Орей даже не пытался сопротивляться. Смириться со своей судьбой не получалось, его парализовал страх, какого он еще не испытывал, потому он и не верил, что сейчас умрет. Не мог представить того, что его убьют. Он надеялся, что сейчас, выскажет Арслану, что тот должен спасти его и забрать таким образом свой долг.
Стражи подвели монаха к обтесанному придорожному столбу, чуть выше человеческого роста. Орей готов был поклясться, что раньше этого столба тут не видел. Возможно, просто проходил мимо и не обращал внимание или его установили здесь специально для казни. Все же в Шадибе не каждый день, да и не каждый год, происходят такие события.
Путы на руках Орея ненадолго ослабли.
– Снимай рубаху! – приказал ему стражник.
– Н-нет, это не положено… по… – монах вспомнил устав Полуденных Врат, но ничего не мог поделать. Стражники насильно стащили рубашку через его голову, и теперь Орей ощущал жгучий стыд, что стоит перед всеми полуголым.
Один из стражей, тот, что выглядел помоложе, забрал одежду себе, но второй выхватил вещь из его рук.
– Оставь, я себе заберу.
– Нет, отдай! Ещё сапоги потом возьмем!
Орей понял, что делят его вещи, хотя он еще не умер. Наверное, тоже самое мог ощутить настоятель Шамет, если бы узнал, что его лучший друг уже вырыл для него могилу. Чувство было и впрямь скверное.
Скоро путы на запястьях осужденного затянулись туже, а спиной он прижимался к гладкой, холодной поверхности столба. Вокруг собралась озлобленная толпа, люди выглядели страшнее демонов, их лица были перекошены от ненависти.
Преодолев ужасное волнение под пристальными взглядами селян, монах закричал, что было голоса:
– Остановитесь! Арслан! Вспомни! Я требую уплаты долга!
После этих слов толпа немного притихла. Рядом с Арсланом поставили носилки Ильдара Мас Харуна, который посмотрел на Орея и кивнул.
– Что? – опешил селянин.
– А он прав, – подтвердил старик. – Вы заключили сделку с ифритом, ты и этот колдун. Ты был настолько щедр и великодушен, что пообещал отдать ему всё, что он попросит.
Люди, собравшиеся казнить Орея, начали в недоумении перешептываться.
– Долг? Убийце? Вот ещё! Он же обманул нас! – возмутился Арслан. – Ничего он от меня не получит, кроме смерти!
Ильдар Мас Харун покачал головой.
– Не боишься? Ифрит жестоко накажет того, кто нарушил условия сделки. Урсан, – обратился он к сыну. – Унесите меня отсюда.
Всё семейство кузнеца, взяв носилки со стариком, удалилось в сторону дома.
Орей слабо пошевелил плечами, поняв, что узлы затянуты очень туго, а освободиться казалось невозможным.
Подъехала наполненная камнями телега с запряженным ослом. Каждый камень размером был не меньше кулака взрослого мужчины.
– Пожалуйста… – прохрипел Орей, ужасаясь тому, что видит. – Я никого не убивал…
– Ты приговорен к смерти за свои преступления. Люди решили, и я, как староста, должен поддержать их Решение, – заявил Иршаб, выйдя вперед и вооружившись камнем. – Это по праву твое, Арслан, – он передал камень человеку, который еще пару дней назад казался монаху доброжелательным другом и гостеприимным хозяином, а на деле — расчетливому и подлому убийца, переложившему свою вину на другого. И как ловко он это проделал!
Он всегда завидовал братьям, их женам и детям, а сейчас завидовать больше некому — он сам стал главой рода, значит, все дети под его опекой и все состояние Маас Фареков отходит ему. Вот зачем он сделал это.
Когда Орею все стало ясно, он улыбнулся. Как раз в тот момент, как камень вылетел из руки Арслана и ударил монаха в грудь.
Боли он почти не ощутил. Зато почувствовал плотную ткань плаща, отяжелившего его плечи.
– Смотрите! – завопил Арслан. – Это колдовство! Теперь вы все видите?!
– Смерть! Смерть колдуну! – скандировала толпа на все голоса и тут же камни полетели со всех сторон.
Под градом камней Орей зажмурился и опустился на колени перед столбом. Ему хотелось прикрыться руками, но путы не давали этого сделать. Он с силой тянул веревки, но не мог их порвать или ослабить, только натирал запястья до крови.
