Запихивая на ходу в рот, наскоро состряпанный, бутерброд, пулей вылетела из квартиры и бросилась по лестнице вниз. Главное успеть на автобус до метро. Если успеет — прекрасно. От метро до офиса и бегом можно, благо догадалась надеть кроссовки. На работе есть запасные туфли, остались там после новогоднего корпоратива, всё забывала забрать домой, то одно, то другое. Бог с тем, что туфли на высоченной шпильке, зато Сержу они понравились…

Серж… Тёплое чувство опять затопило сердце. Волевым усилием отогнала приятные мысли и начала соображать, какие дела в течении дня необходимо сделать. Перебирая в голове, всё ли взяла (повезло, рабочие материалы оставила в офисе, не брать же их в кино, сердце снова сладко замерло…), быстро перебирала ногами по, сточенным от времени по центру, ступеням. Да, старый фонд это прекрасно, это замечательно, но старые ступени та ещё головная боль, особенно, когда торопишься! На третьем этаже ноги вдруг потеряли опору, лестница исчезла, и тёмная пропасть поглотила её, не успевшую даже попытаться сообразить, что происходит…

Вдруг наступившая темнота постепенно наполнялась видениями. Она парила в этой темноте, не ощущая тела. Вокруг кружили знакомые образы, становясь всё бледнее, улетая от неё всё дальше… Люди что-то пытались сказать, но их речь была непонятна, говорили одновременно, кто-то плакал, кто-то смеялся… В голове начало всё кружиться… Тени прошлого, а она откуда-то точно знала, это её прошлое, окончательно растаяли, оставив внутри сосущую пустоту. Она осталась совсем одна и в душу заполз страх…

Потом пространство вокруг начали наполнять непонятные, иногда смутно знакомые, символы. Появились звуки, странные тени наполнили пространство. Опять многоголосый хор, который она сначала не понимала, потом проявились знакомые слова. Она не понимала смысла происходящего. Постепенно ее наполнял равномерный гул, заглушающий звуки, издаваемые окружившими тенями…

«Слушай меня, только меня», — сильный низкий голос в темноте испугал ещё сильнее.

Она попробовала повернуться, и тут же ощутила, тело есть, вот только тело это крепко привязано к упругой поверхности, даже поперёк лба что-то держало, не давая пошевелить головой… Плотная повязка на глазах давила, не давая увидеть и лучика света.

«Почему она дёргается?» — недовольно проговорил чей-то голос.

«Она усвоила язык и начала понимать речь. Очень быстро… Странно, я ещё не закончил…»

В руку кольнуло, сознание поплыло. Рядом ещё говорили, но она, как ни силилась, ничего не смогла понять.

Глаза открыла в полной темноте. Тишина стояла, аж звенело в ушах. Тело абсолютно не ощущалось.

Раздался щелчок и шорох, рядом начала медленно расти светлая щель. Тут же появились звуки. Щель становилась всё шире…

Внутри кто-то хмыкнул: «Поднимается крышка гроба».

Несмотря на представившуюся картину, стало весело. Щель раздвинулась, крышка с тихим шипением скользнула в сторону. Маринка, скосив глаза, смогла рассмотреть часть окрестностей.

Так, похоже, она находится в комнате битком набитой приборами, непосредственно в одном из них и лежит. Тихие шаги приблизились со стороны головы, кто это — не видно, необходимо повернуть голову. Однако попытку остановили в самом начале руки человека, вставшего за головой.

Он тихо заговорил. Слов Маринка не понимала, только иногда слышались отдалённо знакомые. Однако, после того, как человек немного поговорил, вдруг, как-то разом, начала его понимать. Язык превратился в непонятно родной, хотя осталось осознание факта — язык чужой… Такая двойственность оказалась непривычна, мало того — очень неприятна…

— … и я очень прошу вас полежать несколько минут спокойно. Вам пока не стоит совершать резких движений.

Голос говорившего из тех, которые Маринке нравятся — глубокий, спокойный, «мужской», как говаривала Ленка.

Тут же вздрогнула от пришедшего на ум имени. Ленка? Она не помнила никого с этим именем. Но имя засело в уме накрепко, значит, человека такого знала⁈

В комнате что-то резко запищало. Звук ввинчивался в голову, причиняя боль.

— Успокойтесь, дышите ровно… Вот так… Ровнее…

Пищание затихло.

