— Ты ненавидишь меня? — спрашиваю тихо, заглядывая в глаза.

Он отрицательно машет головой.

— Но ты должен ненавидеть меня, — пожимаю плечами. — Я ведь сделала тебе так больно, — начинаю плакать, — я такая…

— Вик, — Марат прикладывает палец к моим губам, заставляя замолчать. — Мне не за что ненавидеть тебя. Я сам виноват, что допустил все это.

— Почему ты? — беру его за руку.

— Потому, что я оставил тебя и не стал бороться. А должен был бороться, должен был забрать тебя у Коли, несмотря ни на что. Просто, когда ты сказала мне, что не любишь меня, я растерялся. Я видел, что ты говоришь неправду, я чувствовал, что это не так. Но мне показалось, что раз ты просишь меня уйти, значит тебе так будет лучше, — он тяжело вздыхает и притягивает меня к себе.

— Я такая дура! — качаю головой. Мне до сих пор стыдно перед Маратом. Стыдно за свою жестокость и за свою глупость. — Мы столько времени потеряли.

— Наверстаем, — уверенно говорит он.

«Звучит, как клятва в ЗАГСЕ», — улыбаюсь про себя и осознаю, что очень хочу выйти замуж за Марата.

— Наверстаем, — соглашаюсь я.

Уверенность мгновенно передается мне. Теперь все будет хорошо, и я никуда его не отпущу и никогда не прогоню. Буду бороться за наше счастье, буду с ним в горе и радости. Я больше не боюсь Колю.

— Пойдем спать? Тебе нужно отдохнуть, — говорит Марат.

Киваю и беру его за руку. Идем в мою комнату и ложимся в кровать. Марат крепко обнимает меня. Погружаясь в тепло и заботу я моментально засыпаю. Первую ночь за последние несколько месяцев сплю, не просыпаясь. Знаю, что все будет хорошо, и больше никто не сможет обидеть меня. Ведь рядом со мной такой защитник.

Утром звонит Вячеслав Генрихович и сообщает, что папа еще на сутки останется в реанимации, но навестить я его смогу. «Только ненадолго!» — добавляет строго. Вешаю трубку и меня прорывает — я начинаю реветь. От осознания того, что все самое страшное уже позади. Марат пытается меня успокоить, но у него не получается. То напряжение, в котором я жила столько времени, наконец вырывается в виде слез и мне хочется их выреветь до остатка.

Несколько раз в этот день звонит Коля, но я сбрасываю все его звонки. Сообщения, которые он присылает следом — удаляю, даже не читая. На душе становится легче. Немного напрягает мысль о том, что Коля может приехать. Но, на моё счастье он этого не делает.

Вечером мы с Маратом едем в больницу. Мне разрешено зайти на пять минут. Надеваю бахилы, халат и с колотящимся сердцем подношу руку к кнопке на двери «отделения интенсивной терапии». Через минуту слышу щелчок, и молодая розовощекая девушка в костюме мятного цвета пропускает меня внутрь.

— Вячеслав Генрихович сказал, что вы придете, — говорит она и ведет меня по длинному белому коридору. — Вы не пугайтесь. Он в трубочках и подключен к датчикам. Но это для контроля его состояния. А так все в порядке. — продолжает она говорить на ходу, иногда поворачиваясь ко мне.

По обеим сторонам коридора расположены палаты. Каждая отделена от коридора большим окном. Против своей воли поворачиваю голову и вижу женщину, лежащую на кровати под голубой простыней. Глаза её закрыты, изо рта у неё торчит прозрачная трубка, а медсестра что-то настраивает на мониторе рядом. Мои ладони мгновенно потеют.

Останавливаемся у широкой двери с цифрой пять. Девушка нажимает кнопку и дверь плавно отъезжает в сторону.

— Проходите, его кровать слева. Я приду через пять минут.

Медсестра уходит, а я в нерешительности замираю на пороге. На меня сразу же обрушивается еще более яркий запах медикаментов и ритмичное пищание приборов. Делаю вдох и захожу.

Нахожу папу сразу. Он, видимо, спит. Подхожу к кровати, не зная, что делать: можно ли говорить, можно ли присесть? Оглядываюсь на соседние кровати, где лежат другие пациенты. Тоже в датчиках и трубочках. Ко мне подкрадывается чувство одиночества, хочется плакать.

Мой взгляд падает на папину руку, которая лежит поверх простыни. Осторожно касаюсь её. Он тут же открывает глаза. Присматривается и пытается улыбнуться, поняв, кто перед ним.

