— Знаю, — сказал я сквозь зубы.
Николай Николаевич был немногословен и чем-то раздражен.
— Некогда! — бросил он резко. — Ты у себя в конторе?
— У себя.
— Сиди на месте, никуда не суйся. Жди.
Я сидел на месте и ждал. Занимался текущими делами. Играл в «Тетрис». Принимал нарочных от Бориса Борисовича, которым нужно было денег, денег, денег! Чтобы скрасить ожидание, позвонил Борису Борисовичу, поинтересовался как идут дела. Борис Борисович уверил меня, что дела идут хорошо, можно сказать — прекрасно, что народ будет голосовать как полагается, но бумаги не хватает, и агитаторов не хватает, и расклейщиков-раздатчиков — никто не хочет работать! Я хотел посочувствовать Борису Борисовичу, но в дверях появилась Люся и сказала, что прибыл человек, представился — от Николай Николаича.
Я спешно попрощался с Борисом Борисовичем и принял долгожданного посетителя. Это был тот самый немногословный парень, что приносил мне для газеты материалы, проливающие свет на контакты милиции и криминала.
— Просили передать. — Он положил на мой стол сложенный вдвое тетрадный лист.
— Это все? — спросил я.
Парень молча кивнул.
Проводив гостя, я рассмотрел принесенное им послание. Оно тоже отличалось лаконичностью и минимализмом. Был указан адрес и время — двадцать ноль-ноль. Я прикинул — адрес находился в частном секторе, но не очень далеко от центра. Похоже, что Николай Николаевич слегка поднял уровень конспирации. Что же, может оно и к лучшему…
На встречу я, конечно же, отправился сам, без компаньонов и охранников. По указанному адресу оказался весьма приличный кирпичный дом свежей постройки. Одноэтажный, но большой — его размеры явно превышали стандарт, прописанный для частных домов. Перед металлическими воротами стояла бежевая казенная «Волга» и частная «девятка». Я надавил на пуговицу звонка над воротами…
Калитку мне открыл здоровенный и мрачный мужчина средних лет, который совсем не удивился моему появлению, никаких вопросов не задавал, но молча мотнул бритой головой — проходи, мол… И я прошел через небольшой дворик, в котором, между прочим, имелся гараж на две машины и небольшая беседка, открыл металлическую дверь и оказался внутри…
Дом, насколько я мог судить, был, что называется «из богатых». Вернее, его обустройством занимались простые советские люди со своими, очень специфическими, представлениями о том, как должно быть «по богатому». Бритоголовый амбал провел меня через прихожую — телевизор «Акай» на тумбочке, а на полу — видеомагнитофон «Панасоник», какая-то вычурная, наверняка чешская, люстра, паркетный пол, книжные шкафы, забитые подписными изданиями…
Из прихожей я попал в зал (амбал за мной не пошел, вернулся во двор), где за накрытым столом сидел мой милицейский покровитель Николай Николаевич и еще один мужчина средних лет с выдающимися залысинами. Мужчина этот показался мне смутно знакомым…
— Пришел? — добродушно спросил меня Николай Николаевич, который был уже слегка выпивши, судя по полупустой бутылке армянского коньяка. — Ну заходи, садись, поддержишь компанию, заодно и о делах наших тяжких покалякаем. Так, Леня? — обратился он к мужчине с залысинами. Тот поощрительно улыбнулся.
— Не узнаешь? — спросил меня Леня, когда я расположился за столом. — А ведь мы с твоим батькой… Да и дома у вас бывал, доводилось. Неужто не узнаешь?
— Вы — городской прокурор! — вспомнил я этого мужчину с залысинами.
Оба джентльмена добродушно рассмеялись.
— Узнал! — сказал Николай Николаевич. — Только не совсем верно узнал. Леня был городским, это точно… А сейчас — на области.
— Однако за время пути собачка могла подрасти! — пьяно продекламировал Леня. — Ты налей себе, не стесняйся, вот, коньяк приличный, угостили, понимаешь…
— Благодарю, я за рулем, — отказался я от приличного коньяка.
Джентльмены снова добродушно рассмеялись.
— Давай, рассказывай, — сказал прокурор, — как дела идут? Народное достояние расхищаем потихоньку? При содействии нашего дорогого товарища Бубенцова⁈
— Мы совсем немножко, — поддержал шутливый тон собравшихся я, — лес рубят — щепки летят.
