Ее желудок скрутило в болезненный узел.

— У меня нет слов, — Почему он говорит такие вещи и еще больше запутывает ее?

— Тогда послушай. Мы похожи больше, чем я хотел верить в начале. Мне кажется, мы узнали друг друга, выяснили, кто страдал и выжил. Мы оба взрослые люди, по обоюдному согласию пережившие период засухи. Наслаждаться обществом друг друга в течение нескольких дней — это не плохо. — Он подошел к ней и нежно поцеловал в лоб. — Задавай любые свои вопросы, когда будешь готова, и я покажу тебе монстра внутри человека.

Колесики в ее мозгу начали вращаться только после того, как дверь его спальни закрылась с тихим щелчком. Он говорил печально, словно она только что сказала ему, что он никчемный кусок дерьма. Неужели все, с кем он пытался сблизиться после того случая, отвергали его, как отверг Дарси ее любовник?

И что за монстр? Как он мог подумать такое после всех тех проблесков чистой души, которые он ей показывал? Его обожали, он был любим, и он потерял своих родителей. Он добровольно принимал боль, чтобы избавить других от нее. Он был отцом для мальчика, который никогда не знал доброты. Ни одно направление, в котором развивались ее мысли, не имело смысла и не представляло сценария, который бы соответствовал человеку, которого она узнала ближе, чем кого-либо другого.

Неужели Мика кого-то убил? Если бы безумец подверг ее тем психологическим и физическим пыткам, которым подверг его этот человек, на что бы она была способна? Узнать это было невозможно. Скорее всего, она бы умерла в том лагере, а он нашел в себе мужество выжить и вложить свое сердце и деньги в помощь другим, оказавшихся в подобных обстоятельствах.

Он не был монстром. Ничто из того, что он мог сказать, не изменит ее отношения к нему. Которые… что? Прозрение заставило ее опуститься на свободный стул. Она стала тем человеком, которым никогда не хотела быть. Вместо того чтобы отказаться от существующих отношений, она сдалась, даже не начав их.

С тех пор как Дикфейс ушел, а ее родители разошлись, она избегала всего, что могло причинить ей боль. Но эти же вещи приносили ей радость. Любовь, отношения, вера в доброту людей. Все, что затрагивало лучшие стороны ее души. После трагедии она не потеряла ничего, кроме своего мужества, и Мика помогал ей вернуть его.

Бабушка и дедушка были редкостью. Ее мечты о браке и вечности были несбыточными, потому что люди растут и меняются. Жизнь не давала никаких гарантий. Возможно, истинная сила заключалась в том, чтобы вступить на самый страшный, самый захватывающий аттракцион в мире, зная, что в любой момент он может внезапно остановиться и сбросить ее в грязь, и, набравшись смелости, снова ступить на него.

Была ли она действительно счастлива принять обет безбрачия и вести заумные беседы только со своим диктофоном до конца жизни? Ее ожидания были слишком высоки, а стандарты — узки. Они с Миком, пусть и на не долгое время, нуждались друг в друге. Физические отношения были бы временными, но, возможно, в этот раз все обойдется. Никто не должен знать, и это не ради истории, так что Дарси сможет потом посмотреть на себя в зеркало. То, что это длилось недолго, не означало, что она не могла заполнить время между ними яркими воспоминаниями. Сейчас она была сильнее, чем когда-либо.

Он был ей небезразличен, раз уж он впустил ее в свою жизнь. Это не было ошибкой.

Дружба с выгодой может сработать. Или ее решение могло быть жалким оправданием, чтобы заняться сексом без обязательств с богом эротики, который, прикасаясь к ее пальцам, возбуждал Дарси больше, чем кто-либо другой делал со всем ее телом. Более того, он возбуждал ее разум, заставлял смеяться и чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы говорить о самых глубоких ранах в ее сердце.

Если он готов рискнуть всем ради нее, то и она найдет в себе мужество сделать то же самое. Она готова была рискнуть этот безумный аттракцион, который он предлагал, хотя бы до конца недели, и больше ее волновало не физическое состояние. А его душа — глубокие эмоции, которыми он продолжал шокировать ее. Да, возможно, это станет проблемой, потому что ее сердце не будет участвовать в этой сделки.

