В аналитической записке речь шла о возможном сотрудничестве майора (фамилия вымарана чернилами) и подполковника (фамилия вымарана чернилами), занимающих должности (вымарано чернилами) с организованной преступностью. Составитель записки отмечал аномально высокую раскрываемость преступлений, которую демонстрирует отдел, возглавляемый вышеупомянутыми майором и подполковником. Самые высокие показатели в регионе, при этом в городе действует не менее пяти ОПГ, в том числе и крупнейшая из них, возглавляемая (вымарано чернилами), который в криминальных кругах известен как «Гусар». Составитель записки предполагает наличие сговора между вышеуказанными майором, подполковником и предводителем преступной группы. Последний, обладая значительным влиянием в криминальном мире, принуждает уже изобличенных милицией преступников давать ложные показания о совершении ими иных преступлений, числящихся как нераскрытые. Майор и подполковник, в свою очередь, закрывают глаза на деятельность организованной преступной группировки.

Ай да Виктор Федорович, подумал я с невольным восхищением. Нормально устроился. Сдает ментам всякую уголовную шушеру, на которую вешает и свое, и чужое. И милиционерам — сплошной профит. Высокая раскрываемость, от начальства благодарности и звания, а от Гусара, наверняка, не только козлы отпущения, но и наличные, куда же без них… В принципе, ничего нового в этом нет, предшественника Гусара, Володю Седого, не без основания подозревали в таких вещах. Отличие, наверное, в масштабах личности этих людей. Гусар — мужчина серьезный и мыслит масштабными категориями. Слишком масштабными, в этом проблема наших отечественных криминальных боссов. Безграничные аппетиты, желание загрести все больше и больше ресурса, не имея возможности удержать уже захваченное… Жадность, как известно, губит фраера…

В конце автор аналитической записки отмечает, что организованная преступная группа, возглавляемая Гусаром, в ближайшее время рассчитывает распространить свое влияние и на нелегально работающий автомобильный рынок, в результате чего прогнозируется конфликт между группировками, в том числе и с применением оружия. В конце автор рекомендует отработку данного рынка с целю его декриминализации.

Толковый автор, подумал я. Все очень похоже на правду. Матвей, конечно, очень огорчится, когда узнает про ситуацию с авторынком. Очень огорчится…

С Ярославом, молодым журналистом из «Вечернего города», мы встретились в кафе «Мороженное». Этот парень — прирожденный журналист, подумал я. Когда он получил машинописные листки, глаза у него загорелись, а окружающий мир исчез — он полностью ушел в чтение.

— Ого! — сказал он, нехотя отрываясь от бумаг. — Ничего себе! Это же бомба, Алексей… М-м-м…

— Просто Алексей, — махнул рукой я. — Бомба, ты прав. Может получиться интересный материал.

— Сделаем! — воскликнул он с воодушевлением. — Только плохо, что ничего конкретного нет. Ни фамилий, ни должностей…

— Конкретики, к сожалению, не будет, — сказал я.

— И откуда эта бумага пришла, конечно же, тайна?

Я улыбнулся.

— Источник пожелал остаться анонимным.

— Ну хотя бы с собой эти бумаги взять можно⁈ — с отчаянием в голосе спросил Ярослав.

— Нельзя, — отрезал я. — Прямо здесь читай и запоминай. Можешь что-нибудь у себя записать, но на этом все.

С тяжелым вздохом Ярослав снова погрузился в бумаги, предварительно вооружившись блокнотом и ручкой. На этот раз оторвался он от них только через четверть часа…

— Да… — задумчиво сказал он, когда бумаги перекочевали обратно в мой портфель. — Такие чины и в таком дерьме… Это что, выходит, что преступников вообще не ловят?

— Ну почему, — усмехнулся я, — каких-то наверняка ловят. Но бывает и вот так, как в этих бумагах. Зачем искать преступника, если есть готовый?

— Если мы хоть как-то можем это поправить… — сказал Ярослав. — То нужно делать все возможное… Ведь мы можем поправить, правда? — он с надеждой посмотрел на меня.

