Я не пишу и не звоню ей без остановки. По крайней мере, не после первой недели.

Потому что после первой недели я понял, что ей нужно уединение. Я знаю, что она напугана. Я понимаю почему, и в большинстве случаев считаю, что ей лучше быть как можно дальше от меня. Но это не значит, что мне это должно нравиться.

Я скучаю по ней так сильно, как никогда раньше не скучал ни по кому. Я уже почти готов отказаться от всего этого образа мистера Хладнокровия и Терпеливости и улететь в Нью-Йорк. Как она сможет понять, что за все, что у нас есть, стоит бороться, если не будет видеть этого? Если меня не будет рядом, чтобы убедить ее?

И сейчас я нахожусь меж двух огней. Что бы я ни решил сделать, это будет чертовски неправильно. Если я останусь и буду сидеть здесь, сложа руки, надеясь, что она вернется… Я, возможно, никогда ее не увижу. Если я приеду к ней, устрою сцену, заставлю ее улететь со мной домой… Я могу оттолкнуть ее навсегда.

— Тебе нужно потрахаться, — говорит Вин, входя в комнату.

— Мне не нужны советы по сексу от гребаного подростка, который не отличает свой член от яиц, — ворчу я, не потрудившись взглянуть на него.

— Да, да. Это не у меня синие яйца. Мои яйца ежедневно получают много любви. — Смеется этот засранец.

— Тебе рассказывали о безопасном сексе? Убедись, что ты пользуешься презервативом. Нам явно не нужно, чтобы вокруг бегали отродья Де Беллисов. — Я вопросительно вздергиваю бровь, глядя на него.

— Ну, этого не будет. По крайней мере, не от меня, — отвечает он.

— Что ты делаешь дома? Разве ты не должен быть в школе или где-нибудь еще? — Спрашиваю я, как только понимаю, что сейчас середина дня, и на дворе пятница.

— Я был в школе. Мне нужна твоя машина.

Я моргаю, глядя на него. У этого ублюдка есть своя машина. На самом деле, у нас в гараже несколько машин. Какого хрена ему нужна моя?

— Зачем?

— Потому что мне нужно проследить за кое-кем, а твоя машина не привлекает внимания. — Пожимает он плечами.

— За кем ты хочешь проследить?

— Ты не знаешь этого человека. Могу я взять ее или нет?

Я подумываю о том, чтобы расспросить его подробнее. Мне следовало бы расспросить его подробнее, но иногда лучше не знать, что замышляют мои братья.

— Ладно, только не облажайся. — Я вытаскиваю ключи из кармана и бросаю их ему.

— Спасибо, брат. Увидимся, — говорит он, после чего выходит из комнаты. Словно ему на все наплевать.

— Марсель, проснись, мать твою. — Голос Санто прорывается сквозь мой сон.

— Какого хрена? Иди доставай кого-нибудь другого, — ворчу я.

— Вставай. Гейба арестовали. — От слов брата я резко открываю глаза.

— Какого хрена? — Я встаю с дивана, на котором заснул Бог знает сколько времени назад. Одного из моих братьев арестовали? И его могли взять за что угодно, блять.

— Они в Сиднее. Я не знаю всего. Джио только что звонил, — говорит Санто.

— Блять. — Я вытаскиваю телефон из кармана и набираю номер Джио.

— Марсель, я занят. Это может подождать? — отвечает он.

— За что взяли Гейба?

— За торговлю оружием, — говорит Джио. — Ксавьер уже едет сюда. Мы с этим разберемся, но мне нужно, чтобы ты держал дома все под контролем.

— Торговлю оружием? Черт побери, — ругаюсь я себе под нос. За такое мой брат может лишиться свободы на долгий срок. — Насколько вероятно, что Ксавьер вытащит его?

Ксавьер Кристиансон — адвокат, который работает на нас. Он также будущий шурин Дома.

— Без понятия, но мы сделаем все возможное, — говорит Джио, прежде чем отключить звонок.

— Ладно, мы должны оставить это дерьмо между нами. Меньше всего нам нужно, чтобы об этом узнал весь город, — говорю я Санто.

— Согласен. Где Вин?

— Понятия не имею, но где бы он ни был, у него моя машина, — говорю я. Когда я собираюсь набрать младшему брату, на экране мелькает имя Зои. — Дай мне минутку. — Я выхожу из гостиной и отвечаю. — Привет.

— Марсель, ты занят? — Спрашивает она.

— Для тебя? Никогда. Что случилось? — Я не уверен, что еще, блять, может случиться в этот момент.

