Но если пользоваться осторожно и разумно, Библиотека давала уникальнейшие возможности. Сейчас Михаил сильно порадовался, что смог прочитать и разобрать светские новости и городские сплетни утром, а не вечером. Если сложить их с тем, что Аня и Михаил раскопали несколько дней назад: война между боярскими родами Воронцовыми и Столешниковыми началась как упреждающий удар со стороны Воронцовых… Каждый час задержки, с которым Ругимов — финансист рода Тёмниковых — получит информацию, увеличит им в итоге трудности с поглощением промышленно-торговой империи Столешниковых.
К сожалению, пронести записи из Библиотеки в реальный мир было невозможно. Потому, вернувшись, Михаил лихорадочно начал писать указания для Ругимова плюс комментарии для него и для Энрикета, на каких направлениях срочно необходимо усилить внимание, а где стоит быть вдвое осторожнее. Листочки он вручил одному из своих телохранителей со словами:
— Сразу по возвращении господину Энрикету в руки лично.
— Так точно.
Хотелось сесть и поразмышлять ещё, уже в реальном мире — не забыл ли Михаил чего-то вписать. Но в это время за окном показалась ограда территории Старомосковской гимназии, и политико-экономические дела были усилием воли отодвинуты в сторону. Пора будить сестёр.
— Подъём, сони. Приехали. Машин в очереди много, выходить придётся быстро.
Видимо, нервное напряжение ощущали все, так как проснулись практически мгновенно и без споров, даже младшие девочки, пускай и продолжили зевать. Да ещё Аня мрачно высказала:
— Миша, поделись секретом, как ты такой бодрый? У тебя настолько энергичное и радостное лицо, что аж стукнуть хочется.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Это намёк, что в школу ходить вредно? — съязвила Женя.
— Это намёк, что школьные знания — это не много. Всё, приехали, вылезаем.
Первым из микроавтобуса на улицу выбрался Пламен, он же помог девочкам и госпоже Энрикет выйти. Естественно, на территории школы телохранитель был не нужен, но Михаил давно уже заметил, какое впечатление на окружающих производит его богатырская фигура. Спрыгнув на асфальт автостоянки последним, Михаил как раз поймал потрясённый взгляд своего одноклассника, приехавшего одновременно с Тёмниковыми, и остался доволен. А ещё радовало наличие магии, разница с миром Российской Федерации заметно проявлялась именно в такие моменты, как сейчас. Пускай в остальной Москве прохладно, сыро и моросит противный дождик — на территории гимназии сухо и достаточно тепло, чтобы школьники и их родители могли обойтись без пальто. Стоило такое удовольствие наверняка бешеных денег и расхода маны — но оно того стоило.
Дальше захватила знакомая суета общешкольных мероприятий, которые, по-видимому, едины для любых стран мира всех существующих миров. Вот растерянные первоклашки и их ошалелые родители, ищут место сбора. Вот серьёзные и знающие себе цену дети вторых, третьих и четвёртых классов, свысока поглядывающие на растрёпанных первоклассников: они давно настоящие и опытные школьники, не то что эта мелюзга. Зато уже Вторая ступень, которая шла с пятого класса по восьмой, сейчас демонстрировала нарочитую расхлябанность: жизнь кипит, надо всё успеть, ну а уроки в гимназии — это так, вынужденная необходимость и плата за общение с хорошей компанией одноклассников. Ну и действительно серьёзные девятые и десятые классы Третьей ступени, где скоро одним выбирать дальнейшую специализацию, а вторым готовиться к поступлению в то или иное высшее учебное заведение. Даже если не очень хочется — никто не отменял обязательств перед кланом, который тебя все эти годы кормил и оплачивал твоё образование.
Понемногу хаос успокоился. Подъехали последние ученики, одноклассники нашли друг друга, и классы выстроились коробочками на большой площадке возле главных ворот, образуя букву «П». Свободный промежуток — это трибуна с директором и учителями, горизонтальная линейка — первоклассники и родители. Торжественные речи, затем пошла церемония образования классов. Директор спустился с трибуны, дальше по одному к нему подходили учителя, которые станут классными руководителями на следующие десять лет. Учителя называли фамилии детей, те робко выходили и вставали у трибуны. Звучало поздравление от директора, маленький магический фейерверк над головами. Уже упорядоченной группой класс возвращался на прежнее место, как бы занимая общий строй. И так, пока аморфная толпа первоклашек тоже не превратилась в условные квадратики. Финальным аккордом стали двое парней из параллельного десятого класса — Михаил обратил внимание, что директор выбрал для первого звонка молодого боярича, а второго из худородных дворян. Парни подняли и посадили к себе на плечи какую-то рыженькую первоклассницу, дали ей в руки огромный звонок. Над шеренгами понёсся нежный звон. Дальше все выпустили в небо шарики, начавшие взрываться фейерверками, и громом прозвучал усиленный магией голос директора:
— Учебный год начался! Поздравляю.
