Грибы перестали интересовать меня сразу же, как только я не нашёл, куда один из них положить. Ни корзинки, ни авоськи я с собой не взял, а марать одежду, складывая всё по карманам, я просто был не намерен. А ведь мне попался отличнейший подберёзовик, и я даже успел срезать его.

Вытерев кинжал об траву, я встал и пошёл дальше, размышляя обо всём, что могло придти на ум в этом месте. В конечном итоге вспомнил, как давно в детстве мне было интересно строить шалаши в лесу, у опушки которого находилась моя дача. Может даже, один из них ещё на месте, но кому знать? В дело шло всё: большие, почти неподъёмные палки, составлявшие каркас, ветки с листвой, служившие крышей и стенами, и шишки, которыми я укладывал пол, чтобы не сидеть на холодной сырой земле. Мне даже снова захотелось этим заняться, но уже посерьёзнее и без лесовредительства. Пилить ветки в Светлом, чтобы из них, неживых, потом получалась жухлая крыша, мне не хотелось, поэтому я всерьёз задумался над этим. Кроме того, хотелось оставить здесь всё в первозданном виде. После недолгих размышлений я пришёл к выводу, что этой крышей может послужить достаточно густая крона дерева. А что до зимы, если она вообще в Давурионе существует, то я и не собираюсь весь год проводить в шалаше.

Подходящее дерево, по которому мне удалось достаточно легко залезть, нашлось не очень скоро. Наверное, несколько часов я бродил и смотрел, пока не обнаружил большой старый, но с виду крепкий дуб. Снизу рассмотреть его не получалось, но когда оказался наверху, я испытал неподдельный восторг. Где заканчивался основной ствол, ветки образовали удобную площадку. Там я легко мог устроиться лёжа. Никто из местных обитателей в дереве не поселился, хотя я ожидал всякую живность. Впрочем, сырости тоже хватало. Воду задерживали скопившиеся ветки и листья, но под ними я не обнаружил гнили. Такая же здоровая кора, как и на стволе снизу, просто немного влажная.

Усевшись туда, я, наконец, расслабился и пустил в голову мысли:

«Фантазия у тебя, Дюха! Подумать только, шалаш!» — К счастью, никто мне не ответил.

Улыбнувшись мыслям, я начал медленно спускаться вниз. Это оказалось не сложно, и через мгновение ноги уверенно держали меня на земле.

Лес здесь вырос огромный, если не сказать больше. В нём я набрёл на какое-то поле с высокой травой, будто бы свёрнутой в трубочку и неразворачиваемой. Она не была похожа на тростник или бамбук, имела матовый зелёный окрас без разделения белыми линиями, а на ощупь напоминала бумагу.

Долго по полю ходить я не стал, потому что почва оказалась слишком мягкой, и мои ноги быстро уставали. Покинул я его там же, где и вошёл. Удивительно, потому что заросли через секунду с тихим треском, благодаря которому я как раз и увидел это, обрели прежнюю форму, будто я тут и не ходил вовсе.

«Отличное место, чтобы сбить следы», — подумал я, но развивать мысль дальше не стал.

Вопреки своим собственным для себя ограничениям, я попытался руками сорвать один стебелёк, но не получилось. Он, будто дерево, вцепился в землю и никак не желал вылезать от туда. Тогда я использовал кинжал и срезал этот самый стебель под корень. Он какое-то время сохранял свою упругость, но, видимо, теряя жизнь, начал увядать. Несмотря на это, он продолжал сохранять свою прочность и никак не поддавался растяжению. В таком состоянии он стал в точности, как верёвка.

Положив этот стебель на землю, я пошёл дальше, обогнув поле с этой травой и наткнулся на не очень густые заросли деревьев с оранжевой мягкой корой, похожей на пароллоновую губку. Она никак не снималась голыми руками, а только растягивалась.

Провозился с ней я прилично, но вовремя заметил, что солнце начало снижение, а небосклон заиграл огненными цветами. Тут же бросив всё, я отправился в направлении города, но не успел засветло подойти к нему. Солнце село, и дальше мне пришлось идти в темноте, полагаясь исключительно на свою память.

