— У обоих свои достоинства. Но сейчас я бы хотела, чтобы ветер развевал мои волосы, а солнце грело лицо. — И твой смех, наполняющий воздух.

— Твои щеки уже приобрели красивый розовый оттенок. — Посмеиваясь про себя, он забрался в лодку и отвязал веревки. — Садись в мою колесницу, Дарси, и я покажу, как тебя хорошенько потреплет… ветер. И, конечно же, покажу тебе достопримечательности.

Она натянула на себя консервативный купальник и взяла предложенную им руку. За последние несколько дней все, что он говорил, имело сексуальный подтекст. Но сейчас в его словах чувствовалось нечто более глубокое, что срабатывало на ее датчики страха. Она боялась, что он причинит ей не физическую боль, а нечто более глубокое. Это произойдет, только если она позволит, а Дарси этого не сделает.

Сдержав свое слово, он опустил молоток, проносясь мимо береговых линий, полных увлекательных мест, на которые он указывал, одновременно рассказывая ей об их истории. Яркое утро в его присутствии, удивительным образом, ускользало. Кроме нескольких разговоров о фонде и его выходках с Синтией в старших классах, они почти не разговаривали. В этом не было необходимости.

В голове Дарси гудело от всех этих краеведческих подробностей, которыми он без стеснения делился с ней. Она положила ноги на консоль и наслаждалась порывами ветра и мелкими брызгами воды, которые отскакивали от волн.

Какой прекрасный день.

Какой совершенно несовершенный мужчина.

— Чего мне будет стоить расспрос о твоих родителях? — спросила она, вытянув ногу и рисуя босыми пальцами маленькие круги на его бедре.

— Зависит от того, что ты хочешь узнать. — Его теплая рука накрыла ее ногу, притягивая к себе на колени, а большой палец массировал ступню. Другая его рука оставалась на руле.

— М-м-м, это потрясающее ощущение. Я бы хотела узнать, как они познакомились. Какими они были? Судя по твоим рассказам, мне кажется, они были очаровательны. — Когда он наклонил голову вперед, она продолжила:

— Эй, забудь, что я начала об этом. Я не хотела тебя расстраивать. Я просто хочу узнать тебя получше.

Наклонив голову, он уставился на нее с тем же чувством удивления, которое она видела много раз за последние несколько дней. И все равно она не понимала этого.

Уголок его губ приподнялся в небольшой улыбке, будто он принял приглашение вспомнить свою мать.

— Мать выросла в Венесуэле, в очень бедной семье. Ее отец умер, когда было двенадцать, а когда ей исполнилось четырнадцать, заболела мать. Надеясь дать дочери лучшую жизнь, моя бабушка переправила мою мать в Канаду с помощью торговца людьми, хотя в то время она не понятия не имела, кто это был.

— О, Мика.

— Нет, все в порядке. Она была дерзкой и очень умной, в отличии от тебя. Ей не потребовалось много времени, чтобы сбежать и исчезнуть на улицах Торонто. Семья моего отца недавно переехала из Норвегии, и он осматривал город, когда наткнулся на девушку, стоявшую в тени переулка и державшую в руках сумку, в которой были все самые необходимые вещи.

Задыхаясь, Дарси поднесла руку к горлу.

— Он спас ее. Это так романтично.

— Мой отец никогда бы не рассказал эту историю таким образом. В конце концов, она бы спаслась сама. Он просто оказался тем человеком, который по счастливой случайности оказался рядом в нужным момент.

— Так что же произошло потом? — Дарси опустилась на край сиденья-ковша, жаждая продолжения.

— Семья моего отца привезла с собой работников, когда приехали в Канаду, в том числе и тех, кто должен был ухаживать за домом. Отец привел ее домой, позволил ей привести себя в порядок, надеть одно из старых маминых платьев и заверил родителей, что она — отличный повар, который ищет комнату и питание, не уверенный точно, сможет ли она отличить сковороду от плиты, потому что они говорили на разных языках.

Мика рассмеялся, и этот приятный звук отозвался в каждой клеточки его тела, и он расслабленно откинулся на спинку сиденья.

