— Всё это замечательно, — сказал он, — но что мы будем делать с госпожой Линь-Линь? Мне, признаться, не хотелось бы снова увидеть в покойницкой тела, которые не способны ничего рассказать о своей безвременной кончине. Эти люди ничего не сделали госпоже Линь-Линь, в отличие от князя Бельского, они не держали в клетке её уважаемого наставника и не причинили зла ей самой. Мы не можем предать её казни, отправить на рудники и ещё много чего не можем тоже. А что мы можем?
— Кое-что можем, — сказала госпожа Аюна. — Но сначала я бы хотела знать — сколько на ней жертв.
На этот вопрос мы с Соколовским были готовы ответить хоть прямо сразу.
— Так смертушки наши всё учитывали — кто, где, когда, сколько. А что-то Семён Игнатьич вызнал, ему тоже за то спасибо.
— Тогда, может быть, и его пригласим? — спросила госпожа Аюна.
— Отчего не пригласить? Ему тоже перед губернатором ответ держать, как и всем нам, — легко согласился Болотников.
Он сразу же связался с Пантелеевым и просто сказал ему — немедленно ко мне. Видимо, тот был готов подорваться, поэтому сказал — открывайте портал, Матвей Миронович.
Он появился, знатно подохренел с нашей компании, и главная его мысль читалась вот вообще без напряжения, наверное, даже и простец бы догадался — что ж вы меня-то не позвали на операцию. Засопел носом, опечалился.
— Ты, Семён Игнатьич, зла не держи, очень уж быстро всё случилось, — говорил Болотников. — И силы подтянулись — не чета нашим с тобой. Смертушки наши пригодились, но и то потому, что у них же всё, не как у людей, и сила тоже, — посмеивался он. — А пока, знаешь, нам бы полный список грехов госпожи лисицы, госпожа Аюна интересуется.
Кажется, Пантелеев был готов усомниться в полномочиях госпожи Аюны, но потом подумал и не стал. Смотрел на неё пристально, знать не знаю, что там увидел, но — успокоился. И принялся излагать.
С начала — как, только получивши назначение, прибыл в Сибирск и принялся разбираться, что здесь и как. И упёрся в эти самые смерти — на железнодорожных станциях.
— Хаотические они какие-то, не по порядку. Потому и показалось странным — то в Мальте, то в Тельме, то в Маритуе, а потом и до Нижнеудинска, — говорил он.
— Извольте отвечать, госпожа Линь-Линь, — сказал Болотников.
Лисица молчала, смотрела в пол, тогда Егор пошевелил её за плечо.
— Не понимаю я вашу людскую технику, и столько железа, и всё это без капли магии, — сказала как укусила. — Вовсе не поймёшь — что, когда и куда. Вроде движется, а в какую сторону — не знаю.
О как. Наша всемогущая лисица пасует перед техникой.
— Поэтому передвигались то в одну сторону, то в другую, что ли? — уточнил Болотников.
— Да! Откуда ж я знаю, куда оно двинется? — прорыдала лисица. — Вот пару раз и возвращалась обратно, сходила на станции, а там зима и холодно! Приходилось питаться!
Тяжело у нас магическим лисицам, кто бы мог подумать.
— Вот и питалась, пока Львович покойный её не подобрал, а она, значит, его за то и загрызла, — резюмировал Болотников.
— Покойные уже не смогут предъявить ей счёт, даже посмертно — потому что не будет у неё посмертия, никогда, — сказала госпожа Аюна. — Придётся нам. А что живые?
И взглянула на меня, а после и на Соколовского.
— А что? — не сразу сообразила я.
— Ваш звёздный час, Ольга Дмитриевна, — усмехнулся Болотников. — Вы с Михал Севостьянычем получили то, о чём грезил князь Бельский, и приложил все усилия, чтобы получить, да не сбылось. Что вам угодно? Наша лисица сейчас не в самой лучшей форме, но всё ещё способна выполнить то, о чём вы её попросите.
— Я могу попросить? — дошло наконец до меня.
— Вы оба можете, — сказал Болотников. — И пожалуй, я даже оставлю вас на это время, и Игнатьича заберу с собой. Мало ли, о чём люди захотят попросить?
— А почему нас, а его оставить? — Пантелеев ревниво кивнул на Соколовского.
— А они промеж собой сами разберутся, — махнул тот рукой. — Старшие же и так знают если не всё, то многое, а если не знают, то им не составит труда узнать.
Они ушли, а мы с Соколовским переглянулись.
Я кивнула ему — говори мол, я потом. Он точно так же попробовал перевести стрелки на меня, но я не дала.