Раздались более тяжёлые шаги, подошел кто-то ещё.

— Ну, вот и пришла в себя. Напугала ты нас, дорогая!

Над Маринкой склонился пожилой человек. Рыхловатый, тёплые добрые глаза цвета ореха, вьющиеся каштановые волосы с проседью и смешные усы. Приятный. Поверх костюма, хорошо сшитого, но чем-то непривычного, накинут обычный балахон, какие выдают посетителям в больницах.

Девушка успокоилась. Значит, она в больнице, а у головы, видимо, стоит врач. Жить стало легче.

— Мариан, посмотрите на меня, — голос врача звучал по-прежнему ровно и спокойно.

— Мариан? Я Мариан?

Маринка проговорила это неуверенно, сама поразилась интонации. Сразу вспомнила, да, она Мариан. Стоп! Она не может быть Мариан! Она твёрдо знает свое имя — Марина, а для друзей и близких — Маринка за невысокий рост. И в то же время внутри сидело убеждение, одновременно она и Мариан. Как такое может быть⁈

Маринка вырвалась из рук врача и села. Выглядела она настолько ошалелой, что стоявший перед ней пожилой мужчина встревожился.

— Доктор⁈

Доктор вышел из-за спины, и предстал перед Маринкой.

Уже немолод, абсолютно лыс. Колючий взгляд…

«Должно быть умный» — ехидно прозвучало внутри.

Врач смотрел внимательно, причём до такой степени внимательно, ого… Создалось впечатление предпринятой попытки просветить её мысли.

— Посмотрите на мою руку, — он произнёс это строго и принялся размахивать перед лицом пациентки.

Голова закружилась, пока следила за движениями. Не выдержав, схватила руку. От головокружения начало подташнивать…

— Кто я? Что со мной? — слова выговаривались с трудом, приходилось подбирать их, словно впервые, язык заплетался.

Мужчины медленно переглянулись. Тревога, которая отразилась на лицах, была бы комичной, если бы она не видела, как оба переживают. Маринка постаралась успокоиться и взглянуть на всё разумно.

Где оказалась понятно, больницу спутать невозможно ни с чем. Кто эти люди она не знает, но один из них врач. С этим разобрались. Пойдём дальше.

Первое — почему она говорит на языке, которого не знала? Второе — почему знает, её имя и Мариан, и Маринка… Причём она твёрдо убеждена как в том, так и в другом? Как это можно состыковать? И третье — кто она вообще такая. Как ни пыталась хоть что-то о себе вспомнить, ничего не получалось, только в висках появилась боль от усилий разбудить память. Вот, например, кто этот человек, который, похоже, её прекрасно знает? Эти вопросы отлагательства не терпели. Если ей сейчас всё это не объяснят, известна ведь дурацкая привычка врачей «обеспокоенных состоянием больного» скрывать правду, то она сойдёт с ума, пытаясь разобраться во всём сама.

— Прошу выслушать меня внимательно, и не делать поспешных выводов о моём психическом состоянии…

Маринка изо всех сил старалась говорить членораздельно и спокойно, хотя так и подмывало забиться в истерике. Пугала непонятная необходимость подбирать каждое слово, словно она иностранка…

— Я не понимаю, где оказалась, не понимаю, почему меня называют Мариан, не знаю вас обоих, хотя для вас, возможно, это удивительно. Я не помню о себе ничего!

К концу маленькой речи, Маринка не заметила, как на глазах от жалости к себе навернулись слёзы.

— Дорогая моя, сейчас отправим вас в палату, постарайтесь отдохнуть, — доктор добавил елея в голос. — Я понимаю, такая авария не могла…

— Довольно, доктор, пожалуйста, оставьте нас на пару минут!

Пожилой мужчина внимательно следил всё это время за выражением лица девушки и понял — дело серьезнее, чем простая потеря памяти.

Дверь за доктором тихо закрылась…

— Мариан, я понимаю, так же как и доктор, авария не могла пройти без последствий. Неделя в реаниматоре, это не просто так. Давай сделаем по-другому. Ты некоторое время подождёшь с объяснениями. Сейчас, когда твоё физическое состояние не внушает сильной тревоги, я предлагаю перебраться к одному старому другу. Он знает тебя настолько хорошо, насколько возможно, и постарается во всём разобраться.