Жаль, но досмотреть, чем закончится назревающая перебранка, мне не дали. Как и конвоир, я не сбавлял скорости, и вскоре мы зашли в лес, от куда сквозь низенькие деревья уже все равно ничего не увидеть.

Дальше под ногами пролегла лесная ровненькая тропинка, периодически сменяющаяся гладкими каменными блоками с поребриками по сторонами. Должно быть, от времени былую дорогу просто засыпало листьями, которые за годы превратились в обыкновенную землю.

В лесу ветер почти не ощущался. Он гулял выше и касался лишь верхушек лиственных деревьев, создавая негромкий приятный уху шум. Впрочем, он не успокаивал. В воздухе висело напряжение, понять природу которого я не мог. Впереди, среди толстых стволов деревьев, мне на глаза попалась развилка сразу в три стороны, находящаяся прямо под каким-то каменным строением. Когда мы к нему приблизились, мой конвоир указал налево, где стояла ещё одна соломенная хижина-луковица, но дверь с маленьким окошечком тут сделали уже не из веточек, а из самого обычного металла. Бирюзовый остановил меня и тяжело открыл эту самую неожиданно тихую дверь, после чего жестами приказал идти внутрь. Ну, я и пошёл.

Изнутри мне в лицо ударило тяжёлой духотой, от чего на мгновение перехватило дыхание, а когда я попытался пойти назад, конвоир толкнул меня дальше. Не в силах сопротивляться, я пошёл вперёд, упираясь руками в стены, куда реденько вставили держатели с горящими в них факелами. В их свете блестела плёнка влаги на неровных камнях прохода, а чтобы хоть чуть-чуть улучшить видимость на ступеньках и не навернуться, я незаметно усилил их пламя.

Спускались мы относительно быстро. За следующей чуть менее массивной металлической дверью мне открылся ряд в несколько деревянных лежаков, обтянутых кожей, а над каждым по одному факелу. Блеска на стенах из уже ровной кладки здесь не наблюдалось, да и воздух не так, чтобы заставлял задыхаться. Видимо, вентиляцию всё-таки сделали.

По всем правилам конвоя я шёл впереди, но в этот раз, миновав дверь, я услышал, как она сразу же за мной с негромким скрипом захлопнулась. Долго не думая, я тут же ринулся к ней, но она не поддалась ни на толчки, ни на дёрганье, ни даже на моё обаяние. Она стояла, аки обычная стена и даже не шаталась, будто с той стороны её завалили камнями.

Что касается моих комментариев по этому поводу, если опустить маты и брань, то я ещё немного молча подолбил в неё кулаком и успокоился. Чёрт, конечно же, Великий и Могучий дорвался до поверхности, просто кто бы здесь его понял?

Поняв, что даже, будь она открыта, я бы самостоятельно не совладал с первой дверью, успокоился, вдохнул поглубже и пошёл к ближайшему лежаку, где уселся и начал приводить одежду в более сухое состояние. Выжимал рубаху, штаны, где это возможно, даже осмотрел кроссовки, убедившись в том, что им и впрямь осталось не сильно много. Высыхать с помощью своего собственного огня я не решился. Того и глядишь, сожгу всё к чёртовой матери.

Вскоре я несколько свыкся со своим положением, и даже прилёг на одном из лежаков. Приличиями, вроде босых ног, я пренебрёг, смотря на ненавистную дверь. Мне в голову не шла ни одна мысль, как бы я мог с ней справиться. Плавить металл? Вот ещё, на это сил нужно, пожалуй, больше, чем я за всё время здесь истратил. Будь дверь медная, может быть и справился бы, но что-то мне подсказывало, что она стальная.

От тусклого света факелов у меня вскоре начали болеть глаза, и я решил просто закрыть их. Думается, даже если усну, со мной уже ничего не сделают, а так хоть почувствую себя отдохнувшим.

Так и случилось. Сознание унесло в короткую дрему, из которой меня вывел негромкий скрип двери. Удивительно, но я не ринулся к ней, чтобы попытаться бежать, а безразлично поднял голову и направил взгляд на пришедших трёх существ, среди которых оказался и мой проводник.

