Я оглядела, увидела неподалеку обломок крыла самолета и, сама не понимая, откуда взялась эта мысль, стала собирать не успевшую еще утонуть одежду Макса. Одна туфля еще держалась на воде, вторая начала тонуть, и я нырнула за ней.

С этим ворохом мокрой одежды плыть было трудно, но я справилась и добралась до обломка крыла.

Здесь я огляделась. До берега было недалеко, да и само озеро оказалось невелико. То, что самолет рухнул именно в него, было просто невероятно. Или, может быть, пилоты намеренно пытались посадить самолет на поверхность озера.

Макса не было слишком долго. Но я была уверена, что он просто не может утонуть. Все-таки Макс мастер спорта по плаванию. Наконец, он появился на поверхности. Макс держался на спине, помогая себе ногами. Одной рукой он держал Назара, обхватив его за шею так, что голова Назара лежала у него на плече, другой рукой таким же образом держал женщину, которая сидела в самолете напротив него.

Я рванула к ним, понимая, что Максу может не хватить сил. Когда я подплыла, Назар прокашлялся, и Макс его отпустил. Женщина не дышала. В панике Назар поплыл в сторону еще какого-то обломка самолета.

— Назар! Помоги нам! — крикнула я.

Он глянул на меня какими-то бешеными, будто не своими глазами, и поплыл к обломку еще быстрее.

Вместе с Максом мы доплыли и кое-как закинули бездыханную женщину на обломок крыла.

Макс тут же начал делать ей искусственное дыхание. В таком положении это было невозможно нормально сделать. Он не мог забраться на крыло, оно едва держало пострадавшую и одежду, которую я туда водрузила.

Вместо нормального массажа сердца Максу приходилось прямо из воды бить кулаком по груди в область сердца несчастной женщины и так же из воды зажимать ей нос и пытаться вдохнуть воздух ей в легкие.

Тем не менее, действовал он четко и хладнокровно и в конце концов был вознагражден. Вода вырвалась из легких, и женщина зашлась истошным кашлем.

— Пилоты! — выкрикнула я.

Макс покачал головой из стороны в сторону.

— Слишком глубоко, уже на дне, — сказал он и добавил. — Нужно грести к берегу.

Мы выбрались на берег. Кое-как стащили с обломка крыла нашу спасенную. Та хоть и была жива, казалось, была в полубреду.

Я оглядела в поисках Назара. Того нигде не было. И вдруг сейчас, когда поняла, что спасена, я осознала весь ужас произошедшего. Сначала полились беззвучные слезы, но тут же меня затрясло, и я разрыдалась до истерики. Меня колотило. Я села на землю, обхватила колени руками и все никак не могла успокоиться.

Макс опустился на корточки передо мной:

— Лора, это шок отпускает, оставайся здесь, никуда не двигайся, вообще никуда, ты меня поняла?

Я взглянула на него, в его ледяные синие глаза и не заметила в них ни капли страхи или паники. Он был собран, хладнокровен, одно только отличало его сейчас от привычного Макса Рихтера — он казался слишком жестким, даже жестоким. Словно все его внутренние силы мобилизовались, и он был на самом пике всех своих великолепных качеств.

Макс пошел в воду.

— Ты куда? — спросила я сквозь слезы.

— Нужно попробовать достать какие-нибудь вещи, что угодно, хорошо, если получится найти аптечку.

— Аккуратно, пожалуйста!

Он посмотрел на меня, как мне показалось немного тревожно, и я сразу почувствовала, что тревога эта из-за меня.

Я сидела полуголая — в трусах и лифчике, зареванная, растерянная и, наверняка, выглядела жалко.

— Все будет хорошо, — сказал Макс и вошел в воду.

Его не было довольно долго. Но переживать у меня времени не было. Застонала женщина, которую мы спасли, и я бросилась к ней.

— Больно, — прохрипела она.

— Где? Где больно? — я расстегнула на ней пиджак ее брючного костюма. На белой рубашке не было следов крови.

— Нога, — произнесла она обессиленным голосом.

— Какая именно?

— Правая.

Я огляделась в поисках чего-нибудь острого, чтобы распороть штанину. Я заметила, что на обломке крыла который валялся на берегу можно отломить кусок обшивки. Так я и сделала.

