— Не останусь, дела службы. Но очень хочу слышать ответ на свой вопрос.

— К чему это тебе сейчас?

— К тому, что будучи по каким-то причинам связан клятвой с фантомом, не могу предложить руку приличной даме, — зло сказал Михал. — Не будучи за все эти годы представлен невесте, не имею возможности спросить у неё лично — где она есть и отчего я должен дожидаться, когда появится. Но я знаком с её отцом, и могу спросить его. И если эта госпожа Куницына — плод его воображения, то моя клятва не имеет никакой силы.

Он ещё и наговорил тогда отцу разного — о том, что в погоне за какой-то минутной выгодой тот теряет многое важное и главное. И на прощание добавил, что если этот вопрос не решится в ближайшее время, то у отца нет никаких шансов увидеть внуков. Потому что жениться на другой, не получив освобождение от этого обета — значит навлечь смертельное проклятье на жену и детей, а на такое Михал никогда не пойдёт. И если отец заинтересован в продолжении рода, то пускай ищет этого своего друга, и разбирается, что там, с его непонятной дочерью.

Отец спросил только:

— Кто она? — и пояснил в ответ на непонимающий взгляд: — Та женщина, которая сподвигла тебя на этот разговор? Тебе не было дела до обета уж сколько лет, а тут вдруг стало?

— Это не имеет никакого значения. Потому что пока я несвободен, её для меня не существует. А когда и если я освобожусь, вот тогда и поговорим.

Он тогда не остался и ушёл, и потом, уже в Сибирске, проспал двое суток кряду, Алёшка даже беспокоиться начал — что такое с барином, спит, не просыпаясь. Но пять с половиной тысяч вёрст в одну сторону, да столько же обратно — не набегаешься тенями-то, даже для опытного некроманта. Потому и спал.

А отец сам явился к нему через два месяца. И сказал, что не может разыскать Куницына, и спросить его о дочери. Но при том все магические действия говорят о том, что тот жив, но не могут указать то место, где он находится.

Значит, только ждать. Или уже не ждать.

И закопаться по уши в служебные дела, благо — их тут столько, что ещё на троих некромантов хватит. И даже удалось, закопался.

Пока Болотников не сказал, что возвращается Лёля.

Что они там, в Москве, идиоты слепые? Почему никто её не разглядел и не оставил? Не увлёк, не влюбил, не восхитил? Замуж не позвал, в конце концов? Можно договориться о службе в другом месте, даже после того, как дано обещание вернуться. Найти того, кто согласится поменяться по какой-нибудь причине, например, за деньги или ещё какие услуги. Так делают.

Нет, она почему-то вернулась. Это хорошо, будет ещё один некромант.

Но как же теперь с ней вместе что-то делать?

Часть четвёртая. Ольга и заморское чудовище

1. Снова Сибирск

Я мастер странных ситуаций. Чего уже только не случилось за год с небольшим, и вот опять — стою посреди гостиной важного чиновника, рядом со мной — куча вещей, и что теперь?

Правда, чиновник смотрит благостно. Очевидно, доволен.

— Рад, Ольга Дмитриевна, очень рад, что вы вернулись.

— А я разве я могла не вернуться? У меня же это, магический контракт.

— Я, честно говоря, полагал, что вы будете учиться сколь возможно долго, а потом договоритесь с кем-нибудь из сокурсников, кто был бы готов отправиться к нам сюда, и в итоге мы получим некроманта, а вы — безбедную жизнь в древней столице.

— А так можно было? — усмехаюсь. — Честно, я даже и не подумала. Мне поставили задачу — я стремилась ту задачу решить, вот и всё. Но в летнюю сессию я собираюсь поехать и сдать кое-что, потому что желаю полноценный диплом, сначала кандидата, а затем и магистра.

— Видишь, смертушка, какой бриллиант? — улыбается Болотников.

А я вдруг вспоминаю, как увидела его впервые в доме Софьи Людвиговны — и как мне показалось, что на голове у него звериные уши. Теперь я совершенно точно понимаю, что Болотников — оборотень. Интересно, что за зверь?

