— Я исправлюсь, — глупо прошептал Марион.

Его голос прозвучал жалко и беспомощно, словно принц снова стал перепуганным мальчишкой.

— Поздно, — ответили голоса. — Слишком поздно. Ты должен оставить её ради её же блага. Это будет честно.

«Они правы, — холодея, осознал Марион. — Я способен лишь убивать, развращать и всё портить. Она слишком чистая и светлая для меня…»

Карета выехала за город.

— Куда прикажете дальше, Ваше величество? — бородатый кучер оглянулся.

У него были узкие глаза под тяжёлыми веками, равнодушные и сонные.

— Туда, — Белоснежка указала на пропасть слева от дороги. — С разгона.

— Вы шутите? — в тупых глазах появилось удивление.

— Это приказ.

— Ваше величество! Мы погибнем. Помилуйте, у меня дети и…

— Это приказ! — прошипела королева Эрталии. — И если ты не повинуешься, я велю тебе четвертовать, слышишь?

Кучер затрясся, зажмурился, ударил хлыстом. Зашоренные кони рванули. Карета стукнулась о придорожные камни. Тряхнуло. Белоснежка ударилась головой о стенку. Миг и… копыта застучали по чему-то твёрдому и звонкому. Кучер не сразу решился открыть глаза, а, открыв, снова крепко зажмурился.

Под копытами коней прямо в воздухе рос мост. Прозрачный, немного мутный, как стекло.

— К Холодному замку, — невозмутимо велела Белоснежка и коснулась затылка.

Поморщилась. Посмотрела на белоснежную перчатку. На пальце заалело пятнышко крови.

Фаэрт встретил экипаж на каменной террасе замка. Он был хмур и холоден.

— Ваше величество, — поприветствовал гостью, подавая руку. — Чем обязан?

— Нам нужно поговорить, — мило улыбнулась королева, спускаясь на землю.

— Вам?

— Скорее, вам.

— Прошу.

Они прошли и встали так, чтобы видеть Бремен, распластавшийся на склоне горы напротив замка.

— О чём вы настолько жаждали со мной поговорить, что были даже готовы к смерти? — Фаэрт облокотился о перила, повернувшись к гостье правой стороной.

— Не была. И никогда не буду к ней готова. Я просто знала, что вы не дадите мне погибнуть. А другого пути, насколько я знаю, в Холодный замок нет.

Он покосился на девушку.

— С чего вы взяли, что не дам?

Белоснежка ласково коснулась плеча, обтянутого чёрным бархатом:

— А разве я не права, милый Румпельштильцхен?

Фаэрт обернулся и посмотрел на королеву двумя глазами.

— Как вы меня узнали?

— По зловещему флёру, — рассмеялась она. — И по тому всемогуществу, которое вам свойственно. Вы можете менять внешность, дорогой Румпель, но не свою суть.

— Вы подросли.

— И поумнела. Вы помните меня глупой маленькой девчонкой-принцессой. В своё оправдание замечу, что не каждый день теряешь отца. И да, да, я уже в курсе, что король Анри Восьмой не был самым милым королём Эрталии, но он был моим папой и любил меня. И я его тоже любила.

— Вряд ли вы приехали, рискуя жизнью, чтобы предаться общим воспоминаниям?

— Верно. Фаэрт, король Андриан погиб. Вдребезги разбился у всех на глазах. Дезирэ объявил виновником вас, а Марион…

Белоснежка развела руками. Чертополох покосился на неё.

— Дезирэ — ваш жених. Вы выступаете против него?

— Признаться, наличие такого жениха меня пугает больше, чем воодушевляет. Скажите, почему все самые добрые и славные принцы вечно достаются не мне?

— Вы приехали предупредить меня об опасности. Зачем это вам?

— Возможно, вы мне симпатичны. А, может быть, вы слишком могущественны, чтобы любой монарх, если он в здравом уме и трезвой памяти, не искал с вами союза. Ну или просто женские капризы. Разве это важно?

— Как вы сами заметили: без воздушного моста проникнуть в Вечный замок невозможно.

— Вы не услышали меня, Румпель. Король погиб магически. А это означает, что у Дезирэ есть свой маг. А если у него есть колдун или ведьма, то построить воздушный мост принц сможет и без вашего участия.

