли метались между бедным животным перед нами и моей бедной милой Кэтти на пути в больницу. Я надеялся, что они стабилизировали ее, надеялся, что ей не слишком больно.

— Я отправлю Самсона к нашим ветеринарам, — сказал Дэвид. — Они самые лучшие, Карл, мы используем их для выставочных пород Верити. Они сделают для него все, что в их силах.

Я кивнул.

— Я последую твоему совету. Я ни хрена не знаю о лошадях.

Он вздохнул.

— Бедная девочка. Бедная, бедная девочка.

— Пока жива лошадь, Дэвид, пока Самсон будет в порядке, она тоже будет в порядке. Она сильная.

— Как и ее мама.

— И ее отец, — добавил я.

Я чувствовал на себе его взгляд.

— Вы были рядом с ней. Вы выглядели так же ужасно, как и мы, Дебби и я.

— Мы любим ее, Дэвид. Как я тебе и сказал.

Он опустил свою ладонь на мою.

— Я не могу сказать, что выбрал бы такую ситуацию для своей дочери — быть с двумя мужчинами. Не могу сказать, что это открытие наполнило меня радостью, Карл. Но, несмотря на мои первоначальные сомнения, обдумав все, зная тебя и Рика достаточно долго, чтобы понять, что вы за люди, я даю вам свое благословение. — Дэвид мягко рассмеялся. — Как бы то ни было, черт возьми.

— Это очень дорого стоит, — поблагодарил я.

— Я никогда не был большим поклонником хорошо протоптанных дорожек, Карл. Ты же меня знаешь. Я иду своей собственной тропой, иду своей дорогой. — Он вздохнул. — Мне следовало ожидать, что Кэтти разделит мое неуважение к бессмысленным условностям.

— Нам хорошо втроем. Ты еще увидишь это. Надеюсь.

— Надеюсь, — согласился он. — Мне бы этого хотелось. — Дэвид поерзал на сиденье и глубоко вздохнул. — Мне бы очень хотелось поближе познакомиться с моей дочерью, Карл.

— Ты будешь поражен. Она действительно нечто.

— Столько лет, которые нужно наверстать.

— Лучше поздно, чем никогда, Дэвид. Завтра будет совершенно новый день.

Мы последовали за грузовиком в Сайренчестер, припарковались недалеко от того места, где они остановились у конюшни. Место выглядело рентабельным. Я почувствовал, что напряжение немного спало.

Он был в надежных, умелых руках. Бригада ветеринаров и ассистентов принялась за работу, бережно выгружая его и поддерживая до самого лечебного кабинета.

Мы сели в приемной и выпили кофе, как в обычной больнице.

— Спасибо за это, — сказал я. — У меня ни хрена не было мыслей, что надо делать.

Дэвид вздохнул и сделал глоток кофе.

— Я знал, что она любит лошадь, Карл. Даже я знал это. И видеть ее на нем, как они ехали, перед падением. Она была невероятна.

— Она любит его. — Я улыбнулся. — И он любит ее.

— Я многого не знаю, — сказал он. — Мне так много нужно узнать. Нужно научиться.

— Ты не ошибешься, начав с Самсона. Он — ее самая большая радость. Ее мечты вращаются вокруг верховой езды, вокруг него.

— Харрисон Гейблс был случайным предположением. Из-за Верити. Я полагал, что Кэтти понравится такой приз.

— Ты все правильно понял.

— Мы пробудем здесь некоторое время, — сказал он. — Прежде чем узнаем какие-то новости. Ты можешь идти, а я останусь.

— Я уеду, как только смогу, но не раньше, чем выясню ситуацию с Самсоном. Она никогда не простит мне, если я приеду без ответов.

— Кто бы мог подумать, Карл. Какой поворот судьбы, что ты, в конце концов, полюбил мою дочь, навел мосты для грустного старика, который отдал бы все, чтобы узнать ее. И, наконец, что мы окажемся здесь, в ожидании спасения лошади.

— Жизнь странная штука, — согласился я.

Он повернулся ко мне с теплым взглядом.

— Еще одно одолжение для печального старика, Карл, будь так добр.

— Ты не такой уж печальный и не такой старый, Дэвид. Но валяй.

Он улыбнулся задумчивой улыбкой.

— Расскажи мне о ней. Расскажи мне о моей Кэтти. Расскажи мне о ее жизни, Карл, о важных вещах, о незначительных. Расскажи мне о том, что заставляет его улыбаться, о том, что заставляет тебя улыбаться. Расскажи мне, о чем она мечтает.

Я глубоко вздохнул и устроился в кресле, прислушиваясь к деловитой суете вокруг нас.

А потом рассказал Дэвиду о его дочери.

Глава 32

Кэтти

Слова, которые не хочет слышать ни один наездник. Перелом плато большеберцовой кости. Я имею в виду, я не дура. Я знала, что все плохо. Как только приземлилась, то сразу же услышала треск. Похожий на треск ломающейся ветки — самый сюрреалистический звук.

А потом была боль.

Так много боли.

И страх. Страх за меня, но главным образом за Самсона.

Мой бедный пушистый мальчик.

Меня доставили в какую-то шикарную больницу, любезно оплаченную моим отцом, и в кои-то веки я не стала спорить о том, чтобы принять от него что-то. Мне просто снова хотелось ходить, хотелось когда-нибудь вновь ездить верхом и, если это был мой лучший вариант, с радостью согласилась.

Меня продержали там больше недели. Первые дни были самыми тяжелыми. Я была прикована к постели и мучилась каждый раз, когда напрягался какой-нибудь мускул, каждый раз, когда ворочалась в полусне. Через три дня мне привезли инвалидное кресло, но садиться и вылезать из него стало настоящим испытанием, и все это ради того, чтобы Рик, Карл или мама катали меня туда и обратно по коридору. Однажды мы вышли на улицу, в маленький больничный садик, но мне не хотелось находиться там, не хотелось вдыхать запах травы или чувствовать дуновение ветерка на своем лице. Осознание того, что мой пушистый мальчик, скорее всего, заперт где-то, напуган и одинок, заставляло мой желудок сжиматься.