Наша калитка со скрипом отворилась и я услышала Надеждин голос, звучавший немного в отдалении из-за того, что слушала её и не рядом, и из теней.

— Федот, ты куда запропастился? Это не ты тут бродишь, да? А кто тогда?

Тьфу ты, Надя, иди домой, дурочка!

Существо как услышало скрип калитки, да как ломанулось к щели! Я очень пожалела, что нельзя атаковать из теней и придётся выйти, но что поделаешь, меня всё же учили, а Надежду — нет.

Шаг наружу, сумка осталась где-то в снегу, я спускаю с двух рук щупальца и хлещу тварь сзади. Она быстрая, но я тоже умею быть быстрой, и бить, куда дотягиваюсь — по туловищу, по раскидистым хвостам, по голове. И мне удалось — я отвлекаю её на себя, и кричу Наде:

— Беги домой, запирайся, зовите Болотникова на помощь!

Она ещё пытается изумляться — ой, мол, барыня, вы тут откуда да что деется-то, а я уже просто ору:

— Надя, немедленно! Болотникова сюда!

Потому что кого ещё? Он или сам справится, или, может, у него под рукой какие-нибудь боевые маги есть!

Тварь тянет лапы к Наде, я снова хлещу её щупальцем, и калитка запирается у неё перед самым носом, и кажется, даже бьёт по тому носу. Она пытается перескочить через забор, но забор высок, выше меня, а уж её — и подавно, судя по виду — эта гадость мне где-то по колено. Я снова бью её щупальцами, но ей всё нипочём, и это странно, я ещё не встречала ни одного существа, живого или нет, кому были бы не страшны некромантские щупальца. А тут извольте — как с гуся вода. Прыгает и пытается зацепиться за забор, но не может.

После пары прыжков она бросает забор, поворачивается — и устремляется ко мне. Глаза горят, как плошки, и вообще кажутся — как там в сказке? — как мельничные колёса? Или сразу как круглая башня? В общем, сильно больше, чем на самом деле, и чем эта тварь вся в целом.

Я снова бью — наотмашь, сильно. Вспоминаю, бросаю на себя защиту, потому что нужно задержать тварь до прихода подмоги, а я очень надеюсь, что подмога придёт. Твари не нравится, что её бьют, она попискивает — как-то странно, не рычит, а будто именно пищит, метёт по земле всеми своими хвостами и при том пытается продавить мою защиту.

Да что это такое-то, скажите мне кто-нибудь, люди добрые! Я пытаюсь одной рукой стреножить особо толстым и крепким щупальцем, а второй бить, но она кусается, эта скотина, она жрёт моё щупальце, и это больно, кто б мог подумать, как это больно! Я ору, хлещу, чем там осталось хлестать, едва не теряю от боли сознание и бью, потому что понимаю — если оно сейчас до меня доберётся, то мне конец.

— Вон она, видишь? Бей скорее! — доносится до меня.

Я вижу тени, потом понимаю — нет, то не тени, то силуэты людей в снегопаде, живых и восхитительных.

— Ева, справа, Прохор, слева, — командует Болотников, и два боевых мага бьют по скотине с двух сторон, два потока огня едва не сталкиваются…

…И ничего. Тварь кувыркается, поджав все хвосты, и уйдя от обоих магов, бросается на Болотникова, но тот оборачивается и встречает её зубами матёрого волка.

Не зря мне уши-то мерещились на его макушке! Волчара здоровенный и совершенно прекрасный, так мне показалось, его зубы сначала ловят воздух, потому что тварь необыкновенно изворотлива, а потом смыкаются на одном из её хвостов.

Уф, думаю, поймали, сейчас маги добьют.

Куда там! Хвост рывком выдирается из пасти, снова кувырок… на меня. Меня всё ещё рвёт и корёжит от боли, и оно понимает, что я сейчас объективно слабейшая. Слабое звено, да. Ага, щаз.

Я шепчу про себя «бабушка Рогнеда, помоги» и снова хлещу тварь щупальцами и скручиваю, и вместе с тварью проваливаюсь в тени. Если и не сдохнет, то поутихнет.

И тут я получаю своё «ага, щаз» обратно. Потому что в тенях эта скотина с необычайной лёгкостью выпутывается из моих щупалец и пропадает. Совсем пропадает. Спасается бегством, понимаю я. Это существо умеет в тени, умеет в них ходить, ничуть они ему не страшны и не опасны. Ничего так себе, да?

