— Я тоже тебя люблю. Пожалуйста, не разбивай мне сердце, Марсель, — шепчет она.

— Я буду защищать его ценой своей жизни, Зои. Я всегда буду беречь твое сердце, — говорю я и выхожу из комнаты.

Спускаясь по лестнице, я застаю Ивана и Санто за спором. Не самый лучший сценарий для них обоих.

— Что происходит? — Спрашиваю я. Они оба поворачиваются и смотрят на меня.

— Где она? — Ворчит Иван.

— Спит, — говорю я ему.

— Мне нужно ее увидеть, — говорит он.

— Нет, этого не будет. Она, блять, спит, — повторяю я. — В постели.

— Приказ босса.

— Мне насрать, чего хочет твой босс. Она спит, и никто, блять, не станет подкрадываться к ней, когда она спит. — Я уже достаю телефон из кармана и набираю номер, пока говорю ему это.

Михаил отвечает на звонок.

— Де Беллис, где моя дочь?

— С ней все в порядке. Она спит.

— Тогда какого хрена ты мне звонишь? Разве ты не должен искать тех долбаных придурков, которые продолжают в тебя стрелять?

— Твой парень думает, что ему нужно подкрасться к Зои, пока она спит. Тебе лучше сказать ему обратное, потому что я всажу ему пулю между глаз, прежде чем он когда-либо увидит ее в гребаной постели, — шиплю я в трубку.

— Во-первых, она не спит. Она сейчас в коридоре наверху.

— Откуда ты это знаешь? — Я оглядываюсь на лестницу. Он никак не может этого знать. Правда?

— Неважно откуда. Это уже второй раз, когда она оказывается рядом с тобой во время перестрелки, Марчелло. Третьего не будет.

— Они охотятся не за мной, — говорю я, прежде чем набрать полные легкие воздуха. То, что я хочу сказать, вряд ли кого-то обрадует.

— О чем ты говоришь?

— Это она. Они охотятся за ней, — говорю я ему.

— Какого хрена кому-то понадобилось охотиться за Зои?

— Хороший вопрос, но тупой ублюдок, которого я сегодня застрелил, целился в Зои, а не в меня, — говорю я. — Скажи своему парню, что он не зайдет в гребаную спальню, чтобы поглазеть на мою девушку. — Я вешаю трубку и кладу телефон в карман.

Через секунду звонит телефон Ивана, и он свирепо смотрит на меня, отвечая на звонок.

— Санто, иди за мной. — Я начинаю подниматься по лестнице.

— Ты так и оставишь этого русского мудака в нашем доме? — Рычит Санто.

— Да, — ворчу я. — Оставь его. Он здесь из-за Зои.

— Мне насрать, даже если он здесь из-за гребаного Папы Римского. Этого ублюдка вообще не должно здесь быть, Марчелло, — говорит Санто, догоняя меня на полпути к лестнице.

— Мне нужно, чтобы ты проверил Эл. Мне кажется, она старается держаться храбро, но эта ночь потрясла ее, — говорю я ему.

— Хорошо, но ты должен выставить русского из дома, — бросает он через плечо, снова спускаясь по лестнице.

Я нахожу Зои бродящей по коридору, и разглядывающей старые фотографии на стенах. Я поднимаю взгляд на камеры. Этот ублюдок взломал нашу систему безопасности. Я отмечаю про себя, что с утра первым делом займусь серьезной модернизацией.

— Зои, детка, я думал, ты в постели.

— У твоей семьи очень хорошие гены, знаешь ли. Нет ни одного уродливого. Вообще, — говорит она.

— Серьезно? Может, тебе нужны очки, детка. Все мои братья уродливые. А тебе достался самый красивый из них. Поверь мне. — Подмигиваю я ей.

— Да уж. Я знаю это, но они не уродливы. — Хмурится она. — Знаешь, может это проклятие? Кто-то хотел иметь красивых детей, поэтому заключил сделку с дьяволом.

— Это не проклятие, — говорю я ей.

— Михаил думает, что я проклята, — говорит она.

— Что?

— У моего окна была птица. В России это означает смерть или что-то в этом роде. Это, конечно, чушь, — объясняет она, пренебрежительно махнув рукой.

— Он сказал, что птица у твоего окна означает смерть?

— Птица, стучащая в окно, — это предупреждение о приближении смерти. Думаю, он выпил слишком много водки, если ты понимаешь, о чем я.