Что я мог ему ответить? Что мы не можем ничего сделать, и подобная задача даже не ставится? Что на самом деле нам нужно свалить ментовских недругов Николая Николаевича, которые могут доставить и нам неприятности из-за того, что наш друг и партнер Матвей не может поделить с главшпаном Гусаром автомобильный рынок? Что никакой борьбы с коррупцией нет и не предвидится в обозримом (и не очень обозримом) будущем, но будут только лишь разборки кланов, состоящих из чиновников, силовиков и бандитов? Что мы, по сути дела, занимаемся сейчас формированием именно такого клана?

— Да, конечно, Ярослав, — сказал я. — Мы сделаем все, что в наших силах.

Он кивнул, кажется с облегчением.

— А как вы считаете, Алексей… Перестройка… ведь ничего не вышло, правда? Нет, конечно, кое-что получилось, — тут же поправился он. — Например, наша газета… Это удивительно, но писать можно вообще обо всем! Раньше никто и подумать не мог! Хоть об экстрасенсах, хоть об экономике, о коррупции… У нас есть несколько сотрудников, которые работали раньше в редакциях, они до сих пор привыкнуть не могут, что можно все! Что можно брать и критиковать генсека, например! Что-то изменилось, конечно, но по большому счету — провал? Как вы считаете?

— Ты у меня интервью, что ли, берешь? — усмехнулся я.

Он смутился.

— Нет, что вы… Просто интересно.

— Профессиональное любопытство, — кивнул я. — А по поводу перестройки, что тебе сказать? Приходи лет через двести — обсудим. А если серьезно… любые действия нужны для того, чтобы получить результат. Если человек не знает, зачем он что-то делает… ты понимаешь?

— Они — там, не знают, для чего это все делается?

— Одни не знают, — пожал плечами я, — другим просто плевать, а третьи очень хорошо все понимают, но пользуются ситуацией.

— А Горбачев? — спросил Ярослав. — Он первый, второй или третий?

— Знаешь, — сказал я с улыбкой, есть такой анекдот. Отходит от платформы поезд. За ним бегут двое здоровенных деревенских мужиков, отец и сын. У обоих по два чемодана в руках. Поезд набирает скорость — они бегут. Поезд разогнался — они бегут. Поезд скрылся из виду, платформа кончилась. Отец ставит чемоданы на бетон. Разворачивается, и ка-а-к даст сыну в ухо! Сын спрашивает: «Батя! Ну за что?» А батя отвечает: «А что делать, Гриша? Что делать?»

Ярослав расхохотался, похоже, что анекдота он не слышал.

— Вот мне кажется, что Горбачев — этот батя, — сказал я. — Поезд догнать не получилось, платформа кончилась, но делать чего-то нужно. Вот он и делает, как умеет.

— А Ельцин? — Ярослав посмотрел на меня с вызовом.

— Я тебя прошу… — сказал я, закатив глаза к потолку.

— Нет, правда! — не отставал от меня молодой журналист. — Вообще, демократические перемены — это ведь хорошо?

— Ну что ты хочешь от меня услышать? — безнадежно спросил я. — Пойди и задай вопрос профессорам в своем институте. Кандидатам и докторам.

— Они теоретики все, — улыбнулся Ярослав. — А вы — практик. И потом… они будут говорить не то, что думают, а то, что положено говорить.

— Да уж… — вздохнул я. — Практик… Если я практик, то чего ты меня о теоретических вещах спрашиваешь? Завязывай. А у профессоров должность такая, говорить то, что положено. А как практик, я тебе хочу сказать вот что. Эта будущая статья может быть опасной. Понимаешь?

— Понимаю, — улыбнулся он.

Я вздохнул.

— Не понимаешь. Мы реально можем разозлить очень опасных людей. Которые способны на все. Так что, как напишешь — потеряйся на пару недель. Съезди куда-нибудь, в Крым или Прибалтику. Там сейчас хорошо… Кстати, вот аванс… — Я протянул Ярославу конверт.

— Спасибо, — усмехнулся он, как-то невесело глядя на конверт. — Знаете, Алексей, это получается, что я больше всех в редакции зарабатываю. Неудобно. У нас есть люди намного опытнее меня… Да и Борис Борисович…

— Неудобно спать на потолке, а Борис Борисович идет лесом, — перебил я Ярослава. — За него не переживай, он своего не упустит. А бабки ты за риск получаешь. Насчет отъезда все понятно?