— Смерти, значит? Чем они перед вами провинились?

— Ялиой нужен смерта! Ини отревлёт се мир ина жизне!

С трудом переведя то, что мне выговорил не просто на ломанном — на искалеченном русском языке, я ответил:

— Зачем так радикально? Что они 'вам' такого сделали?

— Ялий нужен смерта! — всё не унимался канох, повторив эти слова с той же интонацией, но гораздо громче.

— Да ты безумен! — резко ответил я, нахмурившись.

— Ты плохое и не пономешь!!! — достав меч из ножен, громко выкрикнул быстро возведённый канох, от чего я резко встал, ожидая худшего. Его и без того громкий голос чуть не оглушил меня.

Как и ожидалось, канох пошёл на меня с занесённым для удара оружием, и там, где я только что стоял пронёсся его меч. Глухой звук удара о пол подсказал мне, что оружие противника очень тяжёлое, и даже один успешный удар способен нанести мне смертельные травмы.

Мельком я глянул на место, куда канох ударил. Он оставил глубокий порез в лежаке. Впрочем, на мелочи я перестал обращать внимание. Под второй удар я поднырнул вправо и оказался с боку от первого парламентёра. По счастливой случайности он оказался правшой, поэтому я, не сводя взгляда с разъяренного каноха, правой рукой обратным хватом вынул из его ножен меч, переложил его так, чтобы лезвие оказалось впереди, а не сзади и тут же, оттолкнув каноха, использовал, чтобы защититься. Вышло плохо, но по крайней мере, я остался жив, ведь успел остановить оружие противника в нескольких сантиметрах от себя. Стиснув зубы и оттолкнув меч противника, я отпрыгнул назад и, наконец, встал в боевую стойку.

Хотя моё оружие и было одноручным, взять его пришлось двумя руками, потому что весило оно невероятно много для моей нынешней формы. Кроме того, баланс у моего меча ощущался катастрофически близко к середине лезвия, что ещё больше усложняло задачу обороны и нападения. И как таким махать? Это же не дубина, в самом-то деле.

Плохо это, или хорошо, но нам никто не мешал. Бор вместе с моим недавним конвоиром отошли к двери и изумлённо смотрели на схватку.

Положение складывалось паршивое, да и продолжать бесплатное шоу мне не хотелось. Публика даже не хлопала, а вот мои руки, в отличие от зрительских, начинали забиваться.

Неожиданно я услышал звон, который мне вовсе не понравился, и меч вдруг стал вполовину легче и столь же короче. Кусок клинка упал на каменный пол и мне теперь оставалось только уворачиваться, потому что и без того хреновая защита стала вовсе бесполезной. В голове сразу забегали мысли, и среди них промелькнули идеи о внесении в бой небольшой толики магии.

«Хотите взрыв? — подумал я. — Будет вам взрыв!»

Впрочем, как его устроить, я мыслей в голове не нашёл — её полностью занял бой.

В какой-то момент я очутился посреди комнаты, но моя нога наступила на кусок моего же лезвия, и он заскользил по полу, уводя меня вперёд. Равновесие я, конечно же, утратил, грохнулся на пол и отбил правый бок. Впрочем, это падение не столько помешало мне, сколько помогло. Упав на карман, в котором ещё лежал свёрток с кусочками угля, я впопыхах связал его со своими мыслями. В голове мгновенно построился план, что делать дальше. Как известно, запретный плод сладок, но мне уже давненько хотелось испытать этот самый уголь в действии, соединив свою магию с ним. Посмотреть, что будет — бесценно. Может, вот он шанс? Пора?

Откатившись по полу от очередного удара и кинув ловко взятый из кармана в перекате бумажный свёрток кверху, чтобы самого себя не покалечить, я дождался, когда он отлетит подальше, представил себе взрывную волну, мчащуюся прямо к нему, и зачем-то быстро махнул в ту сторону рукой. Бумага выгорела в мгновение, а затем помещение озарила яркая вспышка, сопровождаемая громким треском.

Воздух мгновенно наполнился неприятным запахом сожжённого угля, который не узнать снова было невозможно. Доброй мыслью я помянул кочегара, ремонтировавшего мне отопительную систему и упал на живот, закрывшись руками, однако взрывы прекратились так же быстро, как и начались. На месте вспышки остались лишь тающие следы дыма. К счастью, ни одна «пуля» в меня не попала, если они, конечно, были, а то зачем тогда всё это? Мог бы и в кармане подорвать с тем же результатом.

