Глава 28

Кэтти

В офисе Страуда была та же высокомерная секретарша, которая осудила меня, когда я приезжала на собеседование. И обнаружила, что мне очень не хватает той детской футболки с надписью «укуси меня, детка». Однако этим утром она не бросила на меня укоризненного взгляда — ни в этом шикарном костюмчике и в моих шикарных туфлях.

— Дэвид Фэверли, — произнесла я, мой голос пронизывала уверенность, требовательность.

Она без колебаний набрала его номер.

— Мистер Фэверли, здесь ваша дочь. — Пауза. — Нет, сэр, мисс Смит…

Потом улыбнулась мне, когда закончила разговор.

— Он пришлет за вами кого-нибудь.

— Я сама дойду.

Та даже не попыталась остановить меня.

Я смотрела на свое отражения в зеркальных стенах лифта, такое непохожее на ту девушку, которая смотрела на меня в прошлый раз. Неужели я действительно так сильно изменилась? Как внутри, так и снаружи?

Я не была в этом уверена. Я ни в чем не была уверена. Потом глубоко вздохнула и заставила свое сердце успокоиться, когда двери со перезвоном распахнулись, и снова оказалась на административном этаже, среди кабинетов директоров и конференц-залов уровня совета директоров.

Еще один член бригады шейных платков направлялась вниз по коридору.

— Мисс Смит, я как раз шла за вами. Ваш отец ожидает в кабинете дальше по коридору и налево. Я провожу вас.

— Не стоит, — ответила я и ушла.

Я нашла его кабинет в самом конце коридора. Мистер Дэвид К. Фэверли. Генеральный директор.

Я постучала один раз, потом открыла дверь и сделала последний глубокий вдох, прежде чем протиснуться к его кабинет, словно слон в посудную лавку.

У него даже не было времени встать и поздороваться.

— Я знаю, — начала я. — Знаю, что мама соврала. Знаю, что она сказала тебе, что сделала… аборт. Я знаю, что ты не знал обо мне.

Его лицо стало бледным, очень бледным.

Точно таким же, как я представляла себе свое.

Точно такое, как было у моей мамы.

— Кэтти… Боже мой, я… — Он жестом пригласил меня сесть. Подняв телефон, тот кашлянул и набрал номер. — Отмени на сегодня все… да, все… мне все равно, он может подождать… спасибо. — Он положил трубку.

Я посмотрела в его окно. Небо было голубым. И всего лишь одно небольшое облачко. Просто хороший обычный летний день.

Он снова закашлялся.

— Это была… твоя мама? Она…

Я покачала головой.

— Карл.

Тот едва заметно кивнул.

— Карл, да. Конечно.

— Почему ты не сказал мне? — спросила я. — Ты мог бы сказать мне.

Он сцепил руки.

— Твоя мама переживала о том, как это отразиться на тебе. Она не хотела ворошить прошлое и была непреклонна с самого начала. Сказала, что мы должны начать все с чистого листа, чтобы не запутать тебя еще больше, чем это было уже сделано. — Он вздохнул. — Я согласился с этим.

— Почему ты согласился? Она же врала тебе больше десяти лет.

— Потому что я уважал твою маму, Кэтти. Уважал ее суждения. Я и сейчас это делаю.

Я не смогла сдержать смех.

— И поэтому ты ее уволил? Бросил ее, как бездомную собаку? Это было твое уважение?

— Такого никогда не было. — Он посмотрел прямо на меня. — Я совершил ошибки. Я поступил неправильно по отношению к твоей маме, Кэтти. Господь знает, что это было неправильно, и Господь знает, как я сожалею об этом, но с тобой… — Он сделал паузу. — Я был бы рядом с ней, был бы рядом с тобой. Но было уже слишком поздно. Я уже причинил ей вред. — Он обхватил голову руками. — Я любил твою маму, и Бог мне свидетель, я очень любил твою маму, но проиграл битву. Для нее все было кончено.

— Ты не очень сильно боролся, папа. Ни ради любви. Ни ради ребенка, которого она носила!

— Она сказала, что уже слишком поздно. — Его глаза были такими грустными. — Сказала, что не хочет иметь со мной ничего общего.

— И ты принял это? — Я старалась не сверлить его взглядом.