— Я, эм, просто хотела услышать твой голос, — говорит она.

Что-то не так. Я несколько раз разговаривал с Зои с тех пор, как она уехала, но она никогда не казалась такой замкнутой.

— Что ты делала сегодня?

— Я хотела пойти в бар. Я думала… ну, я думала, что смогу это сделать. Знаешь, это всего лишь бар. Нью-Йорк — это просто город. Я должна быть в состоянии пойти в бар.

— Что случилось?

— Я облажалась, вот что случилось. Я даже не могу пойти в бар. Мне кажется, что я больше никогда не стану нормальной. Когда я была в Мельбурне, я могла развлечься. Сейчас, когда я снова здесь, мне кажется, что все мои усилия были напрасны и я вернулась к самому началу. Это глупо.

— Это не глупо. И нет ничего плохого в том, что ты чувствуешь. Ты сильная, Зои, одна из самых сильных людей, которых я знаю. Ты можешь делать все, что захочешь, но тебе не нужно никому ничего доказывать. Если тебе некомфортно пойти куда-нибудь, тогда никуда не ходи. Если не хочешь быть в Нью-Йорке, возвращайся домой.

— Это вроде как и есть мой дом, — бормочет она.

— Где твое сердце, Зои? Там, где хочет быть твое сердце, там и дом.

— А что, если мое сердце не работает должным образом? Не думаю, что я достаточно сильна, Марсель. Я вижу женщин, которые выживают в этой жизни. Они храбрые. Они борются за то, чего хотят. А я? Я не такая храбрая. Я сблизилась с тобой и убежала.

— У тебя чистое сердце, Зои. Может, в тебе достаточно хорошего, чтобы перевесить все плохое во мне? И тебе не нужно быть кем-то другим. Мне не нужен кто-то другой, детка. Мне нужна ты, такая, какая есть, — говорю я ей. Я знаю, что не подхожу ей, но она, блять, все равно моя.

— Чем ты занимался? Как дела в университете? — спрашивает она, меняя тему.

— В университете скучно. Было гораздо веселее, когда ты навещала меня там. — Ухмыляюсь я воспоминаниям.

— Еще бы, — говорит Зои с легкой ноткой в голосе.

Когда Санто выходит из гостиной в коридор, вопросительно взглянув на меня, я понимаю, что мне нужно положить трубку и разобраться с семейным дерьмом. Честно говоря, я бы предпочел побыть с Зои. И я никогда не оставлю своего брата гнить в проклятой камере, не сделав все, что в моих силах, чтобы помочь ему.

По правде говоря, обычно я не слишком ввязываюсь в семейные дела. Делал ли я такое, от чего даже демонам в аду стали бы сниться кошмары? Абсолютно. Сделал бы я все это снова? Без сомнения. Нет ничего, чего бы я не сделал ради своей семьи. Нет черты, которую я бы не переступил, если бы это означало спасение одного из моих братьев.

— Детка, могу я тебе перезвонить? Санто нужно кое с чем помочь. — Я не могу сказать Зои, в чем именно Санто нужна помощь; хотя я уверен, что она скоро узнает, что один из моих братьев в настоящее время находится за решеткой.

— Конечно. Извини, что побеспокоила тебя.

— Ты меня не побеспокоила. Я тебе перезвоню, — говорю я ей, а затем вешаю трубку.

— Детка? Ты все еще надеешься, что она вернется? — Говорит Санто.

— Она определенно вернется.

— Надолго ли? Ты сам это сказал. Мы прокляты, Марсель. Ни для кого из нас не будет счастливого конца, — ворчит Санто, поднося к губам вездесущую бутылку виски.

Я подхожу и выхватываю бутылку из его рук.

— Это дерьмо сейчас ни хрена не поможет. Наш брат сидит в гребаной камере. У нас есть дела поважнее.

— Марсель? Что случилось?

Я поворачиваюсь на пятках, и мое сердце замирает при виде выражения лица Дейзи. Девушки Гейба. В последнее время у этих двоих стало все очень серьезно — тем более что они больше не скрывают своих отношений. Это чертово проклятие. Гейб нашел свое счастье, а теперь происходит такое дерьмо.

— Все будет хорошо. Джио и Ксавьер вернут его домой раньше, чем ты успеешь оглянуться, милая, — говорю я ей. Я понятия не имею, правда это или нет. Но если маленькая ложь во спасение поможет стереть с ее лица это убитое горем выражение, то так тому и быть.