— Справедливо, — подтвердил Гусар. Он был более удивлен, чем рад.

— Э, погоди! — сказал Вано, хитро прищурившись. — Значит ты, — он ткнул пальцем в сторону Матвея, — здесь при людях подтверждаешь, что рынок на «Автозапчасти» отдаешь в пользу общака?

— Подтверждаю, — сказал Матвей. Лицо его выражало бесконечное терпение.

— И прямо завтра туда наши парни могут зайти — с барыг получать?

— Без проблем, — сказал Матвей.

— И все твои спортсмены не будут возражать?

— Не будут, — ответил Матвей.

Вано развел руками.

— Ну тогда ништяк! Можно выпить за дружбу и согласие! Так, Федорыч⁈

Гусар благодушно кивнул.

— Можно выпить! А вы, пацаны, все правильно решили. Нечего нам делить. И не для себя мы стараемся, как некоторые думают. Для общего! А по поводу вас я объявлю, чтобы никто не лез. Работайте спокойно, не бойтесь, все будет ровно.

'Тише люди ради Бога тише

Голуби целуются на крыше.

Голубок голубку обнимает, ах мама-джан.

Тихо-тихо долю напевает' — пели с эстрады.

Мы снова подняли бокалы и выпили. Гусар улыбался. Матвей сдержанно сопел. Мне показалось, что его стратегические запасы терпения подходят к концу. Перед столиком уже возникла порядочная очередь из поздравляющих, которые перешептывались и с удивлением поглядывали на нас — слишком много времени и высочайшего внимания нам было уделено. Мне почему-то, то ли от невыносимого окружающего пафоса, то ли от выпитого, стало смешно. Приходилось сдерживаться, чтобы не рассмеяться в голос.

Я подмигнул Матвею и стал прощаться с виновником торжества. После соблюдения всех церемоний, мы направились к выходу, ловя на себе удивленные взгляды гостей.

Уже в машине Матвей сказал все, что думает об этой ситуации. В основном, с применением непечатной лексики. При этом, лексические конструкции, используемые им, были совсем не в три этажа, а по меньшей мере этажей в девять.

— Пить тебе нельзя, дружище, — сказал я Матвею, когда он слегка выдохся.

Матвей одарил меня таким негодующим взглядом, что я не выдержал. Смеялся до слез и колик в животе. Матвей некоторое время обиженно смотрел на меня, а потом сам начал ржать. Чуть позже к нам присоединился и водитель — парень из группировки Матвея.

— Смех смехом, Леха, — сказал Матвей, когда мы перевели дух, — но мы только что своими руками отдали такие бабки! Такие! Меня пацаны просто не поймут, если все будет не так, как ты говоришь!

— Ты в «черви» играл когда-нибудь? — спросил я, вытирая выступившие слезы.

— Тоже мне, интеллигенция, — фыркнул Матвей. — Я все больше в подкидного. А че?

— Мы только что всучили Гусару даму пик, — сказал я. — Теперь для того, чтобы победить, ему нужно собрать всю пиковую коллекцию. Посмотрим, как это у него получится…

Матвей хмыкнул.

— Я не знаю, что там за пики… зато я знаю, что скажут наши пацаны. Они скажут — нужно было всю эту свору шакалью перебить нахрен. А мы им рынок отдали.

— Успеют еще твои пацаны навоеваться, — сказал я. — И не забудь объявить своим подшефным, чтобы потерялись куда-нибудь на время. Чтобы их менты не отработали.

— Объявлю, — сказал Матвей. — Ох, Леха… Рискуем! И своими и чужими бабками рискуем! А если не выйдет по-твоему?

— Слушай, — сказал я с раздражением, — вы все — взрослые люди. Решение сами принимаете. Я вам положение вещей обрисовал, сами думайте. Хотите, хоть завтра с Гусаром войнушку начинайте.

— Ладно, — сказал Матвей, покраснев, — чего уж там, проехали. Хрен с ним, с авторынком. Ты пойми, здесь же не только бабки, здесь и принцип же. Получается, что мы прогнулись. Так и авторитет, и уважение потерять можно.

— Пока Гусара менты прикрывают, — сказал я, — воевать с ним нельзя. Бессмысленно. И вообще… был такой китайский полководец древний… так он говорил: «Будучи боеспособным, кажись врагам небоеспособным».

— Китайский полководец… — Матвей вздохнул. — Тебе хорошо, у тебя водка…

— А кстати, — вспомнил я, — чего там у вас сейчас на этом авторынке? Тачки нормальные есть?

