– Так называют только жен, – Зариме украдкой подняла на него взгляд, в котором промелькнула непонятная монаху искорка, и тут же выбежала из комнаты.

Орей, чуть приободрившись, покинул дом и побрел по улице в сторону жилища Оттара. Он снова думал о чужой жене, но догадывался, почему она страшится воскресшего мертвеца.

С распухшей челюстью, перебитым носом и покрытый ссадинами и шишками, Орей представлял собой зрелище малоприятное. Ожившее чудовище, вышедшее вдруг из тьмы под солнце, в надежде, что его свет способен исцелять.

Теперь интереса к нему было куда больше. Стражник на вышке перестал следить за дорогой, даже женщины отваживались глядеть из-за заборов, а мужчины, что остались сегодня дома из-за похорон Оттара, подсаживали маленьких детей, чтобы те тоже могли посмотреть на монаха. Орей для них превратился в этакое жутковатое доказательство воли Высших, которое хоть убили и местами искалечили, но все же оно идет, и своим только присутствием дарит этим землям благословение. Знали бы они, что Высшие тут не при чем. Если бы только знали, кто его исцеляет на самом деле!

Орей теперь думал, что лучше бы ему было умереть. Пусть и с позором, но тихо почить в земле и, быть может, переродиться когда-нибудь. Здесь, или в другом мире, получше. Если, конечно, такие миры существуют.

Открытие его вечной связи с Бессердечным сильно тревожило монаха. Ведь он читал и слышал столько ужасающих историй, и оказалось, что он теперь единственный способ для истинного монстра оставаться в живых.

Орей остановился у калитки дома Маас Фареков и посмотрел в сторону перекрестка, где все еще стоял тот проклятый столб. Камни с дороги убрали, вдалеке какой-то местный житель на телеге вез сено и остановился, чтобы поглазеть на монаха, но как только заметил, что тот на него смотрит, подхватился и суетливо продолжил путь, делая вид, что занят своим делом.

Тихая жизнь поселка продолжалась как ни в чем не бывало – все также квохтали куры в огородах, пышно цвели кустарники, мужчины работали, а женщины следили за хозяйством и детьми.

А для Орея за один день все перевернулось с ног на голову.

Он храбро шагнул во двор и прошел в притихший дом, где уже готовились к обряду погребения Оттара.

На кухне пахло острым супом уч-уч и сырными лепешками, женщины готовили поминальный обед. За столом в большой комнате сидели Гурам и дядя Фархат. Рядом лежало тело на носилках, обернутое в саван. Возле Оттара на коленях сидела его жена, вокруг которой, как вокруг наседки, собрались дети. Все молчали. Дядя Фархат задумчиво курил, глядя в окно, а юноша рядом с ним был неподвижен и со всей мужественностью сдерживал рвущиеся из глаз слезы.

Там же был накрыт большой стол с пустыми тарелками к поминальной трапезе.

– Я пришел, – сказал Орей, шагнув в комнату.

– Мы видели тебя в окно, монах, – Фархат указал на стол, где стояло всего одно блюдо с хлебом и вода. – Поминальная еда.

– Да, спасибо, – Орей присел напротив, намазал мед на хлеб. Проглотил, поморщившись от привкуса, и запил водой.

– Тебе крепко досталось, – дядя пыхнул трубкой, над Ореем пролетел горький дымок с запахом трав.

– Как и вам всем, – отрешенно отозвался он.

– И кто бы мог подумать.

– Что вы будете делать?

– Сначала похороним Оттара, согласно традиции. И подождем, – дядя Фархат кивнул на окно.

– Чего?

– Как объявят приговор Арслана.

– Потом я… буду заботиться о семье, – робко подал голос Гурам.

– Я его обучу всему, у меня-то нет сыновей. Если он возьмет в жены мою младшую дочь, то возглавит оба рода со временем.

– Что будет с Зариме? – Орея на самом деле интересовало только это.

– Не знаю, – юноша растерянно пожал плечами.

– Она часть этой семьи, – сурово ответил Фархат. – Значит, тут и останется. То, что она не успела дать Арслану детей – ничего не означает. А за его преступления она не в ответе.

– Понятно. Да хранят вас… – Орей поднялся с места и осекся. Слова в горле застряли. – Не важно. Даже им не под силу вернуть к жизни погибших. Могу я навестить мать Рифуду?