— Возможно. Пойдем спать. Уже поздно. — Я беру ее за руку, испытывая внезапную потребность прижать ее к себе и не отпускать.

Глава 28

Я просыпаюсь одна в незнакомой комнате. Нет, не в незнакомой комнате. В спальне Марселя. Ему действительно нужно позволить мне переделать интерьер.

Во рту так сухо. Агрх.

Я слезаю с кровати и направляюсь в смежную ванную. Приведя себя в порядок, я нахожу в шкафчике новую зубную щетку и чищу ею зубы. Пытаясь избавиться от ужасного привкуса во рту. Почистив зубы, я провожу пальцами по волосам, а затем подхожу к шкафу Марселя. Я снимаю одну из его толстовок и надеваю ее через голову. Она такая длинная, что выглядит на мне как платье.

Затем я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Я понятия не имею, где он. И, честно говоря, у меня, наверное, уйдет час на то, чтобы найти его в этом доме. Если только я не обращусь за помощью к кому-нибудь из мужчин, стоящих вокруг. Я нахожу одного из них у подножия лестницы.

— Привет, эм, ты знаешь, где Марсель? — Спрашиваю я.

Парень целую минуту смотрит на меня, как на инопланетянку, прежде чем откашливается.

— Игровая комната. Вон туда, третья дверь налево, — говорит он.

— Спасибо, — говорю я, двигаясь в указанном им направлении.

В игровой комнате Марселя я не нахожу. Зато нахожу одного из его братьев. Санто. С которым я еще не знакома. С остальными тремя я уже встречалась, хотя и мельком. Санто смотрит на меня, и в его взгляде появляется какая-то пугающая пустота, которая переносит меня в другое время.

— Извини… Я искала Марселя, — говорю я, внезапно почувствовав, что мне нужно бежать.

— Он вернется через минуту. Можешь зайти. Я не кусаюсь, — говорит он мне.

Я захожу в комнату и сажусь на диван напротив него.

— Санто, верно? Я Зои.

— Я знаю, кто ты, — говорит он.

Ладно, этот брат определенно не самый дружелюбный из всех. Где Вин? Он мне нравится больше. Я оглядываю комнату, стараясь не ерзать.

— Что с тобой случилось? — Спрашивает Санто.

Моя голова резко поворачивается к нему.

— Прошу прощения?

— Ты чертовски нервная и выглядишь… Ну, сломленный узнает сломленного. Поэтому, как я уже сказал, что с тобой случилось?

Сломленный узнает сломленного. Что, черт возьми, это вообще значит?

Я смотрю на него, по-настоящему смотрю. И по неизвестной мне причине у меня открывается рот.

— Мой отец продал меня, чтобы расплатиться с долгами, когда мне было семнадцать. Меня продали на аукционе тому, кто предложил самую высокую цену. После этого мое тело использовали против моей воли снова и снова. Так что, если я кажусь сломленной, возможно, так оно и есть. Но у меня есть чертовски веская причина для этого.

— Я не говорил, что ты сломлена без причины. Просто сказал, что ты сломлена, — ворчит он в ответ. — Мой отец забил мою невесту до смерти, когда она была беременна нашим ребенком, в ночь перед тем, как мы должны были пожениться. Видимо, у нас обоих были дерьмовые отцы.

— Похоже на то. — Вздыхаю я. — Мне жаль твою невесту.

— Да, мне тоже. — Он хмурится. — Как думаешь, можно ли знать кого-то всю жизнь и при этом не знать его по-настоящему?

— Думаю, да, — говорю я ему. — Люди показывают тебе только то, что они хотят, чтобы ты увидел.

— Ты умна, — говорит Санто. — Наверное, слишком умна, чтобы быть с Марчелло.

— Он тоже довольно умен. — Пожимаю я плечами.

— Иногда. Но он влюбился. А это просто глупо.

— Почему это глупо? — Спрашиваю я его. Еще слишком рано для такого серьезного разговора, но, глядя на Санто, я понимаю, что для него это вовсе не рано. А, скорее, даже поздно. Сомневаюсь, что он вообще ложился спать.

— Потому что любовь — это то, что тебя погубит.

— Мы все умираем, Санто. Мы рождаемся, чтобы умереть. Не любовь губит нас. А жизнь, — говорю я ему. — Любовь — это то, что заставляет нас жить. Любовь делает все лучше, а не хуже.

— Это потому, что ты не теряла свою любовь. И я надеюсь, ради твоего же блага, что ты никогда не испытаешь этого.