— Ко мне уже несколько раз приходили из его конторы… — Прокурор кивнул на Николая Николаевича. — Менты приходили, одним словом, славные наши борцы с преступностью (Николай Николаевич поморщился) Хотят вашей крови!
— Нашей? — переспросил я.
— Ну да, — кивнул прокурор, — вашей, так сказать, банды. Или группировки. Чего там у вас? Говорят — зажрались! Пусть посидят на баланде немного!
— Это они зря… — неодобрительно покачал головой Николай Николаевич.
— Но я — кремень! — торжественно объявил прокурор. — Сразу говорю — это парень наш и трогать его нельзя! А все почему⁈ А все потому, что меня не раз и не два также сожрать хотели! А батя твой, Владимир Иванович, не дал! И были мы — товарищи! И остаемся! И будем, пока живы — всегда друг другу руку помощи, плечо…
— Ну, пошла писать губерния, — поморщился Николай Николаевич.
— Ладно, — сказал прокурор внезапно трезвым голосом. — Есть некоторые вопросы, которые нам нужно по-товарищески решить. Давай, Коля, излагай.
Я напрягся.
— Чего у вас там с уголовниками вышло? — спросил Николай Николаевич.
— Конфликтная ситуация, — сказал я, осторожно подбирая слова. — Директор завода должен три вагона водки людям, которые подключили уголовников. Мы сейчас пытаемся эту ситуацию урегулировать…
Прокурор перебил меня, громко и весело рассмеявшись.
— Ох, Степаныч, Степаныч… — протянул он. — Еще год назад областью руководил, а сейчас… три вагона водки…
— Мочить, небось, собрались Витю Гусара? — глядя мне в глаза спросил Николай Николаевич. — Только не ври. Вот по глазам вижу, что мочить собрались.
— Мы обсуждали, что можно сделать, — честно ответил я. — И решили до разговора с вами никаких действий не предпринимать.
Николай Николаевич кивнул.
— Вот это правильно, это по-деловому. В таких вопросах спешить — себе вредить. И вот что скажу — погодите пока. Замочить его сейчас — на его месте сразу десяток появится, и будут друг друга резать, портфели делить, выяснять, кто блатнее. Да и вашего брата-кооператора заодно.
— Это нам не нужно, — покачал головой прокурор.
— Гусар — мелочь, — продолжил Николай Николаевич. — Насекомое. Важно подвинуть тех, кто у нас в ментовке его прикрывает. Короче, газета твоя снова нужна. Понял?
— Понял, — сказал я. — Но, Николай Николаевич… Мы уже одного сотрудника газеты потеряли. Совсем молодой парень, студент. А толку никакого…
— Толк есть… — вполголоса сказал Николай Николаевич, разглядывая порезанный сыр, лежащий на блюдечке. — Замначальника управления последнее китайское предупреждение получил. Аж из Москвы. Еще один инцидент — и все. Проректором куда-нибудь в институт внутренних дел. Понял теперь? Вот нам и нужен еще один инцидент. Сделаешь?
— Постараюсь, — сказал я, представляя, как перепугается Борис Борисович. — Материал какой-то у вас имеется?
Николай Николаевич важно кивнул.
— А насчет этого Гусара ты не беспокойся, — сказал он. — На днях придет человек от меня. Нужно будет ему помочь чем он скажет. Финансово, ну и… вообще! Он этот вопрос решать будет. И решать так, как нам нужно.
— Сделаю, — сказал я решительно.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся Николай Николаевич. — Тогда давай дальше. По поводу Бубенцова.
— А что по поводу Бубенцова? — не понял я.
— А то, — сказал прокурор, — что пора на заслуженный отдых нашему Григорию Степановичу.
— Есть такое мнение, — кивнул Николай Николаевич.
Я усмехнулся.
— Знаете, а Гусар совсем недавно мне то же самое говорил.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал прокурор, разливая коньяк по рюмкам. — Хорошие идеи, они просто в воздухе витают. И сразу в несколько голов приходят.
— Да ты не тушуйся, — сказал Николай Николаевич, видя мою растерянность, — как работал там, так и будешь. А Степаныч не справляется… Подберем какого-нибудь нормального парня, энергичного, перспективного… Так, Леня?
