Похоже, мне все-таки нужно сходить к врачу, потому что в последние дни мой желудок стал явно очень капризным. Может, подхватила какой-то долгоиграющий токсин? Хотя я столько стрессую в последнее время, что это может быть еще и на нервной почве.

Когда становится немного легче, а в желудке не остается вообще ничего, кое-как возвращаюсь обратно, на всякий случай отодвигаю подальше миску и стараюсь даже не смотреть на вино. От одного воспоминания о его вкусе, диафрагма подскакивает чуть ли не к подбородку.

Запрокидываю голову на диван, прикрываю глаза.

Перебираю по памяти всех, кому могу позвонить чтобы просто поболтать. Это точно не мои «правильные подруги» — их головы с идеально ухоженными волосами напичканы только социально одобреным фастфудом, разговаривать с ними по душам может быть даже опасно. А больше у меня никого нет.

Порываюсь написать Данте, но не захожу дальше первого предложения. Зачем ему писать? Чтобы что? Услышать констатацию факта об отсутствии у меня мозгов? С этой задачей я в состоянии справиться самостоятельно.

Звучит максимально хреново, но я бы хотела написать Марине. Точнее, я бы точно вывернула перед ней наизнанку всю свою трижды рваную и штопаную душу, если бы не одно маленькое «но» — именно Марина и есть источник многих моих проблем. Да откуда она вообще взялась на мою голову?! Все было бы гораздо проще, если бы я спокойно трахалась с красивым мужиком, ничего не зная о другой его жизни. Рано или поздно, приедаются даже красавчики, так что со временем, наш с Авдеевым роман сошел бы на «нет» совершенно естественным и абсолютно безболезненным способом. И даже если бы когда-то потом выяснилось, что он муж моей подруги и отец двоих ее детей — это уже все равно не имело бы никакого значения.

В порыве приступа конспирологии, вспоминаю нашу с ней первую встречу на том концерте. Перебираю подробности, верчу так и эдак каждую деталь, пытаясь выковырять малейший намек на то, что все это может быть одной спланированной подставой, разыгранным специально для меня сценарием. Но это абсолютно бессмысленно, потому что с таким же успехом я могла наткнуться там на кого угодно. И наткнулась — на Угорича. А если бы Наратов с семейством был в городе — они наверняка бы тоже там были. На благотворительных мероприятиях, в каком бы формате они не проходили, обычно одна и та же публика. Марина, как владелица «мишленовской» звезды — не последний человек в тусовке богатых и знаменитых. И единственная причина, по которой мы не столкнулись раньше, тоже имеет абсолютно логичное обоснование — она родила, занималась развитием бизнеса, пыталась встать на ноги. При таком уровне загруженности как-то не до благотворительных выходов в свет.

— К черту вас обоих, — салютую вином пустоте перед собой, делаю глоток и, «пожевав» его во рту, выплевываю обратно в бокал. Я точно не гурман и не ценитель, но от мысли, что мне придется проглотить такой «сухарь», буквально закупорилось горло.

Нужно переключиться. И у меня даже есть для этого хороший повод — медицинская карточка Илоны.

Я перелистываю ее на последние страницы, потому что все где-то там должна быть причина ее сегодняшнего визита в женский репродуктивный центр матери и ребенка. В таких местах не проходят плановые осмотры гинеколога. А учитывая неспособность Илоны уже несколько раз забеременеть, причина, по которой она туда ходит, абсолютно очевидна.

— Как интересно… — Мой рот растягивается до ушей в коварной улыбке, когда после беглого осмотра становится понятно, что вот уже несколько месяцев Илона проходит курс гормональной терапии перед искусственным оплодотворением.