Камни били по груди, плечам, животу, ногам, некоторые прилетали в голову. Он не видел их, отворачивался, боялся посмотреть на людей и глубоко часто дышал, терпя каждый удар. Прерывисто вдыхал израненной грудью поднимающуюся вокруг дорожную пыль и молился Высшим, чтобы это зверское истязание поскорее закончилось.
Но не сами камни его убивали, а люди, которые беспощадно расправлялись с тем, кого испугались.
Орей зажмурился крепче. Удары не прекращались — сломало нос, а из разбитой брови оставшийся глаз заливала свежая кровь. Он ослеп. Монах тяжело повернулся, в надежде на коленях обойти столб, но связанные за спиной руки и град летящих камней делали почти невозможным любое движение. Тут же его ударило в правое ухо. Сквозь звон в голове и невнятный шум голосов, в наставшей тьме он различил и нечто другое, чего никогда прежде не видел и не испытывал. Видение, четкое осознание собственного превосходства над этими людьми. В своих руках он видел тот сияющий меч, который рубил каждого, кто бросал в него камни.
Которые не прекращали лететь, разрывать его мышцы и дробить его кости.
Орей больше не чувствовал боли, он сам превратился в эту боль.
А ведь он мог встать. Конечно, мог. Встать и затолкать все эти проклятые камни в глотку Арслана, чтобы он подавился своей гнусной ложью!
Он чувствовал, что может подняться и освободиться, что должен это сделать. Из последних сил ударить, чтобы не позволить Арслану пировать на костях своих убитых братьев.
Что-то изнутри, все пожирающий гнев заставил монаха рывком встать на ноги и, наверное, от понимания безысходности своего положения, закричать и со всех сил потянуть путы в стороны. Что-то поддалось, веревка чуть ослабла.
Камень угодил ему в челюсть, рот наполнился кровью, Орей не устоял на ногах и завалился на бок, повиснув у столба.
Острые грани камней пробивали кожу, оставляя кровоточащие ссадины на лице и на теле.
Монах чувствовал каждый появившийся синяк. Несколько раз удары приходились по голове, но он все не умирал. Почему он не умирает? Сколько это всё длится? Несколько минут или несколько часов люди пытаются избавиться от него, но у них отчего-то не получается?
Он попытался снова, продираясь сквозь парализующий страх, сквозь боль, борясь с отказывающимся шевелиться телом, просто встать.
Староста даже не стал его слушать, не стал разбираться в деле. Да он и не хотел, боялся потревожить рисена и потерять власть. Убить его! Он недостоин управлять Шадибом, этот жадный и глупый человек!
А Аллина – старая двуличная баба! Он надеялся на нее, а она просто поддержала мужчин! Умрет и она, а за ней остатки её жалкого рода!
«Вот теперь ты готов отомстить».
Голос. Кем бы он ни был, тот кто говорит с ним, монах ощущал благодарность. Это существо единственное во всем мире не покинуло его даже в эти минуты.
– Готов! – прошептал Орей, сплюнув кровь вместе с отколовшимся зубом. Внутри поднималась разрушительная ярость, способная свернуть горы.
Веревки, стягивающие его руки, разорвались. Он почти свободен!
Орей бросился в сторону, как рыба, оказавшаяся на суше, толпа в ужасе отпрянула, но камни продолжили лететь. Они ударили разом с особенной яростью. В последние броски каждый вложил свой страх.
Крупный тяжелый камень, брошенный кем-то, с хрустом попал монаху в висок.
И он всё-таки… умер?
То ли вокруг резко поднялась дорожная пыль, то ли все вокруг затянуло серым дымом. Орей все еще видел толпу, но больше не слышал их криков, будто оглох. Не чувствовал ни запахов, ни вкуса крови во рту. И люди больше не походили на людей, сквозь волнующуюся дымку можно было различить лишь нечеткие фигуры и тени. Ясное небо утонуло в серых безжизненных красках.
Перед ним стоял человек в черном шелковом балахоне. Тот самый незнакомец из кошмаров, сотканный из одних только складок своих бесформенных одеяний. Орей не ощутил страха на сей раз — вероятно, мертвым несвойственно бояться. Он захотел что-то сказать, но у него больше не было рта, поэтому не получилось издать ни звука.