Да и не должно в принципе.

Звук бьющегося стекла вырвал Дарси с трудом обретенного сна. Она села, моргая в непроглядном полумраке комнаты. Город никогда не погружался в такую темноту, но остров находился за много миль от уличных фонарей и даже от других домов, и полная слепота дезориентировала ее.

Что разбудило ее? Словно в ответ, вспышка снаружи осветила края комнаты за темными шторами. Сразу после этого грянул гром, громкий и страшный, сотрясая окна. Она натянула одеяло до шеи.

Не здесь.

Не сейчас.

Нет, все было в порядке. Ей просто нужно было закрыть глаза и снова заснуть.

По металлической крыше застучал дождь, словно тысячи пальцев отбивали гневную мелодию. Напряжение закралось в ее мышцы. Не в силах остановить это, та ночь всплыла в ее сознании, как призрак из прошлого. Фантомные отголоски боли пронеслись по ее телу, сосредоточившись у основания позвоночника и вниз по сломанной правой ноге. Ослепительная вспышка, когда молния ударила в дерево. Крик лошади, когда она взбрыкнула. Каждый грохот снаружи заставлял ее все глубже погружаться в воспоминания, пока комната не исчезла, а остались только ветер и осознание того, что она скоро умрет.

Дыхание сбивалось в горле от надвигающегося приступа тревоги. Обычно она уходила в ванную комнату в квартире, где не было окон, и пережидала там. Она вскочила с кровати и вышла в коридор, уже тяжело дыша.

Дверь Мика оставалась закрытой. В ванной были окна. Пробегая через кухню и щурясь от усиливающегося шторма, она поняла, что здесь нет ни подвала, ни вообще какой-либо комнаты без окон.

Выхода нет.

Снова в ловушке.

В западне.

Наполовину задушенная паникой при воспоминании о том моменте, когда она поняла, что ее ноги не двигаются, Дарси сосредоточилась на единственном убежище, о котором могла думать, — Мике. В конце концов мышцы ног расслабились и повиновались ее команде найти его.

Она еще не успела вернуться в коридор, как перед ней вырос его силуэт. Его длинные волосы, казались, были взъерошены после сна, обрамлявшие лицо, на котором при вспышке молнии отражалось беспокойство. Она покачала головой, не в силах говорить, так как невидимый кулак сжимал ее горло.

— Я здесь. С тобой. — Он обхватил ее за плечи и попытался повести обратно по коридору, но ноги девушки дрожали, и она споткнулась. Он подхватил ее на руки и понес в комнату, где пахло им.

Она вцепилась в его шею дрожащими руками, прижимаясь к самому твердому предмету в своем мире, вдыхая его запах с каждым вздохом. Когда он сел вместе с ней на его коленях, Мика накрыл их обоих мягким одеялом, из нее вырвались жалкие всхлипы. Тогда он включил лампу рядом с ними, свет осветил их лица. Они лежали на диване у стены напротив изножья его кровати.

— Когда я фантазировал о том, как ты будишь меня посреди ночи, я не это имел ввиду, — сказал он с предельной легкостью, проводя теплой рукой по ее спине и опускаясь на затылок. Она задрожала от удовольствия. — Если бы ты хотела переспать со мной, все, что нужно было сделать — это попросить.

Спокойный тон его голоса и сильные руки, как по волшебству, вытеснили воспоминания обратно в глубину. Тихий, сдавленный смех сменился на глубокое дыхание, и постепенно девушка полностью расслабилась.

Она прижалась губами и носом к его горлу, ощущая боль от безумного напряжения. Ее руки покинули его крепкие плечи и погрузились в волосы. Молния не могла достать ее в его объятиях. Как и гром. Он был новым видом шторма, который она хотела видеть вокруг себя.

— Ты знала, что я говорю на пяти языках? — Мика говорил с придыханием, прижимая ее тело к своей груди, а колени — к его боку под одеялом. — Godt natt og drøym søtt. Это норвежский. Мой отец постоянно говорил со мной на нем, когда я был маленьким. К семи годам мы с матерью свободно говорили на трех языках.