Последним осознанным усилием я вываливаюсь обратно в мир, и тут уже ноги меня не держат, и хорошо хоть, что рухнула я в сугроб, а не на лёд.

Боль никуда не девается, хоть я и не могу назвать повреждённое место. Сознание по-прежнему на грани, я ощущаю, как на лицо падают снежинки, слышу голоса вокруг.

— Куда делась-то? Матвей Мироныч, видели?

— Нет, Ева, не видел. Не успел.

— Так же барыня его цапнула своей серебристой верёвкой, цап — и нету, вместе с ней провалилась. А потом обратно вывалилась, только уже одна! — а это Надежда.

— Лушку зови, где она там ходит? Несите её в дом!

— Ридикюль, ридикюль-то её не забыть, вон там валяется!

— Как так вышло-то?

А дальше я уже не слышу, потому что боль скручивает так мощно, что сознание уходит, уходит совсем.

19. Разумный демон

Соколовский два дня бегал по Москве и беседовал с разными людьми. Некоторых он знал сам, некоторых ему сосватал Афанасий Александрович. Правда, пока успеха все эти разговоры не имели — потому что все части истории, состыкованные вместе, никому не давали полной картины. Могли объяснить отдельные детали — что нет крови в теле, что не отвечает на призыв некроманта — но в целом не складывалось.

На третий день Афанасий Александрович позвал на обед, сказал — зазвал ещё одного знающего человека, пусть послушает. И Болотников вызвал как раз перед тем обедом, только и оставалось времени — коротенько выслушать новости.

— Слушай, может быть — и пригодится что. Вообще мне об этой штуке ещё третьего дня рассказали, да я дурак, отмахнулся, подумал — бабские бредни. Ты ещё тогда до нас не доехал, и я сам тоже первый всего год служил.

А дальше Соколовский услышал изумительную историю о чудище заморском, которое везли по Транссибу куда-то на запад. И потом — о драке под снегом на городской улице.

— Мы тут со вчерашнего вечера на дыбах — потому что не поняли, куда оно в итоге девалось. Ольга твоя сказала, что сбежало от неё в тенях, а она держала крепко, я сам видел, сильна она, что и говорить.

Лёля не отвечала — со вчерашнего вечера. Соколовский дёргался, потому что — а чего она не отвечает? Но успокаивал себя — что устаёт на службе, спит и не слышит его вызов. Или ещё там чем занята, кто знает, какие внезапные внезапности на неё свалились?

А оказывается — она там сражается с чудищами? Вместе с Болотниковым?

— Что с Ольгой? Не могу дозваться второй день, — спросил он сурово и строго.

— Так погрызли её, лежит. Зимин говорит — восстановится, но сегодня ещё спать, вот и спит.

— То есть — погрызли? Эта тварь ранила её? — да что там у них такое происходит⁈

— Не вполне. Физически она в порядке, там сложности с магической силой. Не целитель, не объясню. И не некромант. Но она жива, и завтра уже должна на ноги-то подняться. За ней смотрят, там целая толпа желающих, так что — всё, что нужно, сделают.

Соколовскому больше всего на свете захотелось всё бросить и рвануть обратно в Сибирск, но… ладно, успеется. Если за Лёлей приглядывают, то и пусть, и пусть смотрят хорошенько. А он доберётся сегодня же, но чуть позже.

— Мироныч, у меня тут ещё одна встреча. Я не уверен, что принесёт пользу, но схожу и послушаю. А потом кликну тебя, портал откроешь? Быстрее будет, чем моими путями.

— Открою, — кивнул Болотников.

Вот и славно. А пока — быстрый взгляд на себя в зеркало, и вперёд.

Московский отцовский дом в последние годы стоял пустым, но в нём жил пяток человек из прислуги — приглядывали, топили, проветривали, убирали пыль. Соколовский свалился, как снег на голову, ему открыли пару комнат, и боязливо поглядывали — чего захочет барин. Барин хотел только ночевать, да чтобы одежду чистили — а даже кормился снаружи. Вот и сейчас — сказал, что уходит, будет неизвестно когда, и потом сразу же отбудет обратно к месту службы, и ему разве что боязливо поклонились.