Оля моргнула и тряхнула головой. С какого перепуга она решила думать о его мышцах. Ёрзая, уселась поудобнее.

Скрип часов только нагнетал тишину. Настолько, что Оля уже не знала, куда деться. В собственном-то доме. А Юра продолжал безмятежно сидеть перед ней, и не думая что-то делать или вообще предпринимать. От этого Оля испытала мгновенное и жгучее желание его прогнать. Но тут Юра отмер.

— И вообще, тебя никто не просил меня похищать, — возвращаясь в этот мир и как ни в чём не бывало продолжая разговор, заявил он.

Оля чуть не поперхнулась.

— Я тебя не похищала! — выпалила она, возмущённая и готовая продолжить тирадой о том, что никто не просил этого хама являться в их драконье логово. Но и тут парень её опередил:

— Значит, я могу уйти? — с кристально чистыми и честными глазами вопросил он.

И Оля сразу представила гневного Кирилла, стоит ему только узнать, что Юра ушёл и Оля больше не знает, где он. И закусила губу, отводя взгляд в сторону.

Но Юра не стал закреплять триумфа. А вдруг упёрся в диванную обивку на кулаки так резко, что Оля едва успела отшатнуться к стенке. Как его лицо и глаза оказались очень близко. Кажется, даже дыхание её коснулось. Или просто сквозняк.

Юра больше ничего не говорил. Только смотрел каким-то очень хитровыделанным взглядом. И усмехался. Оля это видела, потому что её взгляд почему-то опустился к чужим губам. И уже в следующее мгновение не видела вообще ничего. Потому что в лицо бросило светлые волосы, а ощущение на губах не давало соврать — их целуют.

В сердце будто что-то взорвалось. То ли испуг, то ли восторг. И дышать стало трудно. Особенно когда чужие пальцы щекотнули по горлу и сграбастали молнию на рубашке.

Рука инстинктивно дёрнулась, чтобы не дать ей раскрыться. Но верхушки грудей уже почувствовали воздух свободы. И в паху очень быстро затеплело.

Уже не хотелось никуда уходить или кого-то выгонять. Лучше — опуститься на кажущуюся очень мягкой подушку и схватиться за чужие плечи. Потому что в животе — короткое движение полёта.

В паху уже бухает и очень тепло ощущается ткань смятых джинсов. И хочется сдавливать коленки. Чтобы в промежности начинало сокращаться.

А Юра уже устраивается сверху, перехватывая ей запястье и вжимая его в диванный угол. Его вес ощущается сверху, придавливая. И плотный бугорок утыкается в живот. Отчего между ног начинает постукивать молоточком.

Юра отрывается. Его лицо — как раз сверху. В тёмных глазах ничего не видно. Только слышно, как колышется грудная клетка, протаскивая в себя воздух. Он снова падает вниз и неловко стукается зубами об зубы. Но никто не обращает на это внимания, и столкновение само собой переходит в поцелуй. Который больше напоминает сражение. Кончающееся только тем, что исчезнет кислород.

Тело уже горит. И даже торопливое стягивание одежды не помогает. Не остужает. Наверное, потому что прикосновения горячих губ не дают никакого шанса. И перерыва. И тело становится жадным. И больше всего на свете желает получить другого. И гори оно всё огнём.

Юрка приподнялся сверху. Его треугольная фигура напрочь перекрыла вечерний свет из окна. На мир легли тени. Клянущиеся в удовольствии.

Оля задержала дыхание, когда горячая головка проскользнула в неё. Задев перед этим напряжённую кожу лобка и оставив мокрый след. Который очень облегчил проникновение. Обволакивая Олю горячим, плавным проникновением.

Юра опустился ниже и начал двигаться. Сначала медленно и аккуратно, потом всё сильнее. И глубже. Кажется даже резче.

Он будто знал, когда нужно сделать паузу, а когда, наоборот, ускориться. Так, что оставалось только расслабиться и подчиняться телесным движениям. И своим, и его.

Это. Было. Очень. Хорошо.

Глаза прикрывались сами, а дышать было нечем. Приходилось стонать. И машинально хвататься за крепкий торс оглаживающими движениями. Потому что он — единственная опора в этом мире. Которой можно только подчиняться. И чувствовать каждое глубокое движение. Замирая…

Оля не сразу поняла, что с ней. Просто такого резкого и глубокого оргазма у неё ещё не было. Тот, который уносит ураганом всё тело и словно что-то меняет в голове. Заставляя дышать по-новому обновлёнными лёгкими и новым воздухом. И будто расширяя пространство и время.

