Темнота, чужие дыхание, касания к себе — слишком много впечатлений.

Мягкие губы быстро клюнули в шею сзади. И, уже обстоятельнее, легли около плеча. Прихватывая кожу зубами и тут же зализывая. Руки уже кольцом сжилась вокруг тела — где именно, Оля уже не могла бы сказать. Плотная грудь упёрлась в спину, и дыхание неиллюзорно перехватило — Юрка стиснул. И сразу ослабил хватку, оглаживая тело и дыша в затылок.

Оля ощутила всё свое тело разом. Тяжелым и ждущим. Ждущим ещё ласки. И мокрого твёрдого касания, скользнувшего между ягодиц.

Орган, кажущийся увеличенным нервными ощущениями разгорячённой кожи, проскользнул выше. Ягодицы мазнул волосяной покров паха. Ещё раз. Оля замерла.

Юркина ладонь успокаивающе прошла по бедру вниз, поднимая на коже мурашки. В паху очень сильно затянуло. Стало жарко и влажно. Очень захотелось свести бёдра поплотнее. Но не вышло — Юркин член скользнул уже между ними. Гораздо проще, чем между ягодицами — смазки больше. Оля инстинктивно поджалась, и это отозвалось глубоким ударом в промежности. Который продолжился ускоренным и сладким пульсом.

Сил стало меньше, и плечами Оля почти опустилась на подоконник. В носу сосредоточился лёгкий запах оконного пластика. А подмышки побежали мурашки. Юрка всё ещё накрывал её, норовя проскользить всем телом. Прильнуть. И от этого изнутри будто било током. И в животе — давно пульсировало.

Воздуха — слишком много. Не помещается в груди. Распирает. Так, что хочется стонать. И чего-то ещё. У Оли дрожат коленки. И скапливается вязкая слюна в уголках рта. Всё ещё хранящая привкус секрета.

Тяжёлая мокрая чёлка защекотала кончик носа. Нет сил смахнуть. Так что волосы продолжают тормошить нервы, усиливая импульсы по телу. Подводя его к исступлению.

Юрка — близко. Очень близко — его член уже между бёдер. И явственно касается волнительно припухших половых губ. Оля чувствует дрожь ствола и рефлекторно сжимает бёдрами. Дыхание перебивает, а в промежности резко ухает потяжелевшим пульсом. Как же…

Оля утыкается подбородком в плечо. Зажмуривается до такой степени, что на переносице становится больно.

Юркино дыхание какое-то другое. Густое, будто он стал огромным. И чуть свистящее. Обжигающее до мурашек спину. А его рука, будто издевательски затягивая, скользит по бугорку лобка. Нарочито медленно ощупывает мягкую дорожку. И погружается в чувствительную складку между губами, отчего Оля дёргается, словно её ударило током. Юркины движения разгоняют кровь и разжигают внутри, только усиливая поток вязкой влаги. Всё подводит.

— Юра… — получается выдохнуть у Оли. Она не видит, но слова ложатся испариной на стекло.

А Юрку будто пронимает. Руки уже крепко и совсем не нежно перехватывают бёдра, будто хотят окончательно их размять. Бёдра беспомощно упираются в чужие напряжённые ноги. И Юрка сглатывает стон.

Потом хватает Олю за плечо, управляя положением её тела. И, наконец, входит.

Член проскальзывает между издавшими звук губами, покорно пропустившим его. И его сразу обхватывает жаркое влагалище с ребристыми стенками. Оля всхлипывает, расплавляясь в ощущениях. На тело нападает слабость, и все ощущения закручиваются там — внизу.

Оле тяжело и непривычно дышать. Все ощущения сосредотачиваются в промежности. Отдаваясь по телу рваными волнами удовольствия.

Под Юркины движения подстроиться сложно — слишком они рваные и сбитые. Почти лишенные ритма. Приходится на них концентрироваться. По ощущениями немного похоже на завязанные глаза — от недостатка информации ощущения становятся острее. И собственное тело раскрывается.

Становится жарко. Непонятно — внешний это пожар или внутренний. И какая разница? Главное — что ему так легко поддаться. И раствориться в огне касаний и проникновений.

— Ю…ра… — шепчут губы сами по себе. И у того в ответ получается не то стон, не то выдох.

Движения становятся едиными. Сливаются. И не разобрать, где чьё. Оля толкается назад, подчиняясь ускорившимся импульсам. Тело — особенно почему-то в предплечьях — мурашит. Юркино тело сзади ощущается очень большим. И крепким. Между ног начинает жечь от трения. И бухает всё сильнее. И всё прицельнее. Пока ощущения от тела не перекрывают всех остальных. Пока в горле не встаёт ком, а уши не закладывает изнутри воздухом.

