Тебе уже не двадцать пять. Мы должны извлечь из этого максимум пользы, пока можем.

Это то, что он сказал мне в конце прошлого сезона. Я сказал ему, что меня не волнует мой общественный имидж, пока я могу продолжать участвовать в гонках. Я был в восторге от очередной победы в чемпионате, чувствовал себя на вершине мира, и его слова задели меня.

Но во время зимних каникул, когда появлялось всё больше и больше статей о моих предполагаемых похождениях, вплоть до того, что полиция заявилась в мою квартиру в Пало — Альто, чтобы проверить сообщение об инциденте с домашним насилием, я понял, что он был прав. В свои тридцать два года я пятый по возрасту гонщик в команде.

Так что мне нужна эта спонсорская поддержка, и мне нужно быть уверенным, что у меня будет нормальная жизнь после того, как этот спорт выбросит меня через несколько лет. Мне уже требуется больше времени на восстановление, мне нужно больше сеансов массажа с Дианой и тщательное наблюдение Этьена.

— Отлично, свяжись с ними и посмотри, что они нам предложат, — говорю я Лиаму. — Только никаких полуголых снимков.

В прошлый раз, когда я появился в качестве модели для линии нижнего белья Pashion, мои социальные сети взорвались, и Белла и её подчиненные чуть не убили меня из — за количества домогательств, предложений руки и сердца и фотографий члена, которые мы получали от фанатов на всех моих аккаунтах.

Лиам вздыхает.

— Я понимаю, но это может стоить нам рекламы духов. Им нужна кожа, дружище.

Я не указываю на то, что это не ему приходится раздеваться перед камерой. Вместо этого мы просматриваем отчет о выносливости шин, который техники прислали сегодня утром. Цифры сухие и скучные, но, по крайней мере, эта часть моей работы не требует, чтобы я демонстрировал свой пресс или кривлялся на камеру.

К тому времени, как Лиам собирается уходить, между нами как будто ничего странного не произошло, но у меня в животе остается тяжесть от осознания того, как он отзывался об Элли. Мне приходит в голову неприятная мысль — что я сильнее реагирую на его слова из — за того, кем Элли является для меня. И что я должна был так возмущаться каждый раз, когда он называл одну из женщин, работающих на трассе, горячей, намекая, что они здесь только для того, чтобы внести разнообразие в спорт, который слишком долго обвиняли в том, что его контролируют мужчины.

Я знаю, что это неправда, и каждый раз поправлял его. Треть наших инженеров — женщины, и примерно половина IТ — команды, не говоря уже об отделе Беллы — все должности необходимы для управления этим чертовым цирком.

— Эй, — говорю я, смотря на него, когда он встает. — Послушай, тебе нужно быть осторожнее.

Он хмуро смотрит на меня.

— Что?

— Когда ты подошел, ты спросил, с кем спит Хёрст, — я стараюсь говорить как можно нейтральнее. — Ты не видел, как это побеспокоило Этьена?

Лиам усмехается.

— Этот парень затаил на меня злобу с того момента, как присоединился к твоей команде.

— Меня это тоже побеспокоило, — огрызаюсь я. — Мы уже говорили об этом. Мы не должны быть такими…

Я останавливаю себя, но ущерб уже нанесен.

— Не надо, — говорит он низким голосом. — Мой отец был отличным гонщиком.

Был, пока он не въехал на своей машине в светофор, выехав пьяным с ипподрома, где он проводил большую часть времени после того, как Лиам перестал участвовать в гонках и посвятил себя работе в моей команде. Это было почти десять лет назад, а Лиам до сих пор не оправился от этого.

Я провожу рукой по лицу.

— Прости, я не это имел в виду. Мой отец тоже был хорошим гонщиком, но это не значит, что он был хорошим человеком.

В отличие от отца Лиама, который выиграл несколько чемпионатов в младших категориях, а затем ушел, чтобы сосредоточить всю свою энергию на начинающейся карьере сына, мой отец всё — таки добрался до трассы Формулы–1 — и я смог увидеть, как он гоняется. Я также видел, как он бил мою маму после тяжелого поражения и как кричал на меня всякий раз, когда я проигрывал в картинге.

