Так что я был эгоистичным ублюдком и продолжал держать её за руку всю обратную дорогу до машины, говоря себе, что это всё ради Беллы и Эви. Элли не отдернула руку, но в машине она так крепко сжала ладони, что побелели костяшки пальцев.

Теперь мы все вместе заходим в лифт, и Белла нажимает кнопку седьмого этажа.

— Эй, я живу на том же этаже, — говорит Эви. — Я даже не знала. А как насчет вас, ребята?

— Я на восьмом, — говорит Элли хриплым голосом.

Я протягиваю руку мимо неё, чтобы нажать на кнопку её и своего этажа, и она закрывает глаза, как будто едва может выносить моё присутствие.

Чёрт.

Я должен был знать, что это, чёрт возьми, произойдет. Я хочу извиниться перед ней, но не могу сделать это сейчас, перед другими. И я не знаю, за что извиняться — я сделал, как она просила, и даже попросил у неё разрешения поцеловать её, тогда она поцеловала меня.

Мой разум в полном беспорядке, и я знаю, что что — то должно измениться. Я не могу вот так сосредоточиться, не тогда, когда все мои мысли крутятся вокруг неё. Мне следовало бы подумать о стратегии Уэста, и я решил победить команды “Vogel” и “Montgomery”, а не тосковать по своей фальшивой девушке.

Лифт останавливается на первом этаже, и внутрь набивается ещё больше людей, заставляя нас теснее прижиматься друг к другу. Элли прижимается ко мне сбоку, и я тихо ругаюсь, затем изо всех сил стараюсь не прикасаться к ней, но внезапно она хватает меня за руку и впивается ногтями в мягкую внутреннюю сторону моей ладони.

Я резко замираю на месте и смотрю на неё сверху вниз. Она смотрит прямо на дверь, губы сжаты, выражение лица каменное. Мы поднимаемся на седьмой этаж, и Эви с Беллой прощаются. Элли отвечает почти нормальным голосом, лишь слегка надтреснутым. Другие постояльцы отеля суетятся вокруг нас, и вот мы на восьмом этаже, и Элли вытаскивает меня из лифта, её рука железной хваткой сжимает моё запястье.

— Элли, — тихо говорю я, спеша за ней по коридору. — Эй, подожди.

Но она идет вперед, как женщина на задании, и останавливается только перед своей дверью. Она проводит своей гостиничной карточкой по считывающему устройству, толкает дверь и, наконец, отпускает меня.

— Нам нужно поговорить, — говорит она. — Ты зайдешь?

Она чертовски пугает меня. Что, если она уйдет? Мало того, что план, придуманный Беллой, полетит к чертям, но и мне нужно…

Чёрт. Она нужна мне.

Поэтому я стискиваю зубы и прохожу мимо неё в темную комнату. Я сделаю всё, что в моих силах, но я должен быть уверен, что она останется. Она следует за мной внутрь, закрывает дверь и защелкивает замок. Загорается свет, освещая её номер, отличающийся от того, что был в Дубае, но заполненный теми же вещами. Аромат её духов витает в воздухе, туалетные принадлежности разбросаны по столешнице в ванной, как будто она уходила в спешке, а кровать завалена платьями. Примеряла ли она их одно за другим, чтобы выбрать, какое из них ей надеть на наше свидание?

— Ты не имел права, — огрызается она у меня за спиной.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Что?

Она со стуком бросает свою сумку на пол и бросает ключ — карту на стол.

— Тебе не следовало так целовать меня.

От её слов моё сердце забилось быстрее. Я спортсмен и бегун, и моё сердцебиение не учащается ни при чем, кроме гонок, но сейчас оно сбивается, отчего у меня кружится голова.

— Как именно ‘так’ целовать? — спрашиваю я, подходя к ней ближе.

Элли упирает руки в бока, её красивое лицо покраснело от гнева.

— Как будто тебе не всё равно. Как будто… как будто это реально.

Мои ладони покалывает от желания прикоснуться к ней.

— Ты сказала мне, чтобы всё выглядело по — настоящему. Что я сделал не так?

К моему ужасу, её нижняя губа дрожит.

— Я не знаю.

Теперь я рядом с ней, и она смотрит на меня снизу вверх, её карие глаза полны непролитых слез.

— Тогда как мне тебя целовать? — бормочу я. — Как мне сделать так, чтобы это казалось реальным, не причинив тебе боли, Элли? — я обхватываю её щеки руками и смахиваю льющиеся слёзы. — Я не хочу причинять тебе боль.

