Его бровь слегка приподнялась, и он снова повернулся лицом к картине. Это была большая картина, занимавшая треть стены, выполненная в стиле неоклассицизма и изображавшая женщину, откинувшуюся на шезлонге и читающую книгу в кожаном переплете.

— Восхищаюсь? — повторил он. Его лицо было интересным, нос слегка изогнут, как будто его сломали и он неправильно зажил, но его рот… черт возьми, эти губы. — Не думаю, что я бы сказал, что восхищаюсь. Я вообще-то удивляюсь, как это вообще было выбрано для показа в университете Боулза. Это ужасно.

Мои губы разошлись в шоке, в то время как мой разум быстро определил, что акцент британский.

— Это ужасно? — Я посмотрела на наградные таблички, установленные рядом с золотой рамой. Почему-то это слово казалось гораздо более оскорбительным в его акценте. — С уважением, сэр, вы что, блядь, слепой? Это изысканно, и, очевидно, не я одна так думаю. — Я указала на награды, потому что, возможно, он был слабовидящим, а я просто грубила без причины.

Он просто пожал одним из своих массивных плеч.

— На этих панелях не учитывается вкус. Эта картина — явная насмешка над классическим искусством с огромным количеством скрытых элементов, призванных проявить неуважение к зрителю и к тем бедным глупцам, которые присудили эти награды.

Мои губы подергивались от удовольствия, но также и от возмущения. Да, изображение имело несколько очень тонких зон неповиновения, но от этого оно было только более впечатляющим. На мой взгляд.

Я цокнула языком, засовывая телефон обратно в сумку и одаривая грубияна чопорным взглядом.

— Вы заблуждаетесь. И вам самому сильно не хватает вкуса, сэр.

Он, нахрен, закатил на меня глаза. Какого черта? Этому человеку должно было быть под сорок, а он закатывал глаза, как ребенок. Это подстегнуло мой пыл.

— Нет, я считаю, что это не так. Женщина на этой картинке читает эротику, для начала. — Он указал на открытую книгу, где слова "капающая пизда" были написаны так мелко и тускло, что почти требовалось увеличительное стекло, чтобы их разобрать. — То, как она держит книгу, отталкивает зрителя, ее платье настолько прозрачно в области груди, что можно увидеть очертания соска, когда свет падает на неё сбоку, и, ради Бога, из-под платья выглядывает вибратор. Он указал на довольно современную деталь у основания картины, и я сдержала ухмылку.

— Значит, у вас проблемы с картиной, ориентированной на женщин и наделяющей их сексуальными возможностями? — Я ответила, сморщив нос. — Какое женоненавистничество с вашей стороны. Теперь не удивительно, что у вас нет художественного вкуса.

Он бросил на меня острый взгляд, затем пару раз перевел глаза с картины на меня. У женщины на картине были черные волосы цвета ворона, ниспадающие каскадом на подлокотник шезлонга, и губы цвета бутона розы, которые он явно где-то видел. Вот оно. Только что дошло, да?

— А, понятно. Вы муза художника? — Он сказал это так, как будто называл меня какой — то плохой.

Я поправила сумку повыше на плече и поправила очки.

— Вообще-то нет. — Я повернулась к нему лицом, откинув голову назад, чтобы встретиться с его глазами. — Художник.

Его глаза ненадолго расширились, затем он поморщился.

— Черт.

Моя улыбка была хрупкой.

— Могу я помочь вам найти кого-нибудь? Кажется, вы потерялись.

Он провел рукой по своей военной стрижке, имея изящество выглядеть смущенным.

— Вообще-то, да. Я ищу ассистента доктора Бейли, Тристиана Айвза. Мне сказали, что в восемь тридцать он будет вести лекцию для студентов по "Исследованию искусства эпохи Возрождения и современности".

Раздражение пробежало по мне.

— Да, это он. Просто идите по коридору в ту сторону, первый раз поверните налево, идите по коридору до конца, затем зайдите в дверь справа от большой бронзовой статуи. — Я указала ему направление подальше от класса, о котором шла речь.

Его улыбка была холодной.

— Спасибо. И, э-э, мои извинения. — Он жестом указал на картину. — Но это все равно ужасно.

