Если верить Арслану, дом вдов располагался на севере деревне, недалеко от берега реки.
Монах миновал часовню и ратушу, на последнюю покосился с особенной неприязнью. Он ощущал себя оскорбленным старостой Иршабом и никак не мог отделаться от этого скверного чувства. Будто его испачкали чем-то, что хочется стряхнуть с себя, очиститься. Обида была так сильна, что хотелось плюнуть в сторону ратуши, но Орей сдержался, мысленно попросив у Высших терпения к этим людям, и продолжил путь.
Дом за высоким, в рост монаха, каменным забором стоял на окраине поселка. Только конусообразная укрытая соломой крыша едва виднелась из-за ограды и густых зарослей. Улица была пустынна, со стороны реки доносились негромкие голоса. Там Орей заметил людей и небольшую пристань для лодок. Вероятно, там промышляли рыбаки. В стороне, правее от них, несколько женщин были заняты стиркой.
Орей покосился на селян и некоторое время колебался, прежде чем постучаться в деревянную калитку. Обилие зелени за забором не позволяло заглянуть во двор, и монах решил, что эти ветвистые пышные кустарники посажены так неспроста.
Монах постучался, но никто не открывал довольно долго. Орей продолжал с опаской осматриваться на улице, сердце начинало взволнованно колотиться. Появившиеся со стороны реки женщины прошли мимо, неся в руках плетеные корзины с выстиранным бельем. Они украдкой поглядывали на монаха, а он не стал обращать на них внимание, вспомнив предупреждения матери Рифуды. Следовало убраться отсюда, пока слухи не разошлись по всему Шадибу, но сдаться сейчас, значило – уйти ни с чем. Монах вытер вспотевшие ладони о рясу, успокоил бешеное сердцебиение короткой молитвой Высшим и решился сделать хоть что-нибудь. Он отошел от калитки и встал вплотную к забору, положив на него руки. Что-то подсказывало, что он ещё не раз об этом пожалеет, но все же, вопреки опасениям, и монах подтянулся и заглянул во двор, отодвинув мешающие ветви, в надежде увидеть хоть что-нибудь.
Как только он зашуршал листвой, пытаясь в разрозненных пятнах солнечного света уловить очертания двора, калитка распахнулась, и на улице появилась та самая статная женщина в черном, что присутствовала на совете.
Орей медленно повернулся к ней, в разуме как молния промелькнула мысль, что ему пришел конец…
– Убирайся, чужак! – гневно бросила Аллина.
– Нет! Позвольте вас спросить… – начал было Орей, но калитка уже захлопнулась, и раздался звук задвигаемого в скобу засова.
Ответа не последовало, но принимать поражение Орею больше не хотелось. Он ухватился за край забора, подтянулся и повис на нем, раздвинув ветви кустарников. Позади них скрывался добротный большой дом, цветущий огород и работающие в нем женщины в чёрных одеждах.
– Да благословят вас Высшие! И уберегут вас от горестей и боли! – прохрипел благословение сидящий на заборе Орей и тут же оцепенел, услышав крик. Женщины побросали инструменты и кинулись в дом. Аллина развернулась, не дойдя до крыльца, и увидела улыбающееся раскрасневшееся лицо Орея в зарослях.
– Что тебе нужно, монах? – спросила она нетерпеливо.
– Поговорить.
– Предупреждаю тебя, оставь нас в покое! Иначе… – черные глаза недобро сверкнули.
Орей поскреб ногами по забору и подтянулся повыше, присев на него.
– Пожалуйста, позвольте мне войти! Кто-нибудь скоро увидит, что я…
– Конечно, увидят! И дадут тебе двадцать плетей, чтобы ты запомнил на всю жизнь, как врываться в дом женщин и угрожать им!
– Всего-то двадцать? – Орей не понял, в чем проблема. – Но я не угрожаю! Мне только нужно расспросить вас об убийствах и… демонах.
Женщина задумалась, прежде чем принять решение.
– Хорошо. Спускайся, – немного смягчилась Аллина. – Только не смей врываться в дом! Иначе я лично прослежу, чтобы тебя наказали.
– Спасибо, – вместо того чтобы спуститься и войти через калитку, Орей перекинул ноги через забор и спрыгнул вниз, поломав кустарник.