Мне удалось распорот штанину, и от того, что я увидело меня чуть не стошнило. Нога была сломана в колене, ее почти оторвало, она держалась только за счет уцелевшего ошметка кожи.

«Боже, что же делать!», — я судорожно пыталась сообразить, как мне действовать.

«Кровь! Нужно остановить кровь!», — я сама не поняла, откуда взялась эта мысль и тут я поблагодарила сама себя, за то, что свою блузку, джинсы и вещи Макса не оставила в воде.

Я схватила блузку и тем же куском обшивки с обломка крыла самолета распустила ее на несколько полос.

Я туго, насколько хватило сил, перетянула раненую ногу. Видимо, шок прошел, и женщина сначала потихоньку подвывала, но вскоре заорала от боли во весь голос.

— Господи, я не знаю, что делать! Держись, пожалуйста! Как тебя зовут?

— Нина, — ответила она и снова закричала.

«Макс, чтобы ты там не задумал, но ты нужен мне сейчас, где же ты?» — пронеслось в голове.

Я села на землю рядом с Ниной и закрыла ладонями уши. Я не могла вытерпеть ее крика. Я словно чувствовала всю ее боль и меня разрывало от отчаянья, от того, что я никак не могу ей помочь.

Я смотрела на озеро, молясь, чтобы Макс поскорее появился. И в этот момент я вдруг поймала себя на том, что жду именно Макса. О Назаре даже не думаю. Да, я видела, что он цел. Он уплыл так быстро от нас, что явно был в порядке. В том смысле, что вряд ли у него были серьезные травмы. А так, конечно, никто из нас сейчас не был в порядке.

Меня немного удивило, что мысленно я призывала Макса, а не Назара, но сейчас была совсем не та ситуация, чтобы копаться в себе.

Наконец он появился. Макс выволок на берег два чемодана, один из которых был моим.

«Только бы он нашел аптечку», — взмолилась я.

Я пригляделась, Макс шел ко мне с каким-то пластиковым кейсом в руках. Когда он подошел ближе на крышке кейса я увидела красный медицинский крест.

«Слава богу!», — прошептала я.

Макс глянул на ногу Нины и покачал головой.

— Плохи дела, — сказал он и открыл кейс. — Надеюсь, промедол здесь есть.

Макс достал несколько шприцов-тюбиков и с облегчением выдохнул. Как я поняла, это промедол и был.

Макс вколол Нине обезболивающее. Через десять минут она почти затихла, лекарство подействовало. Макс наломал с ближайших деревьев веток, выбрал те, что попрямее, приложил ветки к ноге так, чтобы получилось что-то наподобие медицинской шины и забинтовал ногу.

Затем он взял ампулу с антибиотиком, наполнил шприц и сделал укол.

— Не знаю, поможет ли, но все, что мог, я сделал.

В этом же кейсе Макс обнаружил зажигалку и несколько таблеток сухого спирта. Был здесь и медицинский спирт. Макс открыл и протянул мне.

— Сделай глоток, — сказал он.

Я хлебнула и тут же зашлась кашлем. Горячий комок провалился в желудок, и все внутри меня вспыхнуло. Макс сделал глоток и сам.

В голову ударило тут же. Но это было не опьянение, просто вдруг отпустили сжимающие сердце тиски.

Солнце падало за горизонт и, казалось, на мгновение зацепилось за верхушки деревьев, чтобы дать нам еще немного времени как-то прийти в себя при дневном свете.

— Так, я пойду соберу веток для костра. Нужно просушить одежду. Сухого нет ничего и нам надо как-то пережить эту ночь.

Макс по-прежнему действовал, словно запрограммированный на выживание робот. Я не знала, что творится у него в душе, не знала, как он себя чувствует и не ранен ли он. Но я была ему благодарна сейчас за то, что он именно такой: холодный, расчетливый, отдающий отчет своим поступкам и, кажется, знает точно, какой шаг должен быть следующим. Как, впрочем, и всегда.

Когда затрещал костер, солнце уже скрылось. Стало прохладнее и тревожнее. Макс соорудил из веток каких-то загогулин, на которые мы развесили мокрую одежду так, чтобы она сушилась от тепла костра.

Только сейчас до меня начал доходить весь ужас ситуации. «Боже, — думала я, — мы разбились на самолете. Но выжили — это же настоящее чудо. Но где мы? Спасут ли нас?».