Внезапно Момо подскочил на ноги, чем изрядно напугал Лили. Он рывками допрыгал до книжной полки, с которой до этого брал рассыпающийся фолиант, на страницах коего искал сведения о великом разнообразии всех бессмертных происхождений… но безуспешно. Теперь, когда утро завершилось, а солнце поднялось довольно высоко по небесной лестнице, время уже поджимало и Момо вернул томик на прежнее место, заткнув его между другими книгами, более обстоятельными и более внушительными.

— Лан… — прошептала Лили, всё ещё сидящая на полу и не готовая к тому, что предстояло пережить им всем сегодня, — как ты хочешь, чтобы я тебя называла? «Аллая»?

— Нет, с Аллаей покончено, — слишком серьёзно отозвался бессмертный. — Правда, я буду скучать по дамским нарядам… Зови меня как раньше. Можешь просто «Момо» называть.

Лан заложил руки за голову, развёл локти по сторонам и размашистыми шагами потопал к входным дверям в библиотеку.

— Вставайте оба! Нам пора! Иначе до вечера не успеем даже до внешних стен города доехать!

— Ты, что, в таком виде в путь собрался?! — взбеленилась Лили, быстро подбегая к Лану и хватая его за рукав изощрённого камзола.

— Что не так с моим видом, сестрёнка?

— Ты… привлечёшь неприятности на дорогах!

— Не «неприятности», а «внимание», глупая девчонка, — хмыкнул бессмертный.

Голоса спорщиков затихали по мере того, как они всё дальше и дальше удалялись от стола Касарбина. И когда мужчина, наконец, остался в одиночестве, он обеими руками вцепился в собственные волосы и плотно стиснул зубы, силясь не разрыдаться. Ещё мгновение — одно из самых мучительных в его жизни — и Бел-Атар тоже поднялся на ноги, после чего отправился по следам друзей. Впереди ждало слишком много дел.

Вся честная братия добралась до предместий Исар-Динн уже на закате, как и предсказывал Момо. Гвальд, Лили и иноземец вышли за пределы внешней городской стены, дабы проводить в путь двоих бессмертных — Полярную Лисицу Ирмингаут и Лана Кер-Велина по прозвищу Момо, и каждый восседал на собственном коне.

Глава и Момо снарядились в долгое наземное путешествие по целому полуострову Элисир-Расар; сквозь тенистые дубовые леса, через быстрые реки и сухие долины, рядом с возделанными полями и бесплодными пустынями, и даже мимо наивысших горных вершин, однако многого с собой странники не брали.

На плече Момо вился его новый любимец — подросший хорёк Фавн с белоснежной шубкой, а серая в яблоках кобыла терпеливо дожидалась хозяина, который прощался с членами братства Белой Семёрки как раз тогда, когда закатное солнце окрасило кору местных деревьев в золотисто-медовый, будто превратив её шероховатости в сколы карамели.

Гвальд и Лан пожали друг другу руки, после чего добродушный и сердобольный мастер не выдержал: он схватил актёра в охапку, поднял над землёй и покрутил, туго сдавливая тому лёгкие своими могучими лапищами.

— Ты… меня… задушишь, — прохрипел пострадавший, и Гвальд резко отпустил несчастного.

Момо ловко оправил роскошные одежды, после чего ехидно проговорил для мастера дежурную присказку:

— Там, где ты господин — там я госпожа, — и, сложив ладони на груди в молитвенном жесте, поклонился собеседнику.

— Прекрати, — фыркнул новоявленный начальник ночной дворцовой стражи. — Не вздумай пороть такую чепуху в какой-нибудь захудалой таверне на тракте! Зубов потом не соберёшь!

Актёр, нахально улыбаясь, постучал себе по носу, намекая на то, что отныне он будет «пороть» лишь то, что пожелает, а затем переключился на Бел-Атара. Эти двое уже обменялись всевозможными напутствиями и тайными посланиями задолго до часа прощаний, поэтому Касарбин молча передал Момо подозрительный свёрток. Руки актёра сразу потянулись к тесёмке, но молодой человек его предупредил:

— Не сейчас, откроешь это в дороге.

Тем временем Ирмингаут уже распрощалась и с Гвальдом, и с Лили, и сидела верхом на лошади, жестами подгоняя нерасторопного спутника. Момо пальцем подманил Лили, и травница, расправляя на ходу складки на платье из тонкого бархата, обречённо побрела в сторону бессмертного.