А ещё один участник нашей тёплой встречи… почему-то мне очень неловко на него смотреть. Он, как и год назад, весь из себя модно одет — о да, я наблюдала людей в Паризии летом, так вот господин Соколовский среди них бы неплохо смотрелся. Только вот или болен, или ещё что там с ним такое. Какой-то серый весь и осунувшийся. Плохо ест, мало спит? Ну-ну.

И почему же я не подумала, что нам с ним вместе работать? Почему-то за этот год он никуда не делся, ни на какое хорошее место. И его превосходительство папенька ему это место не подогнал. Поссорились? Или он сделал что-то такое, за что его лишили наследства? Или…

Дальше моя мысль выдвинула ещё пару версий, из тех, что лучше вслух не озвучивать.

И кстати, он не похож на счастливо женатого. Женат несчастливо? Или его достойная супруга не пожелала жить в губернском городе Сибирске, и проживает в какой-то из столиц?

Так, пока я тут пребываю в раздумьях, мне что-то говорят.

— Ольга Дмитриевна, сейчас вы с Михаилом Севостьянычем остаётесь на обед, и за обедом мы обсуждаем вашу работу — что предстоит делать и каким образом, — говорил Болотников. — А после обеда доставляем вас домой. Вам положена служебная квартира, она не сказать, чтобы слишком велика, но — не понравится, решите этот вопрос сами. Также вам полагаются дрова, и некая сумма на обустройство. Завтра подпишете бумаги, и вам пойдёт жалованье.

Проживу ли я на то жалованье? Увидим. А пока хотят накормить — и вперёд, не стану отказываться.

Кормили у Болотникова отменно. Щи такие, что можно ум отъесть, с жирной сметаной. Каша с мясом, тоже необыкновенно вкусная. И закусок всяческих море — и огурцы солёные, и грибы маринованные, и капуста квашеная, и сало тоненькими пластиками. И пироги — сладкие и с капустой. И чай — отличный чёрный чай. С мёдом, с вареньем, с тонко нарезанным лимоном.

И настоечку предложили, терпкую, рябиновую.

— Вы не стесняйтесь, Ольга Дмитриевна, — говорил хозяин. — Ешьте да рассказывайте.

— О чём же рассказывать?

— Что знаете и умеете.

— Нежить, разную, и магическое освидетельствование. И допрос. И сколько-то теории, сколько вместилось.

— Видишь, смертушка — и допрос, и освидетельствование, и нежить тоже. И всё это за год, и Пуговкин её весьма хвалил. Вот доставят тех твоих несчастных — и пусть Ольга Дмитриевна расспросит их, что с ними случилось.

Так я впервые услышала о некоей не вполне понятной истории, которая продолжалась уже какое-то время, и которую раскопал недавно назначенный из столицы глава сыскной полиции. И рассказывал её как раз Болотников, Соколовский молчал. Есть ел, пить пил, ни слова не говорил. Раньше же говорил если не без умолку, то изрядно. И что же с ним не так?

Правда, тут изволил раскрыть рот и сказать:

— Я думаю, быстрее будет самим туда наведаться. А Пантелееву вы портал открывали?

— Да, по его смиренной просьбе, так и сказал — мол, понимаю, что не служебное это у вас, а личное, и смиренно прошу о содействии. Ну а я что, зверь какой, что ли — могу и посодействовать. Открывал. В Тельму, в Усолье, в Слюдянку, в Култук и вот в Маритуй.

— Только по железнодорожному пути, значит, работает? — усмехнулся Соколовский. — А то, что люди и без него много где живут — не ведает?

— Думаю, ведает, просто ног у его высокоблагородия всего две. Не успел больше. Но пусть, пусть. Поглядим. Не ешь ты его, вдруг толк будет?

— Больно мне надо его есть, — отмахнулся Соколовский. — Без меня найдётся, кому.

— Тем более, что у вас в команде теперь ещё и очаровательная Ольга Дмитриевна. Давай-ка пить за её ум, красоту и успешную карьеру, — Болотников легонько подтолкнул Соколовского в бок.

Тот, правда, не стал возражать, и выпил. На меня он не смотрел вовсе — ни по-доброму, ни по злому, никак.