— Привет, — здороваюсь шепотом.

— Викуля, — еле слышно говори папа.

— Ну как ты?

Вместо ответа папа подмигивает. Как бы я не старалась, но сдержать слезы мне не удается. Быстро утираю их и присаживаюсь на край кровати.

— Я так испугалась, — признаюсь, все так же шепотом.

Папа легонько, насколько хватает сил, сжимает мою ладонь. В его глазах тоже застывают слезы.

— Все будет хорошо, — говорит он.

Киваю.

Перевожу взгляд на монитор рядом с его кроватью, где меняются разноцветные цифры: розовые, зеленые, голубые; бежит кривая графика кардиограммы; пульсирует «сердечко». Рядом что-то щелкает и тихонько пищит. Эти монотонные действия гипнотизируют и завораживают.

Молчу, держу папу за руку.

— Вика, — его голос заставляет меня оторвать взгляд от приборов.

— Ммм?

— Уходи от него.

— Что? — не понимаю, о чем речь.

— Уходи от Коли.

— Пап, не надо, — пытаюсь остановить, видя, как на мониторе ускоряется показатель сердцебиения.

— Ничего не бойся, уходи, — упрямо продолжает он. — Ты должна быть счастлива, а не… — папа не успевает договорить — в палату заходит медсестра.

— Вам пора, — смотрит на меня.

— Уже ухожу, — встаю с кровати. — Не болей, — целую папу в щеку. Он еле заметно кивает, говорить, видимо тяжело. Иду к выходу, но останавливаюсь на пороге и, прежде чем выйти, оборачиваюсь к папе: — Пап, меня внизу ждет Марат. Я с ним.

На его лице появляется подобие улыбки. Отдаю халат, снимаю бахилы и выхожу на парковку, где меня ждем Марат.

— Ну как? — он выходит мне навстречу из машины.

— Все хорошо. Думала, что не справлюсь. Но у меня почти получилось, и я почти не плакала.

— Ты молодец, — Марат гладит меня по плечу. — Ну что, куда?

— Давай к тебе, — набираюсь смелости я. Не хочу ехать на квартиру к родителям, где в любой момент может появиться Коля. Сегодня я хочу быть свободной от всего, кроме Марата. — Закажем что-нибудь вкусное и вина купим. Жизнь вроде налаживается.

— Налаживается, — подтверждает Марат. В его глазах я вижу радость.

Садимся в машину, заказываем суши и роллы и выезжаем с больничной парковки.

Плетемся в плотном потоке машин. Из динамиков звучит спокойная ритмичная музыка. Закрываю глаза и делаю вдох. Привыкаю к новой себе. Я больше не оглядываюсь по сторонам, не вздрагиваю, услышав рядом голос, похожий на Колин. Я начинаю жить. Начинаю жить с Маратом.

— Я рассказала папе о нас, — открываю глаза и смотрю на Марата.

На его лице быстро меняются эмоции: от удивления до радости.

— И что он?

— Поддержал.

— Я безумно счастлив, — Марат пользуется тем, что на светофоре зажигается красный свет, притягивает меня к себе и целует.

— Кажется, нам сигналят, — отрываюсь о него и смотрю в заднее стекло на стоящий позади нас грузовик.

— И пусть весь мир подождет, — выдыхает Марат.

По пути на квартиру к Марату мы заезжаем в супермаркет, чтобы купит все необходимое для сегодняшнего вечера: постельное белье, полотенца, бокалы, вино, фрукты и кое-что еще по мелочам. Мы даже умудряемся поспорить о цвете постельного белья. Я настаиваю на том, что его должен выбирать Марат — ведь это его квартира. Но у него абсолютно противоположное мнение. В итоге я уступаю.

Ждем курьера. Марат открывает вино, чтобы оно немного «подышало». Я хозяйничаю в спальне.

— У нас нет стола, — кричит из кухни Марат.

— Представь, что мы древние люди, у которых тоже не было стола, — отвечаю я. — Устроимся на полу.

— Ну уж нет, — Марат заходит в спальню и идет прямиком на балкон. — У них и вина так-то тоже не было. А у меня на балконе кое-что найдется.

Буквально через минуту он возвращается. В руках у него небольшой раскладной стол:

— На рыбалку собирался, — объясняет он и ставит столик рядом с кроватью. — Стульев тоже нет, — разводит руками и осматривает комнату. — Вроде норм, но все равно чего-то не хватает.