Без понятия, как так получилось, но мне удалось выйти не к городу, а к дороге, по которой я впервые сюда и попал. Тут же меня пробрало от воспоминаний о том времени, когда я вообще ничего не знал об этом мире, когда всё было ещё ново и непривычно. Даже запах здесь остался тот самый. Несмотря на то, что не придал ему значения в прошлый раз, вспомнил я его легко.

С наступлением ещё большей темноты перестали петь дневные птицы, и эстафету вокального поединка перехватили более сдержанные, но от того не менее приятные ночные. Воздух стремительно остывал, да и шелест деревьев уходил куда-то вверх, освобождая мельчайшие щелчки, случайный треск и раскрывая неосторожных животных.

По дороге я топал уже быстрее и довольно скоро оказался в городе. Там я попал на улицу, которая и рядом не стояла с той, которая вела к тренировочной площадке. В буквальном смысле. Она находилась на приличном расстоянии.

Спешно выйдя к началу разветвления, я всё-таки нашёл свой поворот и по уже знакомой дороге направился к площадке. Там меня ждал Халун. А я, прогулявший занятия, приветив яла, сразу сказал ему:

— Надеюсь, не надо объяснять, зачем я устроил выходной?

— Завтра приходи, — только и ответил ял и, более не говоря ни слова, пошёл к выходу. Мне же долго соображать не пришлось и, хмыкнув, я направился к себе. Откровенно говоря, я не надеялся встретить его здесь ещё как минимум неделю, но вот он, смельчак! Дураком его назвать у меня бы язык не повернулся.

С моего первого похода в Светлый прошло довольно много времени, и на улице под зенитным солнцем довольно часто устанавливалась жара, от чего приходилось снимать рубаху, хоть немного гасящую удары.

За это время я вспомнил большинство приёмов с мечом, которые приобрёл ещё в клубе фехтования на Земле. Какую-то часть я успел переделать, что-то пришлось вовсе выкинуть, а некоторые так понравились Роуллу, что он перенял их для себя.

Каждый день я преподносил ему сюрприз в виде нового приёма или комбинации старых, которые мастер, как он сам честно признался, успел позабыть. Наблюдение за реакцией яла, особенно, если он пропускал по несколько ударов подряд, приносило мне массу удовольствия, но, конечно, я старался не ударять слишком сильно даже в моменты, когда эйфория от боя захватывала дыхание. Он же попадал по мне всё меньше, что не могло не радовать.

Меч ему, к сожалению, так и не сделали, но мой он, конечно же, вернул. Досадно, что мы из-за этого так и не перешли к настоящему оружию, но я всё равно, чтобы не отвыкать от Полосатика, работал с ним в одиночку и даже иногда задействовал два оружия. Мне пришлось испробовать множество разных тренировочных мечей, чтобы подобрать наиболее похожий весом и другими параметрами на Полосатик. С того момента, как это произошло, я на тренировках с Роуллом стал пользоваться только им, оттачивая и вспоминая, а иногда и разрабатывая новые приёмы. Удачные или нет — показывал следующий день и количество новых синяков или розовых полос на теле Роулла.

Сам же мастер решил разбавить наши тренировки риторикой. Он, в принципе, и так успел заметить, как я под влиянием их двоих и ялов в городе меняю свой говор, но решил чуть ускорить этот процесс в моменты, когда мы особенно больно надаём друг другу, и отдыха требуется чуть больше.

Халун тоже не отставал. У него я сравнительно быстро научился кое-как читать по губам и закрепил некоторые магические условия. Впрочем, если уж речь зашла про магию, несмотря на то, что он старался избегать магического взгляда, я украдкой использовал его но тренировался осторожнее, вспоминая, как постепенно Халун наращивал мне нагрузку.

Он оставался всё таким же немногословным, но, кажется, после того случая немного смягчился в моём отношении. Возможно, всё дело в привычке, потому что я мог иной раз сказать что-то и даже не знать, что ял воспримет это серьёзно. Случай с яблоком я теперь вспоминал чаще обычного и старался беречь то хорошее отношение, которое он проявляет, иногда предупреждая его, что собираюсь сострить или пошутить.