Я повесила шубу, взяла вчерашнюю большую кружку и насыпала в неё молотого кофе. Попросила Василия добыть мне холодной воды, он сбегал наружу и принёс. Соколовский появился как раз, когда я снимала кружку с печки, подхватив её верхонкой Василия.

— Доброе всем утро, божественный запах, Ольга Дмитриевна. Не поделитесь?

— Отчего бы не поделиться? Присоединяйтесь, — кивнула я.

Из тумбочки достали ещё один стакан с подстаканником, и я разлила кофе ему и себе, его стакан пододвинула в его сторону, а себе плеснула молока, оставшегося от вчерашней добычи Василия.

— Кто-нибудь ещё желает? Нет? Значит, разливаю всё.

Соколовский принёс пирог с брусникой, намазанный сметаной — из кондитерской, я помнила такие коробки, иногда что-то такое приносили к Софье Людвиговне. Отличный пирог, свежий и вкусный. И мы как раз успели его прикончить — с кофе и чаем, кому как больше нравилось, когда явился господин Пантелеев.

— Сидят, значит, чаи гоняют, — высказался он вместо приветствия.

— Наверное, наш Семён Игнатьевич замёрз, пока к нам добирался. Господа, как вы думаете, если предложить ему чаю — он станет добрее? — усмехнулся Соколовский.

— Не нужно мне никакого чаю, я при исполнении, — буркнул тот.

— Воля ваша, — пожал плечами Соколовский. — Хотите дальше стучать зубами — стучите. Тогда рассказывайте, что вам удалось узнать — или добыть.

— Привезли погибших Вешкиных, шевельнул вчера через губернатора, по железной дороге в ночь привезли. Сюда, к вам, я сейчас сам присмотрел, чтобы не потерялись по дороге.

— Это замечательно, значит, сейчас и устроим наш консилиум. У нас есть один судебный медик, два некроманта и один начальник сыскной полиции. Вот и поглядим, что и как.

И что же, поглядели. Мужчина и женщина, супруги, довольно молодые, лет так около тридцати, детей, по словам соседей, ещё пока не имеющие — поженились осенью. Оба прибыли в Маритуй, потому что нужны были рабочие руки на железной дороге и обслуживать нужды тех, кто там работает, собирались весной строить дом, а пока жили в доме вдовы Мишиной, уехавшей зимовать к сыну в Сибирск. В том доме их и нашли, и в тот же день в Маритуй явился Пантелеев, так что местный урядник сразу же ему и доложил. А если б нет — то похоронили, да и дело с концом.

А сейчас мы втроём — Соколовский, Брагин и я — смотрели и видели ту же картину, что и у нищего Игнатки. В теле ни кровинки, ну там потом ещё Брагин подтвердит или опровергнет, увидим. А пока — Соколовский глянул на меня с прищуром.

— Ваши предположения, Ольга Дмитриевна — была ли смерть естественной?

— Ни в коем случае, Михаил Севостьянович, — покачала я головой. — В случае смерти от естественных причин, от старости или болезни, от тела покойного нет вообще никаких ощущений. Если смерть наступила вследствие несчастного случая, то есть жизнь прервалась насильственно, но без умысла, скажем — замёрз или дерево сверху упало — есть ощущение неудовлетворённости, потому что это случилось наперекор законам природы. Если же смерть насильственная, то ощущение потери, злости, желания мести, спектр достаточно широк. К сожалению, я не могу передать этот спектр ощущений тому, кто не является магом-некромантом.

Брагин молчаливо согласился, Соколовский кивнул с улыбкой, Пантелеев засопел.

А дальше уже Соколовский начал посмертный допрос — то есть попытался. У него точно так же не вышло ничего, как накануне с Игнаткой — оба молчали.

Потом пришлось подождать, пока Иван Дмитриевич сможет вынести свой вердикт, и он тоже оказался ожидаемым — в обоих телах нет ни капли крови, и повреждений тоже нет.

Более того, оказалось, что подобные случаи регистрировались в городе трижды с начала зимы — один ещё до Рождества в Солдатовской больнице, и два уже после, в Медведниковской. Только вот у жертв была родня, родня забирала и совершала все необходимые обряды, поэтому и в отчётах особо не отмечали, и некроманта не приглашали. В двух случаях к погибшим приглашали врача на дом, и врач констатировал смерть и отмечал особенности, а в третьем — нашли на улице и доставили в больницу, но позже родные забрали тело для отпевания и погребения.