Всё становится неважным. Всё, кроме усиленных движений. Кроме руки на груди. Кроме того, как напрягаются каждый раз чужие бёдра. И внутри от этого будто что-то созревает. И вот-вот лопнет. Уже подрагивают коленки…

Холодный воздух проскакивает в горло. Оля чувствует тонус в животе — тот предопределяюще напрягается. И всё тело, будто покрываясь иголками, замирает.

Оргазм дёргает сначала снизу. Потом воронкой закручивает в груди. И — в голове. Расслабляя все ощущения разом. Секунда — и больше ничего не надо. Только дышать. Восстанавливая напрочь сбитый ритм зашедшегося сердца.

— Ну, кто тут теперь заложник? — шепчет ей на ухо низкий голос со скрытым оттенком насмешки. А Юркины руки уже вовсю облапливают её с обеих сторон.

Оля не сдерживает смешка, задевая лбом противное, холодное оконное стекло. И поскорее отстраняется — назад, в Юркины объятия.

— Удачно я, конечно, в поликлинику тогда сходила, — полушепотом отозвалась она, оборачиваясь через плечо назад и пытаясь нащупать взглядом хоть часть Юркиного лица.

А Юркин голос мгновенно меняется, и становится мягким и располагающим. Пробирающим до самых костей.

— И я удачно сходил, — в подтверждение Оля чувствует прикосновение торопливых губ к плечу.

Дышать очень легко. За окном — равномерная синева, разбавленная редким оконным светом. Да пустые и тёмные тротуары. И никто, никто в этом мире не знает, как же сейчас хорошо.

Оля изворачивается в ослабевших руках и сама обнимает Юрку — за шею, которая влажная. И верх спины тоже. Чувствует небывалое единение, и даже раздумывать не хочет, было ли такое раньше или не было. Оно просто есть. И плевать. Только найти Юркины губы и привычно впиться в них поцелуем. И ещё одним. Покрепче.

Юркины руки опять обхватывают её. Теперь уже — за спину. Как же хорошо, когда тебя так обхватывают… Можно расслабиться и даже чуть-чуть повиснуть на чужих плечах. Которые уже совсем и далеко не чужие.

— А-а!

Видимо, Оля всё-таки зря расслабилась — потому что земля, как в дурацкой присказке, ушла у неё из-под ног. Только в прямом смысле.

— Пусти! Уронишь!

Оставалось только вцепиться посильнее в единственную опору — в Юрку. Который, собственно, и устроил ей такой «аттракцион».

— Не уроню, — упрямо сообщил он, перехватывая Олю под попу, чтобы держать было удобнее. А от Оли не ускользнуло то, какое напряжение отозвалось в голосе парня.

— Ну… ладно, — Оле вдруг стало не страшно. — Тогда держи.

В конце концов, до пола не так уж и далеко. Но всё равно лучше перехватиться поудобнее. И «завалиться» на одну ягодицу так, чтобы и держать её можно было по-человечески — под бёдра. Его ведь никто не заставлял? Вот теперь пусть и мучается.

Но Юрка отчего-то не мучился. А приблизил в темноте своё лицо к Олиному и после секундной паузы мягко потянулся к губам. Потом, правда, всё-таки донёс до кровати.

— Мне на диван идти? — с нескрываемой насмешкой спросил он, усаживая Олю на одеяло.

— Я тебе уйду, — буркнула та, крепче обхватывая его за шею. И впиваясь ему в шею. И Юрка, неловко перебирая коленками, тоже залез на кровать. Напрочь сбивая ни в чём не повинное одеяло.

***

— У нас там лекторша странная такая, — Юрке всё не сиделось на месте, так что Оля свободной частью головы всё раздумывала, проломятся ли под ним и без того скрипящие ножки стула или, как обычно, выдержат. — Грозится, что родителей будет вызывать. Представляешь, в универе — и родителей!

Наверное, чем хлипче дерево, тем сложнее его сломать. Потому что стило Юрке нормально и ровно сесть над тарелкой с яичницей, они затихли и сделали вид, будто совсем и не скрипели.

— Ты сейчас на что-то намекаешь? — с подозрением сощурилась Оля. И машинально утопила оранжевые хлопья в молоке ложкой — они вкуснее, когда пропитаются и станут мягкими.