Учитывая то, что они уже практически шесть лет женаты и до сих пор не преподнесли ее папаше внука-наследника на блюдечке с золотой каемочкой, вполне закономерное развитие ситуации. Даже странно, что она тянула с этим решением так долго. Я хорошо знаю, что Новак относится к тем старикам «старой школы», которые во главу угла ставят передачу семейной империи исключительно по кровной линии, но точно не пришлому непонятно откуда зятю с непонятной родословной и сомнительной репутацией. Для папаши Илоны, Сергей всегда будет просто «блажью его дочери» и ничем другим. Несмотря на все, что он для него сделала, для таких, как Новак, любые посторонние люди без хорошей родословной все равно, что дворняга в элитном питомнике — можно пустить погреться, можно даже помыть, откормить и дать мягкую лежанку в углу, но все это просто до поры до времени, пока подзаборный «пудель» не начнет претендовать на мясо из «породистых» мисок.

В этом мы с ним похожи. Для всего этого долбаного серпентария, Валерия Ван дер Виндт тоже просто девочка со стороны — никому не известная, не породистая выскочка, чье главное достоинство — исполнительность, послушность и умение выполнять любые команды буквально по первому свистку. Только разница в том, что за Наратова вступится его обожаемая супруга и пока он будет ей интересен, Новак не посмеет обижать любимого пупса своей единственной обожаемой дочери. А мой драгоценный муженек сдал меня без боя.

Я пытаюсь сосредоточиться на главном, посмотреть на шахматную доску своего плана и понять, что делать дальше, теперь уже с учетом изменившихся не в мою пользу обстоятельств и новых фактов. Кручу ситуацию со всех сторон, как учил Данте, пытаюсь залезть в шкуру каждого участника и посмотреть на все это его глазами, прикинуть, зачем Илоне именно сейчас понадобился ребенок, почему Наратов все-таки подбивал ко мне клинья и, самое главное — когда и при каких обстоятельствах старый боров собирается от меня избавиться.

А он это обязательно сделает. Я никогда не сомневалась в его кровожадности, но теперь «познала» ее истинную глубину. Когда стало понятно, что Регина пыталась играть против него, он просто избавился от нее. И что-то мне подсказывает, что когда Завольскому принесли новость о том, что теперь он вдовец, он даже не стал прерывать завтрак.

Главная проблема Регины была в том, что она тоже была дворняжкой, но разинула пасть не просто на миски породистых кобелей, а пошла еще дальше и посягнула на кусок свиной вырезки с хозяйского стола. В этом мире такое никому не прощают.

Когда в мою дверь раздается настойчивый звонок, на часах уже почти десять вечера и я машинально сую карту Илоны в щель между диванными подушками. Обычно в такое время я уже после хорошего ужина и душа, наношу на лицо любимый ночной крем и собираюсь отчаливать в мир красивых снов, но сегодня просто сижу на полу и в полной тишине туплю в стену перед собой, потому что раздражает буквально все, даже любимый джаз. Звонок застает меня как раз на пороге почти созревшей мысли о том, что нужно все-таки написать Данте и дать ему заслуженные пять минут славы. Он единственный во всем мире человек, которому удастся вправить мне мозги за такое короткое время. Правда, у этой отрезвляющей порки есть один «незначительный» минус» — на ближайшие пару недель мне будет гарантировано ощущение себя существом ниже уровня городской канализации.

Мой незваный гость просто зажимает кнопку звонка, давая понять, что мне не удастся его игнорировать. Кто это может быть? Об этой моей берлоге знают многие, но в гости приходили буквально единицы.

На мгновение в воображении проносится образ Вадима. У него есть причина появиться на моем пороге в такое позднее время, и даже если я не назвала ему конкретные координаты моего места жительства, теперь, когда он знает мои паспортные данные, найти адрес вообще не проблема. Особенно для человека его финансовых возможностей.

Такое развитие ситуации кажется мне настолько реальным, что когда распахиваю дверь, на губах уже вертится крепкий посыл валить обратно на все четыре стороны.

— Привет, девочка, — расплывшейся довольной рожей говорит Завольский-старший, и один из его охранников довольно грубо заталкивает меня обратно в квартиру. — Ничего, что я без приглашения в такое позднее время?

Другой охранник уже шарит вокруг, проверяя, нет ли в доме посторонних людей.