— Никак у нас завёлся маг-преступник? — поинтересовался Соколовский. — Никто же не сомневается, что все эти случаи — дело одних и тех же рук, что причина всего — некий маг, и что он вряд ли остановится сам?

— Видимо, вы правы, — отозвался мрачный Пантелеев. — Я доложу и Болотникову, и губернатору.

— Я, в свою очередь, тоже доложу, — кивнул Соколовский. — Думаю, нам нужно действовать совместно.

— И чем же вы можете помочь в поиске и поимке преступника? — нахмурился Пантелеев. — Вы имеете соответствующую подготовку и опыт?

— Надо думать, имею. И подготовку, и знаете, за те годы, что здесь обретаюсь, успел повидать разное, — ответил Соколовский, но — как-то устало, что ли.

Как будто он не имел никакого желания доказывать кому-то там, кто он есть и что может. Что ж, это неприятно, всё верно.

— Если будет нужда в вашем вмешательстве, я непременно сообщу, вот как сегодня, — поджал губы Пантелеев, уже было повернулся к двери, но был остановлен Соколовским.

— Кто где и когда будет хоронить этих несчастных? — спросил он. — Вы доставили их сюда, мы убедились, что наши странные случаи — одного порядка и схожи необычайно. Кому надлежит выдать тела? Смогут ли они забрать?

— Там родню какую-то дальнюю известили, — буркнул Пантелеев. — Заберут, наверное. А по уму нужно не отдавать пока, а придержать, мало ли, что там ещё вылезет! У нас хоть какие-то доказательства будут!

— Хорошо, разберёмся. Но вам надлежит работать быстрее, потому что иначе нас ожидают новые жертвы, а этого не нужно ни вам, ни мне, ни Болотникову, ни городскому голове, ни губернатору.

— Сам знаю, — бросил тот и вышел наконец-то.

Мы остались в молчании, переглянулись.

— Пойдёмте, переведём дух, что ли, — сказал Брагин. — Василий, приберись тут да приходи, будем обед соображать.

— Обед сообразим приличный и готовый, пойдём в трактир, — скомандовал Соколовский. — Суп из куриных потрошков, жареная рыба, картошка с маслицем. Отменные пироги — с рыбой и с капустой.

Звучало соблазнительно, и мы дождались Василия, и отправились в тот трактир, который рекомендовал Соколовский. Правда, настроение всё равно оставалось мрачным, но — хотя бы согрелись и вообще подкрепились. А после разошлись — всех ждала работа.

— Ольга Дмитриевна, тогда завтра навестите Зимина, идёт? — спросил Соколовский на прощание. — Он как раз утром просил меня заглянуть к нему, как смогу. Я предупредил, что у меня новый человек, и этот человек к нему и прибудет.

— Да, конечно. Тоже к восьми или можно попозже?

— Можно попозже. В субботу заглянете на пару часов сюда, а в воскресенье выспитесь как следует. В понедельник же мы встречаемся с вами у Болотникова.

Я всё это помнила, поэтому поклонилась и распрощалась. Вперёд, к работе.

11. Визит в Иннокентьевское

Следующим утром мне предстояло наведаться в знакомые места — в больницу к доктору Зимину, где когда-то начиналась моя здешняя жизнь. Я с нетерпением ждала встречи, потому что он видел меня в самом начале, интересно, что скажет?

Надежда сегодня принесла завтрак и унеслась, что-то там ей нужно было сделать для Лукерьи. Лукерья как чуяла, что я хочу вызнать что-нибудь об их прежней жизни, и звала племянницу в тот момент, когда та уже была готова рассказывать. Ничего, не будем торопиться.

А после завтрака я задумалась — смогу ли попасть на тот берег тенями? Выходить на улицу не хотелось совсем, правда, я всё равно надела шубу и прочее, потому что мало ли как, вдруг придётся выходить? И подумала о докторе Зимине.

И что же? Я отчётливо увидела, куда нужно сделать тот шаг, чтобы оказаться рядом с ним. И сделала его. И уже была готова выйти в нормальное пространство прямо в его кабинете, но — услышала громкий голос, тоже мне знакомый.