Юрка бухнулся рядом, смачно помяв диванную спинку и, кажется, неудобно выгнув ногу. Судя по пустому взгляду, его это не волновало и мыслей вообще не было.

Оля через жар, наконец, начала ощущать телом прохладу.

Вот уж никогда с ней такого не было. Чтобы только встретились — и сразу секс. Но всё бывает в первый раз.

— Всё равно… — Оле пришлось перевести дыхание, чтобы договорить, — ничего не скажешь?

— Не… скажу… Пока…

— Ну и чёрт с тобой, — Оля прикрыла глаза.

— Дракон, — поправили её.

Оля хмыкнула.

***

Переливая маслянистые жидкости пробирки в мензурку, Виталя ощущал себя магом. И чародеем. Или почти что Богом. Потому что как может иначе ощущать себя человек, владеющий миром и буквально разбирающим его на атомы?

Жидкость его слушалась. Текла узкой струйкой, едва-едва скользящей по стеклу. Или, наоборот, почти ревела грозным потоком, мечтая смести всё на своём пути.

Если поднимался дым, то он всегда ложился послушным маревом и никогда не пачкал очков — ни специальных, ни обычных. И без сожалений растворялся в воздухе, оставляя после себя лишь память.

Осадок же всегда ложился ровным, тонким слоем, словно стараясь продемонстрировать Витале все малые тайны, скрытые внутри себя. Или внутри Витали.

Виталя определённо был колдуном. Из тех, кто превращал магию в алхимию. А алхимия им за это покорялась. Единственным и не всегда до конца.

Поэтому сегодня, исследуя Олин образец, он как обычно вошёл в раж. Со страстью ожидая любого решения исследуемого реагента. И всё же, когда получил настоящий ответ…

Костюм, призванный дополнительно обезопасить его, сидел на Витале как плотно — за техникой безопасности он следил всегда. Знал: она пишется кровью. Но когда на том самом реагенте проступил подтверждающий след… Он запоздало пожалел, что не использовал спец-маску для защиты с маркировкой «4». Нет, «3» — самая мощная и считается даже излишней защитой в экспериментах. А «четвёрка» же предназначена ещё и от защиты от радиации.

Наверное, Виталий сейчас бы комфортнее ощущал себя при контакте с радиацией — та хотя бы предсказуема и изучена. А вот на что способна эта белёсая хрень…

***

Оля смотрела в потолок. Потолок смотрел на Олю. И ему было всё равно. А Оле нет.

Тёплая ночь дымом заполнила комнату, принося в неё обманчивую тишину. Только в Олиных мыслях тишины не было. Обрывочные образы и поему-то дурацкие мотивы песенок периодически толкались в голове. Рождая неспокойную мысле-картину. Подогреваемую скрипом пружин в соседней комнате.

На кой-чёрт она всё это затеяла? В пробирке наверняка никакая не драконья оспа. И этот парень наверняка ничего не знает. А теперь с этим парнем она зачем-то переспала и кто знает, что с этим делать?

С тяжёлым вздохом Оля повернулась на бок и сама не заметила, как замерла в позе калачика. Которую всю свою сознательную жизнь считала жутко неудобной и до крайности жаркой. И так и нее поняла, смогла ли она забыться тревожным сном, или просто всю ночь пролежала на ставшей очень-очень жёсткой кровати.

***

Кирилла словно расцарапали в каком-то месте — таким раздражённым стал его взгляд. Который Виталя выдержал без нареканий. Потому что он-то тут причём? Он всего лишь принёс весть. И был достаточно культурным, чтобы знать: гонцу, принёсшему недобрую весть, принято отрубать голову. Так что ему с какого-то взгляда Кирилла?

Они все снова сидели в подвале многоэтажки, который совсем не подходил для важных встреч. Поэтому, наверное, им казалось, что Виталя ничего важного им не сообщит. И потом все просто разойдутся по своим делам. И жизням. Но Виталя, словно выступая на мировом симпозиуме, объявил: в предоставленном образце действительно — драконья оспа.