Голоса гудели и звенели, кружились вокруг, и каждое слово, прошёптанное в его ухо, уничтожало Мариона, растворяя его сердце и решимость. Отражения всё сильнее кривились, и принц с ужасом видел, как в них отражается его подлинная душа. Бесхребетный, безответственный, бездушный прожигатель жизнь. Грязь и нечистоты. И ничего доброго. Ни малейшего светлого пятнышка.

— Зачем тебе вообще быть, Марион? Ты лишь оскверняешь жизнь самим собой…

Он никого не умел любить. Никого. Он винил их, что они не способны на любовь, а разве сам — любил? Даже Юту. Бедную, перепуганную девчонку, уставшую от тяжёлого труда и беспросветной жизни. Разве он любил её по-настоящему?

Нет.

Иначе бы не обиделся. Иначе бы смог понять и простить… И помочь.

Но он никому не мог помочь и никого не мог спасти. Даже маму. Если бы он, как все прочие внебрачные дети Андриана, родился девочкой, то мать не постигла бы столь страшная участь.

— Ты проклят, Марион. И несёшь проклятье всем, кто любит тебя…

А Дрэз? Разве его девочка не пострадала именно из-за него? Не встреть она среднего принца, то жила бы себе своей весёлой и — он уверен в этом — честной жизнью маленького воробья. Первая же встреча с ним едва не стала её последней встречей в жизни. Вторая — едва не стоила ей ноги…

— Ты — эгоист, Марион. Ты чёртов эгоист, думающий лишь о себе…

Он снова вспомнил её и снова подивился, что не догадался сразу, что Дрэз — девушка. Просто раньше не встречал вот таких. Она ведь вела себя с ним именно как парень, не по-женски. Без девичьего кокетства, без того самого оценивающего взгляда, без пиетета. Он вспомнил короткие тёмно-русые, вечно взлохмаченные волосы. Тёплые карие, чуть с золотинкой глаза, и эту по-детски вздёрнутую верхнюю губу, придающую лицу изумлённое выражение.

— Хорошо, — вдруг громко сказал Марион. — Хорошо. Я действительно дерьмо собачье. И мне лучше не портить ей жизнь. Вот только Дрэз сейчас в плену. И спасти её кроме меня больше некому. И пусть это будет последним делом в моей собачьей жизни, но я его сделаю.

Резко встал с колен и ударил шпагой в собственное гнусное отражение.

Коридор перед ним вспыхнул, огонь взвился до небес.

Огонь…

Как тот, в который Марион упал ребёнком. Вернее, в который его толкнули ребёнком. Он не помнил, кто это сделал. Память подводила, сгорая в пламени и ужасе. Вряд ли принц пробыл в камине долго: ожогов от того случая не осталось, — но с тех пор до паники боялся огня. И, когда однажды разгорелся пожар в королевском дворце, Марион трусливо сбежал, а отважный Дезирэ остался тушить пламя.

Но сейчас принц знал — огненный коридор приведёт его к Дрэз. И другого пути нет, только этот. Желудок скрутил спазм ужаса.

По городу текла факельная река. Люди кричали, и отголоски их рёва доносились даже до Холодного замка.

— Вам лучше уехать, Ваше величество, — заметил Фаэрт, неподвижно глядя на огненную реку.

— А вы? Что станете делать вы?

— Я тоже уеду.

— Оставите свой замок? Не сразитесь с мерзавцем, который…

— Нет.

— Почему? — она схватила его за плечи, заглянула в лицо. — Румпель! Ты бросишь королевство? Народ? Ты же знаешь, какой Дезирэ? Ты вот так просто бросишь всех во власть этого чудовища?

Он спокойно заглянул в её блестящие глаза. Безучастный. Невозмутимый. Холодный.

— Да.

— Ты не должен так поступать! — закричала Белоснежка.

— Не должен, — согласился Чертополох. — Но именно так я и поступлю. Мне наплевать. Я ухожу.

Развернулся и пошёл прочь. Белоснежка сжала кулаки и закричала в его удаляющуюся спину:

— Ты не можешь нас бросить! Не можешь! Это трусость! Это… это… Румпель!

Фаэрт не отозвался. Просто шагнул в стену.

Он шёл вперёд, прикрывая локтем лицо от жгучих языков пламени. Оно гудело вокруг, лизало его волосы и одежду, обжигало, словно сказочный дракон, но Марион шёл вперёд.