— У всех есть отношения, — не уступил Фаэрт. — Даже у таракана и воробья.

— К слову, меня-то как раз и называли воробьём, — намекнула я.

Имя принца я не стала называть, но колдун вдруг остро глянул на меня.

— Девочка, просто, чтобы ты знала: если бы Марион тебя любил, то приворожить его не смог бы никто. Не жди, что прекрасный принц явится и спасёт тебя из лап чудовища.

— Я не жду, — буркнула я.

Но настроение разом скисло, словно молоко в грозу. Однако, настроение — это одно, а принятое решение — другое.

— Никогда не могла понять принцесс, добровольно меняющих дракона на рыцаря, — съехидничала я. — По мне так дракон многократно круче.

— Круче? — не понял Чертополох.

— Класснее, клёвее, шикарнее… Заметьте, я стараюсь изъясняться вашим допотопным языком, чтобы вам было максимально понятно, что я имею ввиду. У дракона есть крылья, он может летать, извергать огонь, и вообще…

— И сожрать принцессу.

— Не без рисков, да. Но зато, если его приручить, то можно рассекать ветер.

Он обернулся и снова внимательно взглянул на меня без улыбки:

— Ты планируешь меня приручить?

— А вы умеете извергать огонь? Или, может, у вас есть чешуйчатый хвост? Костяной гребень на спине? Или вы владеете искусством полёта?

Фаэрт бросил на меня тяжёлый взгляд, выражающий просто бесконечное и безысходное терпение, снова отвернулся.

— О чём ты хотела со мной поговорить? Срочно, — уточнил холодно и сухо, нарочита обособив слово «срочно».

Ой, какие мы деловые и занятые! На самолёт опаздываем.

— О вашем долге передо мной. Я, между прочим, выполнила первую нашу сделку. Вы обещали дать мне проехаться на летающем коне. Помните?

— Я ничего не забываю. Я обещал это девушке со свободной волей.

— Без разницы. Обещание есть, и я имею право требовать его исполнения.

— Не имеешь. Ты — моя собственность. Все долги кого-либо перед тобой перешли ко мне.

Гад!

Но меня так просто не взять.

— Ну тогда исполните свой собственный долг перед собой: дайте мне покататься на летающей лошадке. Иначе получится, что вы так и не вернёте долг самому себе. А долг самому себе — тоже долг.

Гетерохромные очи колдуна снова обратились ко мне, и взгляд его завис на моём лице на пару-тройку минут.

— Казуистика, — изумлённо прошептал Фаэрт. — И я даже знаю, кто тебя ей научил…

— Кто? — живо заинтересовалась я.

Но он уже пришёл в себя.

— Хорошо. Но почему ты назвала это дело срочным? У меня были и другие дела.

— Ну так мы все не вечны, — я пожала плечами. — Вдруг я умру, и вы навечно останетесь должным самому себе без возможности когда-либо выплатить этот долг.

Губы колдуна тронула усмешка.

— Убедила.

Да ладно? Он коротко свистнул. Я встала рядом и посмотрела туда же, куда и Фаэрт. И увидела где-то там внизу город, кажущийся разливом какой-то заболоченной речки. И королевский замок чуть дальше, на возвышенности.

— И вам туда каждый день на работу мотаться? — спросила сочувственно. — Или вы зеркалами ходите?

— Девочка… — начал было он.

— Дрэз, — напомнила я.

— Девочка Дрэз, не надейся меня обаять, не принимай за подарки и выражение симпатии то, что ими не является. Не надейся, что я смягчусь и отпущу тебя…

— А может я не хочу?

— Что не хочешь?

— Чтобы вы меня отпустили.

Колдун раздражённо выдохнул. Я заметила, что одна из чёрных птиц в небе заметно подросла и явно направлялась к нам.

— Я не герой твоей сказки, девочка.

— Да-да. Вы — страшный и ужасный монстр, пленивший принцессу…

— Ты не принцесса.

Я шагнула вперёд, встала прямо перед ним, обернувшись и прямо посмотрев в лицо. Его изуродованная половина и жуткий глаз больше не пугали меня. И всё же я нервничала. Машинально взяла его камзол за пуговицу:

— А у меня нет своей сказки, а, значит, и героя сказки тоже не может быть. И вы это знаете. Но ответьте: зачем вы меня постоянно предупреждаете? Вы словно боитесь причинить мне боль. И постоянно напоминаете, что вы — страшный и ужасный. Но если бы вы были страшным и ужасным и хотели бы мне зла, вы бы наоборот старались показаться добрым, чтобы в неожиданный момент нанести вероломный удар.