— Я не знаю, — повторяет она, затем сжимает мои руки, её пальцы впиваются в мои бицепсы. — Я больше ничего не знаю.

Я прижимаюсь губами к её губам, и она всхлипывает, затем раскрывается для меня, её язык скользит по моему. На вкус она как то нелепое мороженое, которое она ела, смешанное с горько — соленым привкусом её слез, и я так сильно ненавижу это, ненавижу, что довел её до слез. Поэтому я подталкиваю её к стене, желая сделать ей приятное, заставить забыть, что она плачет из — за меня.

— Оливер, — она обнимает меня за шею и приподнимает свои бедра, чтобы коснуться моих.

Я опускаю руку к её заднице, удерживая её, хотя знаю, что не должен, и она ахает, её сладкие сиськи прижимаются к моей груди. Она крепко целует меня, и в голове у меня становится пусто — мой член пульсирует от потребности погрузиться в неё, испытать всё, о чём я думал с того момента, как увидел её.

Нам с самого начала было суждено потерпеть неудачу, теперь я это знаю. Мы никогда не смогли бы остаться коллегами, потому что она идеальна для меня, олицетворение каждой гребаной эротической мечты, которая у меня когда — либо была.

Элли прижимается бедрами к моему ноющему члену, ища трения. Я попаду в ад, но не могу сопротивляться её зову сирены. Мне нужно доставить ей удовольствие, и если это всё испортит, так тому и быть.

Протягивая руку под подол её платья, я, наконец, касаюсь её теплой кожи. Она издает низкий горловой звук, от которого я чуть не кончаю в штаны, но сдерживаюсь, потому что хочу сначала увидеть, как она развалится на части. Я задираю её платье и убираю с дороги, затем оттягиваю в сторону её трусики и просовываю пальцы ей между ног.

Я стону ей в рот, затем закрываю глаза и прислоняюсь своим лбом к её лбу.

— О, чёрт, — выдыхаю я. — Мне нравится, что ты мокрая для меня.

Её киска скользкая, её жар вызывает привыкание. Я провожу кончиками пальцев по её клитору, отыскивая нужное местечко. Она дергается в моих руках, её тело напрягается, и я знаю, что нахожусь в нужном месте.

— Оливер, — выдыхает она, её хватка на мне становится крепче. — Не останавливайся!

— Не буду, — обещаю я ей. — С тобой так хорошо, детка.

Я целую её в шею, затем слегка прикусываю плечо, и она вздрагивает, её дыхание учащается. Она дергает меня за волосы, чтобы заставить поднять голову, затем подставляет мне губы, требуя новых поцелуев. Я улыбаюсь, наслаждаясь тем, как она умеет командовать. Затем она втягивает мою нижнюю губу в свой рот, и моей единственной целью в жизни становится заставить ее кончить, прежде чем я кончу в штаны.

Её вздохи переходят в тихие всхлипы, тихие жалобные звуки, которые я хочу записать, чтобы слушать их на повторе. Она поднимается на цыпочки, ища большего контакта, но я заставляю её замедлиться и раздвигаю ноги, чтобы просунуть два пальца в её сжимающуюся киску. Она вскрикивает от неожиданности. Я толкаю пальцы вперед, ища её точку G, и она направляет меня, покачивая бедрами. Я хочу узнать о ней всё, открыть для себя каждую частичку её тела, но прямо сейчас мне нужно заставить её кончить. Поэтому я сильно надавливаю на её клитор большим пальцем и одновременно толкаю свои пальцы внутрь неё.

Элли кончает, выкрикивая моё имя. Я ловлю звук губами, глубоко целую её, и она безудержно прижимается своим языком к моему. Затем я поднимаю голову, потому что хочу посмотреть, как она распадается на части для меня, — и я сразу понимаю, что это ошибка, потому что этот образ навсегда запечатлеется в моей памяти. Её лицо раскраснелось, темные волосы растрепались, и она никогда не была так красива.

— Чёрт возьми, Элли, — я снова завладеваю её губами, не в силах остановиться. — Видишь, всё это не фальшь.

В тот момент, когда слова слетают с моих губ, я понимаю, что это было неправильно сказано. Элли замирает у стены, её пальцы подергиваются там, где она всё ещё сжимает мои плечи. Я медленно убираю от неё руку, и резинка её трусиков встает на место.