Только для 18+. Пожалуйста, читайте с осторожностью, эта книга может содержать триггеры.

Серия «Желания темной империи» погружает в мир, где власть абсолютна, а контроль — это все. В этой сфере миллиардеры-собственники требуют того, чего они желают больше всего, не силой, но с разрушительным очарованием, которому невозможно сопротивляться. Любовь в этих сказках столь же темна, сколь и страстна, и сковывает сердца золотыми цепями искушения. В каждом романе исследуется тонкая грань между доминированием и преданностью, где любое соблазнение может привести либо к завоеванию сердца, либо к его капитуляции.

ДЖОЗЕФИН

Громогласные удары моего восьмилетнего сына Джета, спрыгивающего с последних ступенек, привлекают мое внимание, когда он приземляется, словно супергерой. Утром мы уже отстаем от графика и должны успеть выехать из дома до того, как на дорогах начнется час пик. По крайней мере, его ботинки одинаковые, шнурки завязаны, а одежда в основном выглядит презентабельно.

— Замри. — Я окликаю его с порога кухни. Мой взгляд останавливается на его кудрявых блондинистых волосах, которые свисают до подбородка. Идеально распущенные локоны, шелковистые и чистые. Мой взгляд перемещается с его лица на морозные голубые глаза над его довольной улыбкой с одним отсутствующим зубом. И тут я замечаю их… Точнее, чувствую их запах.

— Что бы это ни было, выбрось это — говорю я ему, сморщив нос от отвращения.

— Но дядя Колин разрешил мне надеть его счастливые носки. У меня сегодня физкультура, мам. Большой Микки — главный тренер. А я его широкий ресивер, как дядя Колин. Его носки делают меня быстрее. Ты бы видела, как я играл на прошлой неделе. 14 передач, 22 ярда и 3 тачдауна. Я не буду носить их весь день, только на игру после школы. Пожалуйста, — умоляет он, одаривая великолепным взглядом каролинской синевы.

Я еще раз вдыхаю дурно пахнущий запах одежды и качаю головой.

— Ты должен сложить эти вещи в контейнер для опасных веществ. Почему ты их не постирал?

Джет вытаскивает из кармана одинокую пару носков-трубочек, которые должны быть белыми, но они скорее желтые. Быстро пробежав на кухню, он заскакивает в прачечную и останавливается передо мной. На его персиковом лице появляется улыбка триумфа, когда он протягивает мне пару в пакете Ziplock, небрежно завернутую в листы со смягчителем ткани.

— Теперь понюхай, — приказывает он. Я корчу рожицу и осторожно подношу нос.

— Это уже не так отвратительно, и по крайней мере, ты не вырубишь весь свой четвертый класс, а я не упаду в обморок по дороге в школу. У тебя собрано все остальное? — Спрашиваю я, прекрасно понимая, что у меня не хватит сил переспорить его или справиться с его эмоциями, если я выброшу носки в мусорное ведро.

— Да, я готов. — Он вбегает в дверь со своими подпрыгивающими кудрями, как в рекламе шампуня.

Если бы только я могла сделать свои волосы такими же здоровыми и живыми. Нет, мои брюнетистые локоны, спутываются и путаются от одной капли влаги. Поэтому, конечно же, я смачиваю волосы водой и средством для укладки, чтобы собрать их в презентабельный пучок на день. Убедившись, что выгляжу как приличный человек, я хватаю сумку и ключи и выбегаю из дома вслед за Джетом.

Поездка от дома до школы Джета обычно полна вопросов или рассказов о том, что кафетерий планирует подать на обед. Однако этим утром все идет не по плану, когда на экране моего телефона высвечивается знакомый номер. Если я не отвечу, сохраняя рассудок, человек, стоящий за номером, обеспечит мне несчастную жизнь до конца дня.

— Доброе утро, Дюк, — щебечу я, отвечая на звонок через систему автомобиля. — Ты на громкой связи.

— Меня это не волнует. Мне нужно поменять расстановку, — пробурчал Дюк. В его голосе чувствуется раздражение.

— Ты уже дважды менял график посещений. Я не знаю, что еще ты от меня хочешь, Дюк. Каждые выходные — это тот график, который ты выбрал…

Дюк прерывает меня.

— Послушай меня, маленькая дрянь.