— Снова казуистика?

— Правда жизни. Вы постоянно отталкиваете моё дружелюбие, Фаэрт. И стараетесь казаться угрюмым и жутким монстром. Почему? Возможно случилось что-то, что причинило вам боль, заставило вас закрыться от всех? И вы боитесь довериться…

Он приподнял бровь.

— Ой, не надо тут! — фыркнула я. — Я уже догадалась, что на самом деле вы — добрее, чем стараетесь казаться. Я не поняла пока всего, но за всё это время вы не причинили вот прям совсем уж явного зла никому. Не убили, не… ну или других жуткостей. Но, Фаэрт, так нельзя! Нельзя вечно прятаться от других людей за маской зла…

Колдун вдруг приложил палец к моим губам. Позади раздалось тяжёлое дыхание и фырканье, а затем тяжёлое «бух» копыт.

— Девочка Дрэз, — мягко шепнул принц Чертополох, — ты меня ставишь в тупик. Ты не глупа, но, очевидно, слишком юна и неопытна, поэтому несёшь чушь. Пожалуйста, держи подобный бред при себе. Мне было интересно услышать, что ты таишь в своей пустой голове, но, пожалуй, уже достаточно.

А вот это оказалось обидно.

— Лучшая защита — нападенье? — огрызнулась я.

Он выпустил меня и, не отвечая, прошёл к коню, который, повернув морду, косил на нас выпученным чёрным глазом. Фаэрт подумал, провёл рукой по гладкой спине, и на ней появилось седло со стременами. Из него кожаными змеями вырвались ремни, протянулись, оплели бока, грудь и ягодицы скакуна. Колдун провёл по волосатым, трепещущим от пофыркивания, губам, и тотчас на морде возникла уздечка.

— Как вы так можете нарушать закон сохранения материи? — не выдержала я. — Или, когда вы творите седло, в другом месте оно исчезает?

— Кто сказал, что во всех мирах законы физики одинаковы?

— Но… Но не может же быть, чтобы что-то возникало из пустоты или превращалось в пустоту и…

— Материя может преобразоваться в энергию. Ты должна это знать, если учила квантовую физику.

— Мы не проходили… Подожди, откуда ты…

— Пустоты же в подлинном смысле этого слова нет. Есть материя и антиматерия, энергия и антиэнергия. И много того, о чём крохотные мозги твоих современников даже не догадываются, в горделивом самомнении тщетно воображая, что открыли конечную истину, обнаружив всего лишь четыре из шестидесяти семи законов термодинамики.

— Что⁈

Чертополох обернулся, подхватил меня на руки, словно куклу, закинул в седло. Провёл рукой по моей правой ноге, оказавшейся с его стороны, и по ней тоже побежали ремешки, жёстко фиксируя.

— У тебя удивительный дар, девочка, выводить меня из себя, — заметил Фаэрт. — Спрыгнуть или выпасть у тебя не получится, даже не пытайся. Надоест — постарайся вернуться сюда, в ротонду. Арабель нигде не будет приземляться, кроме моего парка. Так что сбежать не получится…

Я наклонилась и нагло чмокнула его в лоб:

— Не буду, — пообещала и шлёпнула пятками в бока Арабеля.

Чудесный жеребец заржал и помчал меня в небо.

Оглядываться я не стала, решив, что дар выводить из себя — это, в сущности, уже неплохо для начала.

Воздушные потоки подхватили нас, растрепали мои не в меру отросшие волосы, ударили в грудь, заслезили глаза. Мир закачался и поплыл вниз. Я заорала от восторга. Фаэрт прав: кто сказал, что в других мирах действуют те же законы физики, что и в нашем? Никогда особенно не любила эту науку, наверное, не стоит и начинать. Если законы запрещают лошадям скакать по воздуху, то и нафиг такие законы.

Когда его рыцари вломились в очередной мирно спящий дом, Дезирэ привычно отправился на спальный второй этаж. Принц не связывал себя условностями этикета. Распахнул первые же попавшиеся двери и, хмыкнув, прислонился к косяку. Затем гулко и медленно захлопал в ладони, привлекая к себе внимание увлечённой срамным делом парочки. Девица пискнула и нырнула под одеяло. Парень, заалев, замер, а затем потянул на себя это же одеяло, пытаясь скрыть то, что скрываться вовсе не желало.