Голову второго венчал шлем необычной формы: по лбу ободом шла металлическая лента, а от неё на равном расстоянии друг от друга находились более тонкие дуги, уходящие назад. Между ними легко протиснулся бы палец. Череп почти так же, как и начищенный шлем, сиял лысиной в слабом свете факелов. На плечах его лежали такие же наплечники, открывающие внушающую уважение мускулатуру. В одной из рук он держал односторонне заточенный потемневший от времени чуть загнутый дугой меч.

Долго рассматривать пришельцев у меня не возникло ни малейшего желания, и я вернул взгляд в исходное положение. Лишь когда их шаги затихли рядом со мной, я мрачно спросил:

— Привет, как дела? Простите, стоять сил нет.

— Кэке тве име? — вместо ответа спросил стоящий справа. Голос его не сильно отличался от голоса моего недавнего конвоира.

— Андрей, — ответил я, подняв, наконец, голову. Меня удивило, что хоть кто-то здесь знает общепринятый, пусть и скверно, о чём мне подсказал его акцент.

— Кто ты евелессе?

— С утра, вроде, человеком был, — попытался отшутиться я. — А вы кто?

— Теперь ие отвечу тебе. — Его говор был тягучим и воспринимался довольно тяжело, но, к счастью, я что-то из его слов понимал. — Мен евелесс вóждим этой вур… — Он осёкся, видимо, смекнув, что следующее слово я не пойму. — деревони Саонир, мо имё Бор. Мы нерэод сильнеу канохи, о мъе… — пытался выговорить, он, но, не в силах больше это слушать, я его остановил жестом, мол, «понял».

— Вот и познакомились, — усмехнулся я, понимая, что несколько ошибся, когда конвоир говорил мне то же самое.

— Нордоус твое житъ-о? — спросил он.

— Нет, я… — Замялся, но мысленно махнул рукой — была не была! — Из другого мира.

— Но Гнису?! — Произнёс канох Бор вопросительным тоном и двое других аж охнули. Кстати, второе слово он произнёс идеально и без акцентов, присущих в его речи всем остальным русским словам. Видать, заимствованное.

— Он самый, — кивнул я.

Похоже, потрясение я вызвал самое настоящее. Вождь со своим сопровождающим долго о чём-то говорили на своей речи, а мне оставалось только ждать их вердикта. Кажется, второй испытывал не сильно большое удовольствие от новости, а Бор пытался выгородить меня. Впрочем, я мог и ошибаться. Кому знать, может, они сейчас спорили о том, с чем меня подавать ко столу. Даже мысль забавная появилась, что если они принадлежат другому виду, то технически это нельзя считать каннибализмом.

После, пожалуй, минуты дебатов, о результатах которых я мог лишь догадываться, вождь снова обратился ко мне:

— Кожи могеие. — Для наглядности он показал неопределённую фигуру в воздухе. — Но силен, кожи бо-ом!

— Взрыв? — догадался я по тому, как он растянул последнее слово. — прямо здесь?

— Но докежа се Гнису, — сказал, наконец, второй. В его относительно быстрой речи, в отличие от первого, я заметил букву а, хотя говорил он ещё более тяжело для восприятия. — Или смэрта.

— А зачем вам Гнису? — спросил я, догадываясь, что это не просто проверка.

— Но понесёшь корбеле в воду ялиой, — снова заговорил главный. — Иэ девне хочи нерэити се вурас.

Чтобы понять, о чём канох сказал в этот раз, мне понадобилось несколько долгих мгновений, правда, в конечном итоге я понял лишь первую часть предложения. Если его переводить, то, по словам вождя, я должен буду повести корабль в ялийские воды.

«Делать мне больше нечего!» — хохотнул я, однако же пока не спешил отвечать отказом. Авось после этого меня и правда ждёт «Смэрта». Решил пока спросить:

— Зачем мне вести туда корабль?

Ответил второй незнакомый канох взбудораженным голосом, окрашенным нотками фанатизма:

— Гнусони ялой, они нужен смерта!

Хороший довод, нечего сказать. Нет, конечно, отдельные представители их расы заслужили доброй порки ремнём такие, как тот тюремщик или конвоир, от которого я сбежал на корабле, но смерть — это уже излишне. Хотя, помнится, в меня летело около полтинника стрел, когда я мчался на Лучике, но даже несмотря на это, желания сокращать их поголовье не возникало. Ну, по крайней мере, собственноручно. К тому же, за меня это уже сделал мой предшественник. Уже без малейшего намёка на сарказм, так как его здесь очень плохо понимали, я спросил: