— Глухо, как в танке, — кивнул Слава Волков, и парни вместе двинулись по Невскому проспекту в сторону Казанского собора.

— Ничего-ничего, — заулыбался Казанцев, — как говорит наш подполковник Петренко: «Хорошего опера, словно волка, ноги кормят». А нет ног, то и нечего претендовать на еду. Понял, товарищ лейтенант?

— Юмор у тебя, Казанова, детсадовский, — обиделся Стеблов-Волков. — И тамбовский волк, тебе товарищ. Понял? Вот куда теперь ехать?

— Ясное дело куда, — хмыкнул Володя Казанцев, — махнём на Балтийский вокзал, прогуляемся по Митрофаньевской барахолке. Должны же воры куда-то скидывать свой хабар. Им серебряные ложки и разные прочие побрякушки ни к чему.

И тут навстречу оперативникам вдруг вышла компания туристов, которые весело и дружно под гитару запели:

Просто раз и навсегда

Наступает в жизни час,

Тот нелегкий час когда

Детство уходит от нас…

На этом фрагменте лично я улыбнулся, потому что вспомнил, как во время съёмки обычная группа студентов-туристов, проходя мимо, подкинула мне эту идею — снять такой маленький, оживляющий диалог, эпизодик. Кстати, эти же парни и девчонки с большими настоящими рюкзаками, одетые в спортивные костюмы, под камеру с песней и прошлись.

— Весёлые ребята, — буркнул Волков. — Перекусить бы чего?

— Что желаете, товарищ лейтенант? — вытянулся в струнку Казанцев, изображая официанта. — На первое у нас сегодня пирожки с картошкой, на второе — пирожки с мясом.

— А на третье? — с кислым лицом протянул Стеблов-Волков.

— На третье, по заявкам оперативных сотрудников города Ленинграда, мороженное пломбир, — захохотал Видов-Казанцев.

— Годится, — кивнул головой Волков. — Только давай поступим так, я сгоняю за кефиром, а ты за пирожками и мороженым?

— И нет нам покоя ни ночью, ни днём, — запел Казанова, — погоня, погоня, погоня, погоня…

— За кефиром и пирогом, ха-ха, — закончил песню Слава Волков. — Встречаем у памятника Барклаю де Толли.

«А ведь „Неуловимых мстителей“ Кеосаян ещё не снял, — усмехнулся про себя. — Зато мотив знаменитой песни уже сочинён. Пользуйтесь на здоровье, Эдмонд Гарегинович, не стоит благодарностей. Кстати, эта трилогия про юных революционеров скоро с огромным успехом пройдёт по кинотеатрам страны. Потому что среди зрителей запрос на боевики с хорошим экшеном более чем велик. А значит и моё детище в кинопрокате пойдёт на ура».

А на экране, после того, как Волков и Казанцев разошлись в разные стороны, на несколько секунд появился памятник фельдмаршалу Барклаю де Толли. Между прочим, перед Казанским собором был установлен и памятник другому фельдмаршалу — Кутузову. Однако изваяния знаменитых полководцев запечатлели в таких странных позах, что в местном фольклоре моментально родился такой стишок:

Барклай де Толли говорит:

— У меня живот болит.

А Кутузов отвечает:

— Вон аптека, полегчает.

Именно поэтому Михаил Кутузов в моём детективе и не засветился. После памятника Барклаю в кадре вновь появились Слава Волков и Володя Казанцев. Сыщики сидели на скамейке и ели самое вкусное в мире советское мороженое, если нам, конечно, не врала отечественная пропаганда.

— Слушай, Казанова, я вот что подумал, — задумчиво промямлил Волков, — а ведь следы, которые преступник оставил на пожарной лестнице, сделаны специально для нас, чтобы запутать следствие.

— Ты, Славка, что имеешь в виду? — буркнул Казанцев. — Квартирную кражу на Невском или хищение картины из музея?

— Я говорю про музей, — закивал головой Слава Волков. — У меня всё время не идёт из головы то, что вор вырезал холст ножом, причём не очень острым. Ну не мог профессионал, который отмычкой ловко вскрыл замок на пожарной лестнице, прийти на дело без бритвы или скальпеля.

— Форс-мажор, — пожал плечами Казанова. — Преступник надел не ту куртку. Я вот тут как-то пришёл на работу в новом пиджаке, хватился, а пропуска-то и нет. С вчера забыл переложить. Ха-ха.

— Нет-нет, — криво усмехнулся Волков, — ты себя с преступником не ровняй. Для него такой промах может слишком дорого обойтись, это для него вопрос жизни и смерти. Картину выкрал кто-то из своих. Кто-то из реставраторов. Они ведь всё время переносили скульптуры из запасников в зал…

— Постой-постой, — перебил товарища Казанова. — Вырезать холст из рамы — это ведь дело одной минуты, а вытащить скульптуру из ящика, где она лежит среди стружек и опилок займёт примерно минут десять или пятнадцать, которые никто не проверит. Вот тебе и временной гандикап. И потом, у них ведь в реставрационной мастерской чёрт ногу сломит, и на первое время там легко можно было бы припрятать украденный холст.

— Вот и я чём говорю, — пробурчал Вячеслав Волков. — Завтра утром нужно ехать в музей и в мастерской реставраторов обследовать каждый уголок.

— Поздно, — хмыкнул Казанцев. — Холст уже перепрятан и его вот-вот должны передать заказчику, нашему иностранному туристу Питеру Баткину.

— И из чего следует такой вывод?

— Раньше отъезда на родину господин Баткин рисковать точно не будет, так как его номер могут обыскать, — улыбнулся Казанова. — Картину у преступника он возьмёт только в день вылета в Москву, где у него пересадка на Лондон.

— И когда это произойдёт? — спросил Волков, доев мороженное.

— Официально он улетает через неделю, но время вылета может в экстренном порядке и измениться, — буркнул Казанцев, вытирая пальцы платком. — И сегодня моя Аннушка узнает — так это или нет? Всё, поехали на барахолку, время не ждёт.

Володя Казанцев сначала, оперевшись руками о скамейку, сделал уголок, затем вскочил на ноги и выполнил несколько упражнений из комплекса утренней зарядки.

— Вперёд, мой друг, нас ждут великие дела, — захихикал Слава Волков, который спортивной разминкой пренебрёг.

— Не великие, а грандиозные, — засмеялся Казанова, — пошли.

Далее на общем плане сыщики прошагали по Невскому проспекту, миновав припаркованный маленький «горбатый» Запорожец серого цвета. И буквально через секунду из этого миниатюрного автомобиля вылез Савелий Крамаров, то есть наш новоиспечённый фарцовщик Федя Косой. «Этот момент обязательно нужно подзвучить музыкальной темой „Вода-вода, кругом вода“», — подумалось мне, когда на экране крупным планом появилось комичное лицо Крамарова, выразительные глаза которого зыркали по сторонам. И в зале тут же раздался дружный хохот моих коллег по киношному ремеслу.

— Здравствуйте, — поздоровался с Федей Косым какой-то невзрачный паренёк, по виду напоминающий студента. — Мне сказали, что у вас можно купить настоящие американские «Вранглеры». Это правда?

— Ха-ха, — хохотнул Косой. — Ты чё, парень, заблудился? Забыл, где поворот на Бродвей? Ха-ха. Кхе, есть очень хорошие брюки Кишинёвской швейной фабрики, отдам за полцены не глядя. Фирма КШФ: не трётся, не мнётся и стирке не поддаётся. Ха-ха-ха! — громко загоготал Крамаров, чем вновь вызвал громогласный хохот в кинозале. И вообще, сегодня каждое появление Савелия Крамарова в кадре было встречено просто истерическим смехом. Ржал даже серьёзный товарищ из КГБ.

— Спасибо, я КШФ и в магазине куплю, — недовольно проворчал студент.

— Чё обиделся? Секи шутку юмора, профессор, ха-ха, — Федя Косой подмигнул своему собеседнику и добавил, — чё встал как неопределённый интеграл, гони два рубля. Есть настоящие штатовские «Вранглеры», только что из Финляндии привезли.

— А мне говорили, что они стоят гораздо дороже, — пожал плечами студент и вытащил из кармана две рыженькие бумажки.

— Ха-ха-ха! — загоготал Косой. — Ты откуда, академик, прилетел, с Урала? Включай матанализ на полную мощность и умножай два на сто, Циолковский.

— Так дорого? — опешил парень.

— Я же тебе сразу предложил КШФ, ха-ха-ха, — захохотал Савелий Крамаров. — Иди, давай, не мешай работать. Сессию-то уже сдал? Или ты, как Менделеев, спишь и видишь красный диплом? Ха-ха.