— И как же это возможно? — сощурился Пантелеев. — Прошу простить меня, уважаемая госпожа, мой опыт говорит мне о том, что такие не исправляются, что с ними ни делай, хоть бей-убивай, хоть уговаривай!

— Значит, нужно не бить, и не уговаривать, — улыбнулась госпожа Аюна и взглянула на лисицу, уже без улыбки.

Под этим взглядом лисица съёжилась и едва ли не втянула голову в плечи.

— Ты смеялась над людьми и видела в них лишь пищу. Ты не желала прислушаться и остановиться даже ради самосохранения, ты надеялась, что выкрутишься. Но не вышло. И дальше ты узнаешь, каково это — жить человеком. Как быть не всемогущей, как слышать мир не полностью, но только его часть, или же не слышать вовсе. Как надеяться только на свои руки-ноги, и никак не на данную свыше силу. И как легко умереть от болезни, от ранения, от руки того, кто сильнее и наглее.

— Но она же не сможет умереть? — продолжал допытываться Пантелеев.

— Нет, — улыбнулась Аюна. — Тело её умрёт, а сама она останется… и окажется в ближайшем пригодном теле, лишившемся души. И так до тех пор, пока не поумнеет, пока не станет милосерднее и великодушнее, пока просто не поймёт, что все мы разные, а мир у нас один, и если кто-то сильнее — то это не повод питаться слабейшими.

— А если вдруг поумнеет? — заинтересовался Болотников.

— Если поумнеет — сможет накопить силы для того, чтобы восстановить свой амулет. И тогда снова станет лисицей. Но мы будем приглядывать, так ведь? — госпожа Аюна взглянула на Фань-Фань.

А та молча кивнула.

Дальше же госпожа Аюна поднялась и принялась творить руками что-то, для меня запредельное. Наверное, это был проход, вот только куда? Наша лисица не очень-то хотела идти в него, но — её всё равно что втянуло внутрь. И проход схлопнулся.

Мы сидели и молчали, все. Довольно долго. Первым отмер Болотников и светским тоном пригласил всех на обед.

Они пошли в столовую, а мы остались вдвоём, взглянули друг на друга…

— О чём таком знаешь ты, и знает госпожа Аюна? — спросил Соколовский.

— Я расскажу потом. Может быть. Но моей родине досталось крепко, а они у нас похожи. И если нам с тобой додали запас прочности, то это в целом неплохо, наверное.

— Значит, пойдём дальше вместе. А детали выясним, — он взял мои руки в свои.

— Непременно, — кивнула я. — Главное — вместе.

Линь-Линь очнулась… где-то.

Всё тело болело, будто её били. Точнее, это она так подумала, потому что в прежней жизни не знала подобного унижения. Глаза открылись… и оказалось, что видят они меньше и хуже, чем она привыкла. Не было звериного нюха и звериного же чутья, она не услышала, откуда взялось что-то громкое и мощное и пронеслось мимо. К счастью, именно что пронеслось мимо, не заметив её.

Да и тело было совсем не такое, к какому она привыкла. Тощее, нескладное, с обветренным лицом, с грубой кожей ладоней и пальцев, будто той, кому оно принадлежало, приходилось работать руками.

Болела голова, Линь-Линь нащупала сбоку ссадину — от удара, кожа была содрана, волосы слиплись от подсохшей уже крови. Но в целом она ощущала себя хоть и обессилевшей, но живой.

И в этом теле едва-едва теплилась искорка магической силы.

Она не смогла ни усилить зрение и обоняние, ни убрать ссадину на голове, ни очистить волосы, ни избавиться от синяков. Шевельнула пальцами, вызывая свет… получила маленький и бледный шарик, еле видный на солнце. И более ей не удалось ничего. Ни-че-го.

Получилось сесть и оглядеться. Какие-то кусты на обочине дороги, да не простой, а той самой, железной. Или такой же.

Похожей, но не такой. Прогрохотавший мимо поезд имел совсем другие очертания и двигался с какой-то немыслимой скоростью.