Речи и разделение на классы шло довольно долго. Стоять как солдатики никто из учеников так много времени был, естественно, не в состоянии. Учителя это понимали: пока дети вели себя прилично, на перешёптывания в строю не обращали внимания. Тем более, всех наверняка распирает от событий лета, которыми хочется поделиться. Михаил оказался будто бы в изоляции, вроде стоит в общем строю, но словно его и нет — пока одноклассники не определились, как к нему относиться. И с учётом личного отношения и смены статуса, и с учётом клановой политики. Наверняка дома родители события лета обсуждали и какие-то инструкции давали, однако всё это проявится потом. Пока же Михаил был одиночеству рад. И во время предпраздничной суеты, и при построении он следил за сёстрами.
Ну с Машей понятно, ей вчера пришло письмо от Ильи Ефимовича Брасикова. Великий художник, с которым они познакомились и неожиданно хорошо сошлись во время отдыха в Крыму в письме сначала в своей обычной манере — жёсткой, но одновременно очень информативной, разбирал ошибки парочки Машиных картин. Сестра их рисовала, уже вернувшись в Москву, а дальше переслала фотографии Брасикову в Карелию. Но во второй половине письма Илья Ефимович рассуждал, кого девушке посоветовать в наставники и для подготовки к поступлению в Московскую академию. Рекомендовал троих своих бывших учеников, оставалось выяснить — кто сейчас в Москве, свободен, и потому согласится заниматься. В итоге Маша на данный момент в реальном мире присутствовала лишь наполовину, а на вторую половину размышляла над предложенными кандидатурами, так что пытаться её уязвить было бессмысленно. Попросту не заметит.
Больше Михаил переживал за Аню, особенно вспоминая её стычку с одноклассницей Лией Сормовой в «Золотом яблоке». Но у Ани явно ещё сказывались последствия их совместного с братом коньячного загула три дня назад, настроение было злобно-агрессивное. Сестрёнка явно даже обрадовалась бы попытке нахамить или обидеть, чтобы сожрать нахалку без соли. Окружающие это просекли мгновенно и старались Аню не задевать. С Яной и Юной, понятно, проблем не возникло вообще, учитывая, как вокруг начинающих киноактрис мгновенно возникла целая кучка любопытствующих не только из своего класса, но и из других. Сильнее всех удивила Женя… взяв опеку над Бертой. Вот уж точно, давно можно бы сообразить, что у Жени комплекс самого младшего ребёнка. Ведь в поколении детей верхушки боярского клана Столешниковых она была самая младшая. И это в детсадовском возрасте приятно, когда все с тобой носятся, сюсюкаются и умиляются. В школьные годы отношение старших как к живой кукле и несмышлёнышу-малолетке начинает бесить. Но уже никуда от этого не деться. И если близнецы эту Женину слабость воспринимали как данное, вроде позволяя собой время от времени командовать, но именно что всё-таки только позволяя, то в глазах десятилетней Берты Энрикет у Жени, кажется, появилась возможность стать настоящей старшей сестрой. Опытной, всё знающей, мудрой и заботливой.
А вот дальше, стоило убедиться, что с сёстрами всё в порядке, накатила глухая тоска. Взгляд искал и находил пустые места, где должны были стоять остальные родственники. Двадцать учеников Первой Старомосковской гимназии, которые в этом году не пришли на торжество начала учебного года, а легли в землю. Просто потому, что старшее поколение захотело власти и сожгло семью дотла на алтаре своих амбиций. И вроде бы хорошее с утра настроение принялось стремительно ухудшаться. Так что когда шарики улетели, а ученики отправились по корпусам и классам, попутно уже свободно весело общаясь, Михаил, наоборот, искал, с кем бы поссориться.