– Поднимись по лестнице. Она тебя ждет.

Орей пошел наверх, оставив скорбную комнату позади. Почему-то он совсем не испытывал приличествующей случаю грусти. Даже гибель Оттара теперь казалась ему чем-то закономерным.

Мать Рифуда сидела на подушках, на её коленях дремала пушистая кошка. Когда Орей появился на пороге комнаты, животное проснулось и посмотрело на него с явным недовольством.

– Садись, монах, – резковато бросила старуха, согнав с коленей кошку. Та нехотя, вразвалочку отправилась на подоконник.

Орей опустился на колени напротив матери рода. Она по-прежнему была одета в черное, но с момента последней встречи, будто постарела еще сильнее. Под глазами залегли темные круги, лицо осунулось и приобрело желтоватый оттенок.

– Вы хотели меня видеть?

– Заступись за Арслана, – сказала она. – Он не убийца.

– В его колодце нашли три кинжала убитых мужчин, в том числе и сына старосты, – возразил Орей. – Как, по-вашему, они там оказались?

– Арслан не убивал своих братьев, – повторила старуха. – Да, они не всегда ладили и часто спорили. Возможно, он завидовал им, но чтобы убить… Нет, монах, он ни за что бы не решился на это.

– Меня он с легкостью приговорил к смерти, хотя я просто пытался помочь. Если бы не его слова… не его ложь, все могло бы быть иначе.

– Он просто ошибся, запутался. И ты тоже запутался. Ты обижен и зол. И это твое право. Если ты хочешь отомстить ему, то как мужчина проси у рисена Священного Права Мести. Арслан оскорбил тебя, обвинив во лжи, – рассуждала старуха. – Это позволит вам двоим выяснить отношения, и наш род не будет запятнан.

– Это так, но… если это был не Арслан, тогда кто? Я сам слышал, как они с Оттаром ругались в ночь его смерти. Всё указывает на него! – настаивал Орей.

– Пожалуйста, иди к старосте. Скажи, что Арслана надо отпустить. Иршаб прислушается к тебе. Пусть его освободят, пока еще не слишком поздно! Прошу! – мать Рифуда встала перед Ореем на колени и сложила руки в умоляющем жесте. – Молю тебя, святой человек! Прояви милосердие для моего сына! Он у меня остался один! Спаси его! Не обагряй свои руки кровью невинного!

Монах отшатнулся назад. Он не ожидал подобного. И до этой минуты был твердо уверен, что Арслан убийца, и считал, что тот заслужил наказания, а слова безутешной матери, потерявшей двух сыновей, заставляли его колебаться. Может, не убивать? Пусть будет рабом до конца жизни… Или правда, взять это Священное Право и разобраться с селянином один на один?

Старуха упала в земной поклон, Орей отполз подальше, услышав её рыдания.

– Нет! – ответил монах, отринув сомнения. – Арслан — убийца! У него есть ножи, есть умения. Он — жестокий алчный человек! Он с легкостью подставил меня!

– Тебя, но не своих братьев! – провыла мать Рифуда. – Он все, что у меня осталось… Помоги ему! Я отдам тебе все, что попросишь!

– Он… – Орей задохнулся от возмущения. – Нет! Как вы можете выгораживать его?Да, я понимаю, что он ваш сын, но… Он… же оклеветал меня! Он заслуживает этого!

– Тобой самим движут гнев и жажда мести! Чего ты хочешь, святой человек? Забрать его женщину? Его дом? Так тебе всё равно не отдадут ни того, ни другого! Будь милостив к слабым! Сохрани его жизнь!

– Я хочу, чтобы он получил по заслугам!

– Разве он заслуживает такой участи?! – мать Рифуда поднялась и схватилась за сердце. – Разве мы все… мы…

Орей бросился ей на помощь и усадил на подушки. Старуха тяжело дышала, запрокинув голову.

– Я сейчас позову на помощь!

Она замерла, охнула, дотронулась сухой ладонью до лица Орея. Взгляд её остекленел в мгновение.

– Прости меня, – с шепотом из её груди вырвался протяжный свистящий выдох. Наверное, последний выдох матери Рифуды, чье материнское сердце не выдержало горя. Некоторое время монах придерживал её. Смотрел, как обезображенное горем лицо становится умиротворенным, как глаза глядят в даль, неведомую Орею.