— Ты, что, слёзы лить вздумала? — выдал Лан, поднимая вверх одну бровь и надменно скалясь. — У тебя глаза опухнут, будешь скверно выглядеть.

Однако Лили накинулась ему на шею и крепко обняла со словами:

— Ты навсегда останешься для меня братцем.

— Послушай, Лили, — уже серьёзно прошептал Момо, оплетая спину травницы и прижимая её к себе. — Раньше у меня, точно так же, как и у тебя, была совершенная память. Близкие говорили, что я злопамятный и мелочный, но я просто помнил всё таким, каким оно было. Абсолютно всё… плохого в мире больше, что поделаешь? Потом кое-что приключилось, и я внезапно потерял эту способность… лица и события прошлого исчезли из моей головы, но я по-прежнему не мог забыть чувства, что они вызвали. Хочу сказать тебе одно: сердце, глаза и слова — не для зла. Может, плохого больше, но хорошее — дороже.

Затем Лан отпрянул от девушки и быстро вскочил в седло. Бессмертный то ли не хотел нарушать впечатляющий эффект от собственных речей, то ли просто был верен привычке всюду лицедействовать, и потому желал удалиться в самый напряжённый момент.

Ирмингаут и актёр медленно тронулись в дорогу, однако провожатые не спешили покидать свои наблюдательные посты. Момо обернулся и крикнул через плечо:

— Поторопитесь! Вам ещё омут пересекать на обратном пути! Там опасно ночью!

— Мы, по старой памяти, завалимся в какую-нибудь известную таверну! — криком же ему отвечал громогласный Гвальд, пока Лили и Бел-Атар махали руками в воздухе. — Не переживай за нас!

— Данный завет исполнить сложно, — серьёзным тоном вымолвил Лан, уже сидя прямо и глядя строго вперёд.

Его последнюю фразу слышала только Ирмингаут, которая целый день перед отбытием провела в компании Барадульфа и Его Величества, а теперь её снедали сожаления, попеременно с печалями и беспросветной тоской. Она заунывно взирала на пыльный тракт сквозь предместья Исар-Динн, и ничто не радовало её сердце.

— Слушай, зря ты отправилась со мной, — хмыкнул Лан, пожав плечами.

По его одеждам ползал хорёк, который вскоре улёгся на бедре бессмертного, свернувшись в клубок.

— Мне не нужна защита, ибо я здесь — величайший маг.

— Да знаю я, заткнись уже. Я преследую собственные цели.

— Как грубо, — фыркнул парнишка, развязывая наконец тесьму на свёртке от Касарбина. — О! Неужели это то самое лакомство, которое я столь страстно желал?

Перед Момо предстала маленькая коробочка, полная роскошных, дорогостоящих шоколадных конфет.

— О, небеса, как вкусно! — пробормотал он, предварительно закинув в рот сразу три штуки.

— Ты решил их мигом прикончить?! Все за раз? Как-то нерачительно!

— Что, лучше подождать, когда они испортятся? Оставь меня, старая, занудная женщина.

Лан отправил в рот ещё две конфеты, после чего угостил половинкой своего питомца. Ирмингаут, видя, как щедр и милостив её спутник сегодня, протянула к нему распростёртую ладонь, мол, позолоти и это блюдо по давней дружбе, однако Момо напрочь отказался делиться сладостями с эльфийкой.

— Ты… мне ни одной не дашь?! Ты только что предложил конфету этому вонючему хорьку! — возмутилась бывшая Глава.

— Во-первых, сестрица, это вовсе не «вонючий хорёк», а Фавн, мой возлюбленный питомец, с коим я уже успел заключить прочную связь! Что-то не припомню, чтобы я звал Руби, Сикку или Изумруд, твоих птиц, крикливыми производителями погадок!

Лан замолк и принялся усердней жевать. Всадники уже добрались до излучины дороги, которая заворачивала за покатый холм, усыпанный древними обелисками и украшенный парой-тройкой раскидистых дубов.

— А во-вторых? — поинтересовалась Ирмингаут, останавливая кобылу и засматриваясь на вершину холма.

— А, во-вторых, любезная сестра, я всегда хотел отведать любви Касарбина. Но! Коли мне не улыбнулись звёзды, то я хотя бы по полной наслажусь этими конфетами. М-м-м! — актёр блаженно прикрыл глаза и с удовольствием облизал пальцы. — Так что, даже не мечтай о крошках, я всё слопаю сам! А ты ешь из собственной коробки!