Я бросаю взгляд на Джета, у которого в ушах наушники, и надеюсь, что он не слышит, как его отец разговаривает со мной.

— Ты втянула меня в это дерьмо после того, как соврала мне. Тебе повезло, что я так долго пытался с тобой договариваться — кричит он на всю машину.

Я делаю глубокий вдох, размышляя, как мне его успокоить, чтобы снять напряжение, пока я не доставлю Джета в школу и не выйду из машины.

— Дюк, я никогда не лгала. Я просто забеременела, и мне было 15.

— Ты нарушила правила. Ты не должна была беременеть. И, черт возьми, ты не должна была сохранять это чертово дерьмо. Знаешь, что? Забудь о договоренностях. Не знаю, почему я думал, что ты хоть раз будешь разумной, мать твою, бабой. Я пытался поступать правильно. У меня есть перспектива работать тренером в UFL, и никто из вас не собирается стоять у меня на пути. Я хочу отказаться от своих прав.

Мое сердце замирает, когда я смотрю на Джета, который, похоже, все еще слушает свой телефон через наушники.

— Дюк, я сейчас в машине и не могу говорить об этом. Пожалуйста, дай мне двадцать минут, чтобы отвезти Джета в школу, и я сразу же перезвоню тебе. — У меня щиплет в носу от слез, наворачивающихся на глаза. Почему мне хочется плакать? Это просто счастье, что он захотел уйти из жизни Джета, из моей жизни, и наконец-то перестанет быть человеком, которого называют отцом.

— Нет. Я готов дать тебе пятнадцать тысяч, чтобы ты покончила со всем этим дерьмом. Я уже подготовил бумаги. Мы можем встретиться в суде по семейным делам завтра утром, потому что с меня хватит. Я не должен быть отцом ребенка, которого никогда не хотел, с женщиной, которая не умеет слушать.

Джет нахмурился. Его оскаленные зубы и стиснутая челюсть притягивают мой взгляд, показывая, что он не игнорирует разговор. Ярость, нарастающая внутри него, наполняет салон машины таким напряжением, что я не удивлюсь, если стекла разлетятся вдребезги. Мне следовало бы подождать с ответом на звонок, но я не знала, что разговор пойдет именно так.

Резкий голос Джета кричит в радио:

— Ну, этот ребенок никогда не хотел иметь такого отца, как ты.

Джет тянется к рулю и нажимает на кнопку, чтобы завершить разговор, а затем складывает руки на груди.

— Он полное дерьмо, — хмыкает Джет. Его покрасневшее лицо отворачивается от меня, не желая, чтобы я видела, как в его глазах наворачиваются слезы.

— Язык, — говорю я ему, хотя ситуация требует много слов из четырех букв. Он мотает головой в мою сторону, и я вздыхаю: наказывать его за язык — лишнее. — Ты прав. Он — дерьмо, но тебе всего восемь, и ты не должен употреблять такие слова.

Он вытирает глаза рукавом.

— Мне почти девять. Иногда хорошее ругательство — это единственное подходящее слово. Ну… ему оно подходит. Он только и делает, что орет и говорит, чтобы я постригся. Мне нравятся мои волосы, и он не должен обзываться. Он меня вообще бесит.

— Джет… — Я подъезжаю к школе, притормаживая, чтобы не мешать другим родителям, высаживающих своих детей. Моя рука тянется к спинке пассажирского сиденья, чтобы он мог видеть, как сильно я его люблю. — Жаль, что я не смогла выбрать лучшего отца для тебя, но хорошие манеры, это то, что я должна тебе дать, малыш. Я люблю тебя. Пожалуйста, не позволяй этому…

— Дерьму. Скажи это, мам, чтобы тебе стало легче внутри. — Он одаривает меня своей мальчишеской улыбкой, заставляя меня протянуть руку и распушить его волосы. Тому, как быстро он может остудить свой пыл, можно позавидовать.

— Главное, чтобы тебе было хорошо, но ты не должен так говорить. Пожалуйста, не устраивай сегодня учителям ад и не вырубай всех своих друзей этими вонючими носками.

Лицо Джета озаряется.

— Мама! Нам повезло! Посмотри, что случилось. Первым делом, еще до начала занятий, этот говнюк навсегда вычеркнул себя из нашей жизни. Это будет отличный день. Не опаздывай на прослушивание. Хочешь взять счастливые носки? Можешь принести их мне во время обеда.