— Тебя убьет вот это. — Она безошибочно угадывает, в каком кармане у меня сигареты, достает, оценивает, что пачка почти полная и швыряет куда-то себе за спину. — Сегодня курить ты не будешь, Шутов.

— Ага, — киваю с видом человека, который прибор с резьбой клал на чьи бы то ни были распоряжения.

— Я не шучу, — Марина переходит на серьезный тон. Потом осматривается, приценивается к дивану и идет до него, на ходу стаскивая туфли. — Господи, я адски устала. Этот ресторан меня доконает.

Как по мне она выглядит как женщина, абсолютно довольная жизнью, которую ведет, но у женщин, которые начинают неплохо зарабатывать, одновременно с улучшением материального положения появляется идиотская привычка жаловаться на забитый график и бесконечный труд. Но от предложения послать все на хер и начать спать до обеда, они почему-то обижаются. Мне сегодня так хуёво, что ничьи фокусы я просто не вывезу, так что заранее даю себе обещание корчить попку-дурака: кивать, соглашаться, улыбаться.

— Закажи что-то в номер, — просит Марина, снимает плащ и остается в узком платье до пят. — Умираю — так есть хочу. Можно какие-то морепродукты?

Я снова звоню администратору и снова получаю ответ, что ресторан у них уже не работает, но они могут принести закуски. Соглашаюсь, потому что у меня аппетита нет вообще. Марину такое положение дел полностью устраивает. Откупориваю шампанское, но когда пытаюсь налить в бокал Марины, она успевает перевернуть его вверх ногами.

— Что-то новенькое, — говорю себе под нос, усаживаюсь на пол напротив нее, используя мягкое кресло в качестве спинки. Запрокидываю голову. — Что ты знаешь про Авдеева В. Н.?

Марина молчит. Точнее — она как-то по-особенному молчит, потому что в тишине ее дыхание из ровного вдруг становится рваным, как будто она пытается дышать через трубочку, в которую забился шарик тапиоки.

Смотрю на нее в ожидании ответа, одновременно медленно потягивая вино, вкус которого сегодня кажется просто адски дерьмовым. Хотя я абсолютно уверен, что ровно тоже самое я пи и в ее ресторане, и потом — у меня на квартире, где мы всю ночь трахались.

— Наступил на больной мозоль? — озвучиваю вслух свою единсвтенную догадку.

— Что у тебя с ним? — настораживается Марина.

— Ничего, — дергаю плечом, — думал перетереть кое-что, но не в этой жизни.

— Шутов, слушай, ты серьезно? — Марина резко принимает вертикальное положение из горизонтального, как будто сзади чья-то невидимая рука просто провернула торчащий в ее спине марионеточный шарнир. — Ты, блять, без своих фокусов никак не можешь, да?

Интересно.

Марину не парило рассказывать о том, как ее трое суток в экспресс-темпе лишали невинности три амбала, о смерти мужа она тоже рассказала без намека на грусть-печаль. Но стоило мне упомянуть Авдеева — и ее как будто оса в очко ужалила.

Ну и как тут не вспомнить, что Авдеев не горел желанием встречаться в ее ресторане?

Навскидку могу предложить, что хороший правильный мужик Авдеев трахал эту дамочку в те лохматые годы, когда она еще зарабатывала вызовами по свистку. Хотя Марину бы это точно не парило. По крайней мере, со мной она на тему прошлого не заморачивается.

— Нет никаких фокусов, Марин. — Я решаю не мучить вино, потому что еще пара глотков — и я точно проблююсь. Пытаюсь найти сигарету, но вспоминаю, что Марина оперативно от них избавилась. — У меня с ним тёрки, к тебе это вообще никаким боком. Просто интересно, что за крендель.

— Не трогай его, Шутов. — В теории мои слова должны были бы полностью ее расслабить, но Марина как будто только еще больше распалилась.

— Ага, значит, тут у тебя шкурный интерес.

— Ты ни хрена не знаешь про мою жизнь, понял?! — Она встает на ноги, быстро находит взглядом разбросанные вещи и так же быстро одевается. — Или, типа, если у меня с пиздой проблемы, то я не человек и любить не могу?!

— Заметь, я ни слова про тебя не сказал. — Спорить с ней не интересно. Даже голос повышать лениво.

