— Что вы сказали? — насторожился Михаил. — Извините, что перебиваю. Игнат Карлович, какой закон?

— Закон о вольности дворян. Понимаешь, с самого начала все дворянские роды рождались как служилые, а их члены обязаны были отрабатывать повинность на государевой службе. Не спорю, четыреста лет назад это было очень правильно. Государству нужны грамотные и образованные люди, а среди простонародья хотя бы по слогам читать умело ничтожное количество. Но сейчас это давно стало тормозом развития. Да, Игорь Второй снизил обязательную квоту до половины рода, на деле все спокойно закрывают глаза, что служит хотя бы какое-то время едва ли четверть всех юношей и девушек. Беда в том, что все эти дворяне, далеко не всегда способные и желающие служить, но служить обязанные, занимают места. А в итоге талантливые простолюдины, которые как раз готовы и хотят работать — на эти места не попадают. Так и остаются в самом низу общественной лестницы. Результат ты сам видишь. Дворяне всё сильнее кичатся своей кровью и титулом, который гарантирует им самые лучшие места на государственной службе, и при этом ничуть не стесняются своей некомпетентности. Хотя сидели бы лучше по поместьям и не лезли под руку. Закон о вольностях как раз и должен был отменить ценз, дать естественным способом дорогу простолюдинам, которые сначала добьются успеха в силу таланта, а от этого и уважения. Но… Документ был уже согласован и одобрен Боярской думой, однако в последний момент император отказался его подписывать. Эх, так и валяется где-то в недрах канцелярии, вместе с остальными идеями реформ.

Михаил на этих словах директора захолодел, вдоль позвоночника потекли ледяные струйки ужаса. А перед глазами как живая встала картина, подсмотренная в памяти Михаила-два. Над городом ещё висит гарь от наспех затушенных пожаров и артиллерийских обстрелов. На центральной площади города — огромная толпа, тысячи людей. Из тюрьмы только что вынесли на руках тела заключённых, которых оборонявшие город императорские войска успели казнить перед тем, как отступить. Ещё несколько минут назад по всей площади звучали приветствия, речи, смех. Знакомые обнимали друг друга, целовались. Незнакомые — обменивались рукопожатиями, поздравлениями с победой. И вот на площадь внесли тела замученных товарищей, многие со следами пыток. Толпа мгновенно смолкла, застыла в ожесточённом напряжении. На импровизированную трибуну из ящиков взобрался усталый седой человек непонятного возраста, сразу заметно — из рабочих. Рядом встал молодой парень, чьё породистое лицо и холёные с детства руки выдавали дворянина. Парень яростно и на всю площадь заговорил: «Сегодня мы прощаемся с нашими павшими товарищами, которые отдали жизнь за счастье русского народа…»

Проклятье, неужели ход истории не переломить, и всё продолжит скатываться в пропасть Гражданской войны? Почему лучшие друзья как Виктор и Юра должны в итоге смотреть друг на друга через прицел? Ладно, Игнат Карлович, при всей своей проницательности и опыте — как настоящий педагог он надеется на лучшее и старается в людях видеть хорошее, иначе просто нельзя учить детей. Но остальные? Неужели они не понимают? С императором, похоже, все игроки промахнулись: севший на трон Иоанн правил железной рукой, и в целом оказался достаточно неплохим управленцем. По крайней мере, за тридцать лет по-настоящему грубых ошибок не допустил ни одной, а количество разумных решений перекрывало число неудачных. В первый момент неразберихи смогли почти продавить Закон о вольностях — дальше Иоанн спохватился и успел всё притормозить. Но не отменить.

Вот только император не вечен. Сразу после его смерти Воронцовы или кто-то ещё навяжут цесаревнам правильных мужей. Или ещё проще, старшую Юлию — убьют, маленькой Анастасии — регентство. Сунут остальному дворянству взятку в виде права на безделье. Сколько лет понадобится, чтобы теперь уже ничем не обязанные государству и ошалевшие от безнаказанности дворяне довели народ до полного осатанения? Что прошлая версия истории Российской Империи, что история мира Российской Федерации в унисон говорили: это случится донельзя быстро. А дальше — Гражданская. Сначала за справедливость, а потом в таких войнах слишком быстро как вспоминаются вроде давно бы забытые обиды и претензии друг к другу, так и множатся новые.