— Дома было все достаточно сложно. У меня были мальчики, а Оливия была беременна Верити. Я старался сделать лучший выбор, но все, что делал, было неправильно, Кэтти. Я был неправ, когда снова попытался быть с Оливией, был неправ, когда бросил твою маму, был неправ, когда принял ее заявление об увольнении, зная, что она уже однажды соврала мне о тебе.

Я удивленно подняла брови.

— Она ушла, не сказав, что беременна. Ни слова об этом. Я узнал все от ее подруги.

— И она сказала тебе, что уже слишком поздно?

— Да, сказала, что уже слишком поздно. И я поверил ей.

Я встретилась с ним взглядом, он говорил правду. Я чувствовала, как бурлят эмоции внутри меня, но продолжала дышать, стараясь сохранять хладнокровие.

— Мама любила тебя.

— И я любил ее.

— Но ты все еще спал со своей женой? Должно быть так и было.

Он покачал головой.

— Всего лишь один раз. Это была последняя попытка сохранить хоть что-то ради мальчиков.

— Как удобно, — усмехнулась я.

— Я и не жду, что ты поверишь мне.

— Я не знаю, чему верить. — Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Я думала, что все знаю, думала, что все понимаю, но нет. Это оказалось не так.

— Мне жаль.

Я улыбнулась, сдерживая слезы.

— Ага, тебе и всем остальным.

— Я должен был сказать тебе.

— Да, должен был. Может быть, все могло бы сложиться иначе. Возможно, у нас было бы больше шансов. — Я вздохнула. — Я никогда не давала тебе шанс. У меня никогда не было причины дать тебе шанс.

— Это моя вина, — сказал он. — Я все сделал неправильно. И сейчас я знаю это. — Он смотрел на меня остекленевшим взглядом. — Я просто был так… ошеломлен. И отнесся к этой ситуации так, как относился ко всему в жизни — просто нырнул в омут с головой, стараясь извлечь максимум пользы, но это был неправильный выбор.

— Мне там было не место… не с тобой… никогда…

— Это не так, Кэтти, — возразил он. — Я просто так плохо с этим справился, что ты не чувствовала себя там своей.

— Возможно, ты так думаешь, — усмехнулась я. — Но не Верити! Не Оливия! Не мальчики! — Я вытерла угрожающие сорваться слезы. — Они ненавидели меня!

Он поднял руки вверх.

— И это тоже моя вина. Я не подготовил их, не предупредил, а просто попытался собрать вас всех вместе. Они были так же потрясены, как и ты, так же потрясены, как и я.

— Но я не это имела в виду! Я не была злобной, противной и жестокой.

— Я не знал, что они все настолько усложняли, — сказал он. — Пока не стало слишком поздно. К тому времени ты уже не хотела знать их, не хотела знать меня. — Он протянул ко мне руки. — Я не мог достучаться до тебя, Кэтти.

— Но ты и не пытался!

— Ты бы не позволила мне.

И он был прав, я бы не позволила. Этого было бы слишком мало, слишком поздно.

— Вся эта ситуация хреновая, — произнесла я. — Все эти извинения.

Он тяжело вздохнул.

— Нет, Кэтти. Это только так кажется. Это может стать началом. Новым началом. — Он протянул руки еще дальше через стол. — Именно этого мне и хочется. Больше всего на свете. Это то, чего я всегда хотел.

— Мы совсем не знаем друг друга…

— Мы можем лучше узнать друг друга. В этот раз постепенно. Как и нужно было, Кэтти. Только ты и я.

— Я не знаю…

— Ты ведь здесь, не так ли? Это начало…

Я пожала плечами.

— Столько плохих эмоций… столько ненужных плохих эмоций.

— Теперь это уже не имеет значения. Теперь это не должно иметь значения.

— Ты мог бы быть с моей мамой, — сказала я. — Если любил ее.

Он снова вздохнул.

— Любовь — сложная штука, Кэтти. Я любил твою мать так сильно, что у меня перехватывало дыхание, но я любил и Оливию. Она была матерью моих мальчиков, хорошей женщиной, на которую я мог положиться. — Его плечи были напряжены. Так напряжены. — Понимаю, что ты можешь не видеть их такими, но Оливия и Верити — хорошие люди. Они просто очень не уверены, они очень робки. У них колючие сердца. Не то, что у твоей мамы, да и у тебя тоже.