— Надеюсь, ты не собираешься распространятся о наших свиданиях?

— О тех, что были тогда или имеешь ввиду эти вялые потрахушки? — Блять, как же курить хочется. Моя Лори, наверное, уже вся из себя ёрзает от нетерпения в кинотеатре.

— Я пытаюсь вести нормальную жизнь! — выкрикивает Марина. Секунду назад стояла у порога, но вернулась обратно. Ходячий мем: «А я еще не договорила».

Мне плевать, что и как она пытается, но удержаться от инстинктивного смешка все равно не получается. Марина несколько раз громко втягивает воздух через нос, а потом нервно смеется.

— Это мой ребенок, понятно тебе?! — Больше не смеется — плачет и дрожит в слабых конвульсиях. — Ты просто… господи, ну почему это должен был быть именно ты, Шутов?! Вселенная решила, что твой гениальный мозг не должен кануть в лету?

Она вскидывает руки, обращаясь к моей уродливой люстре.

Я бы с удовольствием поржал над этим представлением, но мозги, пусть и с опозданием, но начинают раскручиваться на всю катушку.

Марина не пьет.

Категорически запретила мне курить.

Сказала, что залетела.

И обвинила меня в том, что залетела.

Или что это, блять, сейчас было?

— Ты залетела? — Наступает моя очередь подниматься, но в отличие от Марины, времени и сил мне на это требуется больше. Даже не знаю, почему она до сих пор в моем номере, потому что давно могла бы сбежать. — Марин, чё за хуйю ты сейчас сказала?

Она сначала широко открывает рот, как будто собирается в ответ обложить меня матами (я помню, что в свое время она умела просто таки мастерски ими объясняться), но потом сжимает губы и медленно, как будто ее одолела та же боль, что и меня, подносит ладонь к лицу.

Закрывает рот.

Медленно мотает головой, как будто отрицая несправедливый приговор. «Нет, нет!» — буквально орут ее округлившиеся, наполненные слезами глаза.

— Отвечай, блять.

— Ты не знал? — вопрос, который она пытается сама же и отрицать. — Ты не знал, господи… И про Вадима спросил… не из-за этого?

— Это мой ребенок? — Перед глазами все плывет, потому что боль становится уж абсолютно невыносимой.

Это ебаный сюр.

Если бумеранг кармы действительно существует, то выглядит он именно так.

В тот день, когда Алина пришла ко мне, чтобы сказать, что ждет моего ребенка, она застукала меня в койке с Мариной. Ребенка не случилось. И надежд однажды снова сделать нового — тоже. И вот теперь тёлка, с которой я тогда дотрахался до самой большой трагедии в моей жизни — залетела.

— Забудь, ясно?! — Марина с крика и соплей переходит на угрожающий полушепот. — Этого разговора не было, меня здесь не было. Никогда. Ты просто одно большое прошлое, Шутов, ты не имеешь никакого отношения к тому, как я живу теперь.

— Ну и когда же ты слезла с таблеток? — Глупый вопрос, но Марина сама всегда говорила, что сидеть на противозачаточных и трахаться в резинках — все равно что ставит на ручник машину без колес. А я так давно никого не имел и так смирился в с мыслью, что к полуживому трупу ЗПП не страшны, что в нашу с ней прошлую встречу вообще забыл про презерватив. — Блять, ты сказала, что на таблетках, Марин. Что за хуйня?

Вот сейчас я четко это вспомнил.

«Все в порядке, Шутов, во мне нет ни единой живой яйцеклетки».

— Это не должен был быть ты! — орет Марина. — Кто угодно, блять, но только не ты!

— Срок?

— Нет! — Она начинает затравленно осматриваться по сторонам.

— По хуй. — Мой мозг под непрекращающимися атаками боли работает намного медленнее, чем обычно, но чтобы примерно прикинуть цифру, достаточно просто вспомнить дату, когда я встречался с Авдеевым и отсчитать от нее пару дней. — Девять недель, Марин.

— Я не сделаю аборт.

Прежде чем я успеваю понять, куда именно направлен ее взгляд, она смахивает с тумбы дурацкую уродливую вазу, а когда та разлетается на осколки, хватает один голыми ладонями и направляет куда-то в область моего носа. Кровь сочится у нее между пальцев, но я уверен, что Марина этого даже не чувствует.