С другой стороны она разглядела дорогу для телег, но по ней двигались вовсе не телеги и даже не модные авто, а какие-то обтекаемые штуки, они ехали очень быстро и в них не было ни капли магической силы.

И одета она была странно — в какие-то штаны из грубой синей вытертой ткани, ещё и с дырами, в тонкую красную сорочку, совершенно открытую, в прежней её жизни она мало кому могла бы показаться в такой одежде. На ногах — крепкие белые ботинки со шнурками. Рядом лежала сума — маленькая, кожаная, с лямками — будто её нужно было носить на спине. Внутри Линь-Линь увидела тяжёлый артефакт с зеркальным экраном и какими-то кнопками сбоку, кожаный предмет, похожий на портмоне — в нём лежали твёрдые штуки, совсем как игральные карты, но ими не являвшиеся, и ещё какие-то странные предметы, назначения которых она не поняла. И — две половинки её шпильки.

У неё кружилась голова, но она призвала всё своё упрямство, превозмогла себя, поднялась на ноги и сделала шаг к той дороге, по которой ездили не-телеги. Дошла и побрела по обочине. Не-телеги пролетали мимо, не обращая на неё никакого внимания.

Идти было жарко, очень хотелось пить. Она совершенно не понимала, куда идёт, но — должна была что-то делать, иначе просто не могла.

Не-телега остановилась рядом с ней спустя некоторое время, и оттуда высунулся непривычно одетый молодой мужчина.

— Девушка, что с вами? Вам помочь?

Язык оказался похожим на тот, на каком она говорила всю прежнюю жизнь.

Линь-Линь кивнула и села в это странное авто.

Часть пятая. Ольга и родственные узы

1. Красивая зима

Яркое солнце, искрящийся белый снег. А далеко впереди — гладь Байкала подо льдом. Красивая зима, как же давно я не видела такой красивой зимы!

Спасибо госпоже Аюне, иначе и теперь не увидела бы. Она сказала Болотникову, что нам обоим, и Соколовскому, и мне, не помешал бы отдых — недели так на две. А в ответ на его полушутливое «кто ж тогда работать будет» усмехнулась и сказала — а тот же, кто придёт, если с нами обоими что-нибудь случится. Очередная бешеная лисица загрызёт, например.

Я в душе не ведала, куда она заслала ту бешеную лисицу, которую мы здесь ловили всем уважаемым сообществом. Но думаю, в место хорошее и той лисице подходящее.

А пока — Болотников согласился, но с условием — сначала мы вместе с ним сходим на доклад к губернатору. Потому что дело у него на контроле, и как бы уже не где-то ещё. И смерть князя Бельского уже привлекла внимание — потому что не последний человек прошлого, позапрошлого и нынешнего царствования, служил честно, пользу принёс немалую. А я про себя думала — наверное, и впрямь принёс пользу, и в Китае той пользой были не вполне довольны, раз послали ему такой подарочек, который должен был его загрызть. Правда, всё вышло не так, ну да когда оно выходит так, как придумали, скажите? Вот, то-то.

Впрочем, на докладе у губернатора я почти ничего и не говорила, всё рассказали мужчины — Болотников, Пантелеев и Соколовский. Я же разглядывала хозяина губернии, видела, что он не маг, и изрядная часть того, о чём мы говорим, ему лес тёмный и сказка. Но он отнёсся серьёзно, все наши письменные доклады принял и собрался тщательно изучить, и потом уже доложить выше.

А нас с Соколовским Матвей Миронович отпустил к госпоже Аюне в гости. Велел выздоравливать, потому что сами знаем — работы много, а некроманты редки.

И это ещё с нежитью было достаточно спокойно всё это время, а если бы нет?

Впрочем, Соколовский сказал, что нежить — явление распространённое, и многие знают, как с ней бороться. Священники, даже если они и не маги, как отец Павел из Иннокентьевского, отставные солдаты, полицейские — вплоть до городовых. Именно потому, что некроманта рядом может не оказаться, а нежить — вот она.

Я вспомнила свои прежние мрачные мысли о том, что в годы революции и войны нежити может оказаться слишком много… но придержала их до времени. Впрочем, время настало уже совсем скоро.