— Кое-что есть, — кивнул Матвей. — А че, «Волга» надоела? Правильно, бери иномарку. Подберем чего-нибудь, есть машины.

— Я не себе, — сказал я медленно. — Нужна иномарка. Не старая, не убитая, надежная. И безопасная. Безопасная… — повторил я задумчиво.

Матвей кивнул.

— Имеется. Вот как раз сейчас наш спекулянт «Вольво» пригнал из Финки. «Семьсот сороковая», белая и не старая — три года машине.

— Сколько? — деловито спросил я.

— Недешево, — вздохнул Матвей. — Спекулянт сто сорок зарядил. Но если мы попросим, то уступит. Куда он денется… — Матвей кровожадно улыбнулся.

— Сто сорок штук… — сказал я задумчиво. — Ты этому спекулянту скажи — пусть завтра к нам в контору приедет. Посмотрю тачку и, если все нормально, сразу рассчитаюсь.

— Скажу, — кивнул Матвей. — А че? Подарить, что ли, кому-то хочешь? Ни хрена себе подарок за такие бабки!

— Нормально, — махнул рукой я. — Знаешь, поехали по домам. Я чего-то пьяный совсем… Да и поздно — ночь на дворе.

— Ночь, — кивнул Матвей.

Ночь, подумал я пьяно. Видели ночь, гуляли всю ночь до утра… И в голове промелькнуло шальное «А вдруг⁈»

— А вдруг⁈ — сказал я вслух, и Матвей с удивлением посмотрел на меня.

— Чего «вдруг»?

— А вдруг у меня получится сделать хорошее дело? — сказал я с пьяным упорством в голосе. — Я пробовал делать, но мало что получается. Почти ничего, дружище! А вдруг в этот раз получится⁈

— Чего-то ты погнал, — сказал Матвей. — Про вас и газеты пишут, то вы детский дом кормите, то каких-то инвалидов…

— Это все не то, — сказал я, чувствуя, что мысли мешаются в голове. — Есть бабки — чего не помочь? А вот спасти того, кто обречен? Как ты считаешь?

— Кто обречен? — спросил Матвей терпеливо.

— Мы все обречены! — категорически заявил я, и вдруг неожиданно для самого себя запел: — Мама, мы все тяжело больны! Мама, я знаю, мы все сошли с ума!

— Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: руки прочь, прочь от меня! — отозвался водитель и добавил: — Классная песня.

Матвей с подозрением посмотрел на водителя.

— Ты тоже, что ли, прибухнул?

Водитель улыбнулся и отрицательно покачал головой.

На следующий день я стал обладателем «Вольво», чем изрядно шокировал своих компаньонов.

— Я не понял, — сказал Валерик, — а как же наша постановка? Никаких иномарок, не привлекать внимания? Все, отменяем?

— Не отменяем, — ответил я. — Это для дела нужно.

Валерик удивился еще больше.

— Для дела? А что за дело, не расскажешь?

— Личное дело! — отрезал я. — Подожди, Валер… все узнаешь!

Валерик слегка надулся и отстал.

Люди Матвея ушли с автомобильного рынка, а люди Гусара зашли. И сходу увеличили дань для всех торгующих. Платить нужно было с каждой реализованной машины, с каждой сделки — и спекулянтам-перекупщикам, и обычным людям. Исключений не было. И, даже заплатив, человек не мог быть уверен в том, что в результате у него не отнимут деньги или машину — это в большей степени как раз касалось обычных людей, а не перекупщиков. Продавец запросто мог получить «куклу» вместо денег, а расплатившегося покупателя могли в багажнике им же купленной машины вывести куда-нибудь за город, насовать по ребрам и оставить и без машины, и без денег…

Через две недели к нам в офис приехал Матвей и заявил, что к нему приходила делегация от «основы» авторыночных спекулянтов — они жаловались на беспредел и просили помощи. Матвей обещал подумать. Спекулянты сказали, что если Матвей не поможет, то тогда они будут искать другие пути решения этой проблемы.

— Ребята настроены решительно, — подвел итог Матвей. — И чего им отвечать?

— Пусть ждут, ничего не предпринимают и никуда не лезут, — сказал я. — Лучше всего, чтобы главные перекупщики вообще там не светились.

— Они его замочат, — сказал Матвей мрачно. — Я тебе точно говорю, там ребята — палец в рот не клади. И бабки у них есть — забашляют какому-нибудь афганцу и кранты Гусару. А че? Нормальный расклад бы был, как ты считаешь?