Открыв глаза и приподнявшись, я увидел лежащего на спине каноха. Как раз того, с которым только что сражался.

— Но ив убел?! — громко и с ноткой паники спросил меня грубый голос вождя, чудом пробившийся мне в уши. Он вжался в стену, закрытый моим бывшим конвоиром.

— Тоже хочешь? — рявкнул я. Разгорячённый мозг не дал мне разумных слов, но на всякий случай я подошёл к пострадавшему и осмотрел его.

Видимых ран или дырок на теле не появилось, а скрытые я искать не умел, да и не хотел. В ушах всё ещё звенело, но чтобы ощутить пульс на шее, они мне не требовались. Пальцы подтолкнуло, потом ещё раз и ещё. Мне стало понятно, что противник жив, и это не судороги. Просто, с ним сыграл злую шутку страх.

— Жив, — выдохнул я и, истощённый фейерверком, без сил упал рядом с поверженным противником на пол.

Должен признаться, у меня отвратительная память на имена и названия, этого не отнять. Например, я так и не запомнил, какое имя у того каноха, с которым довелось нынче сразиться. Как мне объяснили, он — духовный лидер деревни и перечить ему, с его характером — плохая идея.

По крайней мере, я понял это из ломающего уши рассказа вождя. Кстати, поверженный быстро пришёл в чувства, но как только увидел меня, так и лежащего на полу и способного только наблюдать, отпрыгнул и скоропостижно покинул нас.

Когда же я снова смог подняться на ноги и сделать первые шаги, канох-вождь не без помощи моего давнего уже конвоира отвёл меня сначала в отхожее — на удивление цивильный отдельный маленький домик, а после в несколько более комфортабельные условия — большую комнату без потолка, похожую на пасть огромного червя, разинутую ровно кверху, по краю которой острыми зубами в небо смотрели шипы. Конструкцию окружали деревья, под которыми скопилось немало естесственного органического мусора.

В центре комнаты стоял круглый рельефный стол, предназначения которого я понять не смог из-за обильно закрывающих его старых и новых опавших листьев. Казалось, ещё чуть-чуть, и из него начнёт расти молодое дерево. Мы расположились друг напротив друга на двух стульях из семи, и я в полной мере убедился, что стол этот вовсе не для письма, есть на нём листья или нет. Засим началась игра — я пытался разобрать ломанный русский каноха, а он — нормальный русский мой. Лёгкой нашу беседу назвать было невозможно.

Впрочем, я отвлечённо крутил в руке жухлый листик, который упал прямо передо мной. Он заинтересовал меня чуть больше, чем всякие рассказы об иерархии и обычаях в деревне.

Не особо задумываясь и перебив собеседника на полуслове, я спросил:

— Каковы шансы на то, что меня не грохнут, простите — не убьют, ваши бойцы?

— Ени жнэéт силе Гнису.

— Ночью моя сила не поможет, — усмехнулся я. — Резануть по горлу — много ума не надо.

— Стэнше кэпитэн, — ответил он через паузу. То ли переводил, то ли думал — сложно сказать.

— Допустим, — согласился я, понимая, что некоторые знакомые мне звания в обиходе даже здесь. — Что по поводу моей свободы?

— Польно поселе нэлёт. Коребель будо готове толке зевтеро и ещэ зевтеро, — ответил канох, и от его слов мне стало очень грустно. После завтра — кошмар! — Готове но.

— Где поселите? Хорошо бы в отдалении.

— Житъё но можое в идинее место онси Аларис.

— Где? — если кое-как мне удавалось перевести некоторые слова, произнесённые канохом, то последнее завело меня в тупик, хотя меня одолело чувство, будто я его уже слышал.

— Рёдом жидъё А-ла-рис, — ответил он уже по слогам. Тут я задумался и понял, что только в последнем слове Бор выговорил целых две буквы «А». Из-за этого в его речи оно очень выделялось. Если взять так, что по-русски он ни разу не сказал первой алфавитной буквы, а по своему свободно её говорил, например — Саонир, то получалось, что сказать он пытался какое-то название.