— У тебя всё сложнее, ты и говори.
Он нахмурился, но я уже не стеснялась — и просто толкнула его локтем в бок. Говори, мол, кому сказано.
— Я хочу узнать, — начал он медленно, — где находится Ирина Куницына, которой я через её отца Ивана Куницына дал обещание взять в жёны.
Лисица, услышав его голос, подняла голову и упёрлась в него взглядом. Смотрела — и как будто не верила.
— Ты… хочешь такую малость? — сказала она в изумлении. — Ты не желаешь прожить до конца отмеренный тебе срок, ты не желаешь защиты от нелепой и случайной смерти? Ты не хочешь сберечь свою любимую, увидеть, какими вырастут твои дети?
Я, если честно, не поняла. Посмотрела на лисицу, на Фань-Фань и на госпожу Аюну. Егор же легонько пожал плечами — мол, сам не понимаю.
— Она… обманывает? — спросила я почему-то шёпотом. — Пытается запутать?
— Нет, чужеземка, она не обманывает, — покачала головой Аюна. — Она в самом деле изумлена, потому что — её силы достанет на многое, а её спрашивают о том, что так или иначе вскоре станет известно само. Она сейчас честна, как никогда. А ты подумала, чего ты хочешь?
— Вообще я хочу узнать, что за странность случилась с моим рождением, где моя бабушка Рогнеда, кто таков мой отец и почему я унаследовала от него силу, — начала я неуверенно, и Аюна со смехом меня перебила.
— Но сейчас ты задумалась, что могут быть и более серьёзные просьбы, так? Ведь вас ждут непростые времена.
— Ждут, да? — сразу стало муторно. — Я понимаю, о чём ты. В моём мире это был последний хороший год, а дальше — война, революция, потом ещё одна война. И мир изменился до неузнаваемости.
Соколовский вытаращился на меня, будто впервые увидел. А вот, получи.
— Вот, ты понимаешь, это хорошо, — кивнула Аюна.
Я ринулась в омут.
— Тогда я хочу долгой счастливой жизни вот с ним, — взяла за руку Соколовского. — Чтобы трудности были нам по силам, а наши дети и внуки жили ещё дольше и счастливее, чем мы.
Лисица долго смотрела на меня и молчала, все остальные тоже молчали.
— Ты уверена?
— Да, — сказала я.
— А что скажешь ты? — она взглянула на Соколовского, а глаза её, и так тёмные, начала затягивать какая-то и вовсе зловещая чернота.
— А я хочу взять Лёлю в законные супруги и породить с ней детей, и вырастить их, и внуков тоже. И преодолеть всё, что возьмётся помешать нам в этом. И не сломаться в тех потрясениях, о коих вы все тут, оказывается, знаете.
Я сжала его ладонь — мол, молчи, потом поговорим. О потрясениях в том числе.
— Ладно, так и будет. Вы переживёте все великие потрясения и выйдете из них без потерь, все они окажутся вам по силам. А ваши дети и внуки пойдут ещё дальше вас, — сказала лисица каким-то не вполне своим голосом.
Я не могу сказать, что поверила ей… но откликнулись Фань-Фань и госпожа Аюна:
— Засвидетельствовано, — сказала одна.
А вторая мелодично произнесла что-то по-китайски, и какое-то чувство мне подсказало — смысл был тот же самый.
И что же, мы только что обеспечили себе приличную жизнь или утратили шансы на что-то важное? Я глянула на Мишу… он точно так же смотрел на меня.
— О нет, никто за вас вашу жизнь не проживёт, вам придётся самим, — пожала плечами госпожа Аюна. — Но в итоге всё будет хорошо.
Я даже проморгала момент, когда появились Болотников и Пантелеев, кажется — нашего главу сыскной службы умилостивили рябиновой настоечкой с сопливыми грибочками. Он смотрел уже не так нехорошо и спокойно сел на стул рядом с Соколовским.
— А теперь, госпожа Аюна, я весьма желаю услышать, что вы предлагаете, — сказал с поклоном Болотников.
Она кивнула.
— Линь-Линь принесла несчастье множеству людей. Она не желала согласиться с тем, что люди живут в нашем общем мире точно так же, как и те, кто людьми не родился. Она, полагаю, не обращала внимания, когда ей говорили — мир нужно слушать, с миром нужно вежливо и почтительно, и тогда он отзовётся и исполнит всё то, что нужно. Она не подумала, что многие силы — это и многая ответственность. Ей придётся научиться этому, прежде чем она вновь станет тем, кем была ещё недавно.