– Вот поэтому сюда и не позволено заходить чужакам, – Аллина печально посмотрела на сломанные ветви.
– Я случайно. Мне очень жаль… – Орей выбрался из зарослей и попытался приладить ветви обратно. Они безвольно опадали, и монаху стало стыдно за свою настойчивость.
– Хватит! Ты топчешь бобы! – прикрикнула на него женщина. Монах повертелся на месте. И правда, под ногами росли бобовые стебли, едва достающие до его колена. Боком Орей выбрался на дорожку и встал перед главой рода Мас Рийя.
– Задавай свои вопросы, – скрестив руки на груди, она выглядела нерушимой стеной, преграждающей путь в дом. Монах почувствовал, как пылают его щеки, а дыхание перехватывает от накатившего волнения, не только из-за его глупого поведения, но и из-за силы этой женщины, которую невозможно было не почувствовать, стоя перед ней.
Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и обратился к Аллине:
– Госпожа, почему вы были согласны, чтобы я стал судьёй?
– Мать Рифуда сказала, что ты достойный человек.
– А-а, так вы сделали это от её имени? – Орей слегка огорчился, надеясь, что были и другие причины.
– Не только. Ради безопасности всех нас. Среди нас уже ходят разные слухи о тебе, будто бы ты святой и блаженный. Болтают о демонах, с которыми ты сталкивался. Моя семья напугана, и у нас нет мужчин, кто мог бы защитить нас. Я решила, что ты мог бы попытаться. Ты монах, чтишь Высших. И как сказано в писании: будь милостив к слабым! – процитировала женщина.
– Поэтому я и пришел к вам. Дело в том, что мы… я… намерен остаться здесь и найти убийцу, кем или чем бы он ни был… вопреки решению Иршаба.
– Зачем тебе это?
– Разве это не мой долг, как служителя Высших? – Орей вдруг поразился тому, как нормально и правильно говорит. Только сейчас он осознал это. Аллина при всей своей строгости совсем не пугала его и не вызывала дрожи и паники в отличие от мужчин. Догадка слегка сбивала с толку. Кого именно он боится?..
– Видно, правду о тебе судачат, – женщина покачала головой и дотронулась до виска. – Ты и впрямь… – она помолчала, подбирая слово, и сочувственно усмехнулась: – другой.
– Расскажите, что вам известно об убийствах, – монах решил не обращать внимания на эту странную характеристику.
– Не больше, чем остальным. Двое мужчин. Тела нагие и разодранные когтями. Сохраните Высшие их несчастные души! – Аллина поджала губы и отвела взгляд. Как женщине, ей был неприятен и этот разговор и ситуация, которую приходилось обсуждать.
– А когда произошло первое убийство?
– Кажется, около пяти недель назад. После двойного новолуния. Стало известно, что хоссы убили человека из семьи старосты, – сдержанно поведала глава рода Мас Рийя. – Когда мы узнали, что это был один из его сыновей, то… испугались.
– Этот Ганим, – Орей вспомнил имя. – Он… был хороший человек?
– Он был сыном старосты. Богатым, умел читать и писать. Его хотели отправить в город на службу к рисену. Но последнее не более чем слухи.
– Что-то ещё в это время происходило?
– О чём ты?
– Ну… – Орей и сам толком не знал, что могло ещё происходить у мирян, но предположил кое-что. – Может быть, в деревне? Вы часто тут спорите между собой…
Аллина усмехнулась.
– То, что ты сегодня видел в ратуше, это даже не спор. Спор – это когда мужчины хватаются за ножи.
– Понятно, – монах растерялся.
– Кажется, ничего особенного не происходило. Жизнь текла своим чередом, хвала Высшим. Хотя… да, кое-что случилось. За пару дней до первого убийства умерла одна старуха из семьи кузнеца. Жена Ильдара Мас Харуна, ей было почти девяносто лет, – припомнила Аллина, и у Орея внутри все похолодело. Он как наяву вспомнил ту жуткую ночь, после которой ему пришлось покинуть Обитель. Перед глазами промелькнуло искалеченное тьмой тело старого друга, кровавая пена, сочащаяся из его рта, сражение в библиотеке. Монах пошатнулся на месте.
– Эй, что с тобой? – Аллина заметила эту резкую перемену.
– Над ней читали молитвы? – прошептал он в ужасе, отгоняя от себя омерзительные образы.