— Он был шокирован, что его семья так легко согласилась взять ее к себе. Долгие годы он думал, что это его обаяние позволило девушке, которая украла его сердце, остаться с ним. Мои бабушка и дедушка позже признались, что никогда не видели его таким увлеченным, и их тянуло к моей матери так же, как и его. Так что она осталась в семье. Она прекрасно готовила, знакомила их с венесуэльской кухней, учила английский и даже ходила в школу вместе с моим отцом.

— Как только ей исполнилось восемнадцать, они поженились. И хотя они и разговаривали на одном языке, это не изменило той связи, которая возникла в тот первый момент в переулке. Они могли читать друг друга так, как я никогда раньше не понимал… Между ними было так много тайных взглядов, что это сводило меня с ума. Особенно когда я попадал в беду.

До чего?

Он улыбнулся.

— Я не знал, насколько идеальной была моя жизнь, пока они внезапно не исчезли. Я рад, что они ушли вместе. Если бы они этого не сделали, как твоя бабушка, второй бы все равно умер от разрыва сердца. — Он потянул за ручку газа и замедлил ход лодки, его рука продолжала сжимать рукоять так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Эта история не выходила у Дарси из головы. Не многим удавалось найти подобную любовь. Он родился в ней, купался в ней, был защищен. Он знал то же, что и она, когда росла в окружении бабушки и дедушки. И все это потом отняли у него…

— Не могу представить, как это было ужасно для тебя, особенно в таком нежном возрасте, когда ты только пытаешься найти себя.

— Я был так зол на них, что просто… отключился. Кроме тех случаев, когда ходил к пруду. Как я мог ненавидеть их за то, что они умерли? Тогда это не имело смысла, да и сейчас тоже. В Колумбии в ту первую ночь я, наконец, разглядел то, кем стал. Слезы, которые мой горе-консультант пытался вытрясти из меня много лет назад, наконец-то пролились, и рядом не было никого, кто мог увидеть, как я принимаю последний пинок кармы под зад.

Дарси бросилась к нему, и он притянул ее к себе на колени.

— Ты не заслужил того, что с тобой случилось.

— Разве? Другие теряют близких и не идут грабить мир. Я мог бы стать тем, кого они пытались вырастить, и сделать из себя что-то полезное.

— И у тебя получилось. Потребовалось некоторое время, но ты добился своего. Они бы гордились тем, что ты делаешь сейчас. Ты считаешь себя монстром, но я знаю, что это не правда.

— Ты не можешь этого знать. — Он уткнулся лицом в ее шею. — Если ты забыла, я заставил тебя прийти сюда отчасти потому, что хотел заняться с тобой сексом.

— То, что ты возбужден, не делает тебя злым. — Взяв его подбородок в кулак, она заставила его встретиться с ней взглядом, не дрогнув от страха, который смотрел на нее в ответ. — Монстр оглянулся бы на того, кем он был, и почувствовал бы гордость. И когда он вернулся бы из плена, то снова стал бы тем парнем. Ему было бы все равно, что думают о нем родители, и он продал бы свою империю, чтобы помочь другим людям, и ни одно слово из этих уст не заставит меня смотреть на тебя по-другому. — Проведя большим пальцем по его нижней губе, она поцеловала его под глазом, ободренная его вздохом.

Он прочистил горло и накрыл ее руку своей, отводя ее от своего теперь уже серьезного лица.

— Ты не должна на меня так смотреть. Это заставляет меня думать, что ты забыла, кто я такой и что произойдет в конце недели.

Мир словно накренился, когда это дошло до сознания Дарси.

— Я помню, — солгала она, улыбаясь, чтобы скрыть боль, сдавившую ребра. — Но это не значит, что я должна быть для тебя холодной, жесткой сукой, не так ли?

Его губы дрогнули.

— А теперь, — продолжила она, возвращаясь на свое место, — хватит о тяжелом. Кажется, что за последний год ты потратил слишком много времени наверстывая упущенное. Так как насчет того, чтобы придумать, как нам развлечься сегодня днем? — Что угодно, лишь бы отвлечься от сурового напоминания об их расставании.

Он изучал ее еще мгновение, затем посмотрел вперед.