Лиам всё это знает. Его отец, возможно, был менее жестоким, чем мой, но я до сих пор помню синяк под глазом, который он поставил своему сыну в тот день, когда Лиам сказал ему, что бросает гонки после слишком частых столкновений со смертью на трассе.

Но мой кузен разозлился.

— Твой отец всегда знал, что важно, как и мой. Победа — это всё, и я здесь, чтобы помочь тебе в этом. Если тебе не нравится, как я это делаю, найди кого — нибудь другого.

Он выходит из кафетерия, и только тогда до меня доходит, что этот разговор был слишком публичным. К счастью, большая часть команды давно закончила обедать, но один из сотрудников кафетерия уставился на меня, слегка приоткрыв рот и прижав руку к груди, как будто ему от этого было не по себе.

— Чёрт.

Мне тоже стало не по себе. Мне хочется спрятать лицо в ладонях и застонать, но вместо этого я расправляю плечи, несу тарелку обратно к стойке и коротко киваю сотруднику. Он избегает встречаться со мной взглядом, и я не виню его за это. Я просто надеюсь, что он не станет сплетничать об этом, говоря, что в команде “Titan” раздоры, потому что эта пикантная новость на самом деле окажется правдой, в отличие от того дерьма, которое обо мне пишут СМИ.

Затем я отправляю сообщение Этьену, прося его встретиться со мной в большом спортзале, общем для всех команд, вместо нашего частного, где пространство ограничено. Мне нужно сжечь эту неугомонную энергию, и на этот раз пробежка на беговой дорожке не поможет.

ГЛАВА 12

Элли

— Боже мой, что с тобой случилось?

Я спешу к Оливеру, который ждет меня в холле отеля. Одна сторона его лица в синяках, темно — красных, которые к завтрашнему дню наверняка приобретут приятный сливовый оттенок.

— На тебя напали? — я протягиваю руку, чтобы слегка коснуться его щеки. — Кто это с тобой сделал?

Откуда — то из — за спины отвечает низкий голос.

— Он сам сделал это с собой, — мимо нас проходит Этьен со спортивной сумкой на плече. — Теперь он под твоим присмотром. Проследи, чтобы он не спал до конца дня, и немедленно свяжись со мной, если у него закружится голова.

— Мудак, — бормочет Оливер, но без особой злости.

— Что? — я смотрю на тренера, меня охватывает беспокойство. — У него сотрясение мозга? Ему следует лечь?

Этьен качает головой.

— Нет, я не так сильно его ударил. Нам просто нужно быть осторожными с его драгоценным лицом, поскольку самому ему на него наплевать. В пятницу он должен быть в отличной форме.

Он направляется к лифтам, а я остаюсь смотреть на Оливера с нехарактерно мрачным выражением лица. До меня доходит, что Этьен — первый человек, который знает, что мы проводим время вместе, наедине, и он даже глазом не моргнул — он лишь поручил мне заботу о Оливере.

— Ты… — я замолкаю, гадая, что, черт возьми, происходит. — Ты хочешь отложить это? Я имею в виду, нам не обязательно куда — то идти сегодня.

Он качает головой.

— Пошли. Машина ждет снаружи.

Широкими шагами он снова выходит за дверь, направляясь к машине, точно такой же, как та, на которой Белла забрала меня, но на этом сходство заканчивается. Эта машина изящна и заниженная, её глянцевый черный корпус поблескивает в лучах послеполуденного солнца. Я опускаюсь на гладкую кожу переднего сиденья и сдерживаю вздох.

Я могла бы к этому привыкнуть.

Это определенно лучший способ путешествовать, чем обычное такси. Оливер, кажется, даже не замечает этого. Должно быть, для него это совершенно нормально — модные отели, быстрые машины и внимание, которое сопутствует всему этому.

— Ты в состоянии вести машину? — спрашиваю я, думая о его возможном сотрясении мозга.

Раздраженный взгляд, который он бросает на меня, заставляет меня опустить голову и спрятать улыбку. Конечно, он не хочет, чтобы я садилась за руль. Он гонщик Формулы–1. У него, вероятно, отобрали бы карточку “Titan”, если бы он позволил мне это.