Он ушел прежде, чем я успела огрызнуться, но это уже не имело значения. Теперь я действительно опаздывала. Развернувшись на пятках, я поспешила в лекционный зал, где около ста пятидесяти первокурсников болтали и общались.

— Извините, я опоздала! - сказала я, проецируя свой голос, как я научилась это делать за десять лет занятий в театральном кружке. — Но я уже здесь, так что, пожалуйста, займите свои места и успокойтесь.

Этот класс был в целом неплохим, с учениками, которые действительно были заинтересованы в учебе. Одна из девочек в первом ряду подняла руку и спросила о здоровье доктора Бейли.

Несколько мгновений я потратил на то, чтобы объяснить, что мне известно о его состоянии. Несколько недель назад он попал в больницу с, казалось бы, незначительным инсультом. С тех пор его состояние ухудшилось, поэтому никто не знал, придет ли он в себя.

К счастью для меня, я помогала ему составлять планы уроков в начале учебного года, поэтому я была хорошо осведомлена обо всем, что он планировал преподавать. Если повезет, он поправится и вскоре вернется к занятиям. Моя задача заключалась в том, чтобы его ученики не провалили курс за это время.

Дверь в класс со скрипом открылась, когда я возвращалась на трибуну, чтобы просмотреть свои записи и начать лекцию. Оглянувшись, я обнаружила, что мой грубый друг из коридора понял, что я направила его в чулан уборщицы, и, должно быть, получил указания от кого-то другого.

— Хорошо, я прошу прощения за задержку сегодня, — обратилась я к классу. — Большинство из вас уже знают меня, но для тех, кто не знает…, - я бросила холодный взгляд на мистера военного, — меня зовут Тристиан Айвз, и я помощница доктора Бейли. Вы все можете звать меня Трис. Давайте начнем.

Остаток урока я игнорировала огромного мужчину, устроившегося на одном из узких сидений в заднем ряду, но это было нелегко. У него не было с собой ни ноутбука, ни блокнота. Казалось, он просто доволен тем, что сидит и слушает, его пальцы переплетены на рабочем столе, как будто он берет у меня интервью для чего-то.

Это было, мягко говоря, обескураживающе. В сочетании с похмельем мой энтузиазм несколько поутих. Но все же я выдержала лекцию и вздохнула с облегчением, когда трехчасовой семинар закончился и я отпустила своих студентов.

— Мне кажется, мы плохо начали, — предположил крупный мужчина, подходя к моей кафедре с засунутыми в карманы руками.

Я вскинула бровь, убирая свой ноутбук.

— О, вы так думаете?

Его улыбка была натянутой, как будто он сдерживал желание стать засранцем. Опять.

— Трис, да? Я Джон. — Он протянул одну из своих огромных рук, чтобы я пожала ее, и я посмотрела на него с подозрением. Затем, поскольку это становилось все более неловким, я протянула свою собственную руку.

— Джон, — повторила я, позволив ему коротко пожать мою руку, прежде чем отстраниться. — Могу я спросить, почему ты искал мой класс, Джон? Я полагаю, ты пришел сюда не только для того, чтобы разгромить мою отмеченную наградами картину. Может быть, ты хочешь покритиковать и мое преподавание? О, подожди, я забыла ту часть, где ты предположил, что я тоже мужчина. Боже упаси женщине занять должность помощника преподавателя в таком элитном университете, как Боулз. — Я издевательски вздохнула, прижав руку к груди, как будто скандалила.

Да, я была колючей, когда у меня было похмелье. Ладно, хорошо. Все время.

Он наклонил голову в сторону, его взгляд был проницательным.

— Тристиан — обычно мужское имя, а у тебя нет абсолютно никакого присутствия в сети, так что можешь ли ты винить меня за то, что я сделал предположение?

— Ты знаешь, что говорят о предположениях, Джон, — ответила я, накидывая ремень сумки через голову и освобождая длинные волосы взмахом руки. У меня не было времени стоять и болтать с плохо воспитанным мужчиной, каким бы сексуальным он ни был. — Ты искал меня в Интернете? Жуть. Мне что, прямо сейчас вызывать охрану кампуса?