— Я понял, Игнат Карлович. Что требуется от меня? Вы ведь пригласили меня, потому что у вас есть какие-то мысли, как можно попробовать изменить ситуацию? И для этого требуется моё участие?

Директор вздохнул и ответил не сразу. Убрал газету, зачем-то несколько раз перекладывал перед собой бумаги. Наконец, сказал:

— Да, Миша. Извини, хотел дать тебе ещё немного детства, пусть и в урезанном виде. Ходить на уроке, заглядываться на одноклассниц… Судьба решила иначе. Ты уже стал известен. Родился, что называется с золотой ложкой во рту и в самых небесах империи, но упав на дно — сумел доказать, что стоишь крови своих предков, заработавших себе дворянство и боярство. Продемонстрировал ум и силу. А теперь ещё доказал благородство, и что твоё слово, данное даже простолюдину — нерушимо. Показал, что порядочность и справедливость для тебя не слово, а дело. Извини, уже неважны ни причины, по которым ты помогал Землячкину, ни остальное. Тебя видят именно таким. Не зря вокруг тебя начали собираться люди, которых не устраивает нынешняя ситуация. Сколько мелких дворян и недавно основавших семью присягнули тебе и попросили защиты от поглощения?

— Сейчас у меня числится пятнадцать вассалов, и ещё два десятка заявок, — осторожно сказал Михаил.

— Будут и другие, обязательно. Добавь, что не только за тобой, но и за твоими вассалами — гвардия, причём не пара сотен за одним твоим родом, а будут тысячи. Есть и орифлама сокола, пусть она пока спит. Ты уже стал серьёзной политической силой, которую кто поумнее — начинает учитывать, кто поглупее как Румянцевы — увидит слишком поздно. Но всё равно увидит. Ты готов довериться моему опыту и политическому нюху?

— Да.

— Слышал, что лучшие надсмотрщики получаются из бывших рабов? Вот именно так себя и ощущают себя те, кого сейчас принимают в род младшими членами. Выслуживайся любой ценой, чтобы тебя заметили. А других вариантов у тебя всё равно нет, даже если ты и хотел бы создать свою отдельную семью, а не стать слугой чужого главы рода — тебе никто этого давно не позволит. Но теперь и очень скоро и мелкое провинциальное дворянство, и недавно получившие титул увидят в тебе человека, способного отстаивать их интересы в Москве. Это пойдёт империи на пользу, потому что возродит изначальный смысл получения дворянства: для создания нового рода, а не пропуск в одну из существующих семей. Лет пять-шесть у тебя, думаю, имеется в запасе. К исходу этого срока ты обязан не просто быть главой «ещё одного рода». Тебе нужно закончить университет, получить хоть какую-то государственную должность и продемонстрировать старт карьеры. Тогда все сразу вспомнят про орифламу, а ты по факту станешь представлять в Боярской думе мелкопоместное и новообразованное дворянство. Согласен с такими перспективами?

— Да… — осторожно сказал Михаил.

Мысленно же заорал: «Ну песец, ну пушной зверь! Лично решил заглянуть?» Игнат Карлович сейчас грубо и беззастенчиво льстил, заодно рисуя самые радужные перспективы, от которых у вчерашнего подростка — каким и должен, по идее быть Михаил — несмотря на вроде бы подготовку и кой-какой взрослый опыт, просто обязана закружиться голова и до небес подпрыгнуть самооценка. Особенно фактически прямым текстом озвученная помощь в возрождении боярского статуса. Да бывший боярич за такое душу обязан не глядя отдать. Что же такого случилось, если Серые Ангелы торопятся форсировать события?

— Тогда сначала мои соображения. Тебе нужно поступать в университет. Я оценил твои знания и способности на сегодняшний день, ты без труда догонишь нужные предметы. Проблема в том, что экзамены уже давно закончены, и даже мои связи в ректорате не помогут оформить документы задним числом. Да и крайне нежелательно тебе сейчас идти хоть на малейшее нарушение закона. Единственный легальный вариант — Испытание достойного.