Показательную порку наперсточников мы с Валериком, Серегой и охранником Борей поехали смотреть вместе. В воскресенье на центральном рынке — толпа непролазная, в магазинах пусто, народ съезжается закупиться со всего города. Здесь можно купить если не все, то очень многое. Например, домашнюю курицу. Или двухтомник Дюма. Или сигареты — их продают подпольно азербайджанские торговцы картошкой. В мясном павильоне есть мясо и даже колбаса. По слухам, наши коллеги-кооператоры скупают мясо и на мясокомбинатах, и в торговой сети, перерабатывают в собственных цехах, делают колбасу и поднимают астрономические деньги. На молочных рядах тоже полно всего — домашние молоко, творог, сметана. Овощные ряды ломятся от товара — все красивое, мытое и аппетитное. Есть почти все, но цены сильно выше, чем в госторговле, так что этот праздник жизни по карману только людям состоятельным. Простые советские люди со своей зарплатой в сто пятьдесят — двести рублей сюда выбираются нечасто. Нет денег.

Я разглядываю собравшуюся публику, продающую и покупающую. Вот очень серьезный пожилой точильщик строго зазывает обладателей тупых ножей и ножниц. Вот будка «Ремонт обуви», из которой похмельный сапожник тоскливо поглядывает на снующий народ. Вот цыганки в необъятных юбках предлагают «Дональды», «Турбо» и польскую косметику в ассортименте. Вот стайка хорошо одетых парней с серьезными лицами. Они ничего не продают и не покупают, просто стоят недалеко от центрального входа и живо что-то обсуждают. Один из парней перехватывает мой взгляд и улыбается — мы киваем друг другу. Это валютчики, к услугам которых нам время от времени приходится прибегать. Действительно крутые и рисковые парни, которых побаиваются даже бандиты. Впрочем, неудивительно — бандиты ходят на дело время от времени, а валютчики под статьей каждый день. Дань бандитам они не платят, только милиционерам.

А вот — ларек с церковной продукцией, открывшийся совсем недавно. Книги, иконки, крестики и прочие атрибуты. В киоск стоит небольшая, но постоянная очередь — народ охотно приобщается к духовным ценностям.

В «живом уголке» вопят попугаи, щебечут канарейки, рыбы из банок и аквариумов глядят на внешний мир изумленными глазами, хомяки безнадежно грызут деревянное дно клетки, пытаясь пробиться на свободу. Здесь же — рыболовные снасти, удочки, крючки, порционный мотыль, расфасованный по газетным сверткам. Есть и сети, но только для посвященных — нужно знать, как подойти, у кого спросить и как спросить.

А вот и толпа, из которой раздается веселое: «Бери, дядя, сто рублей на покупку „Жигулей“!» У наперсточников разгар трудового дня.

— Работают, — говорит Серега с ироничной улыбкой.

Я молча киваю. «Станок» устроен просто — деревянный ящик из-под овощей, на нем картонка, а на картонке наперстки. Иногда вместо наперстков бывают стаканы или колпачки, это не принципиально. Наперстки вертит зазывала-«нижний», он же получает и отдает деньги и вообще — ведет игру. Его партнерами являются «верхние» (реже их называют «боковыми») — подставные игроки, которые на глазах у распаленной азартом толпы выигрывают у «нижнего» приличные деньги. Задача — угадать, где шарик — проще простого, ребенок справится, ведь все на глазах, на виду! Команда наперсточников называется «бригада» — этот легендарный термин пошел, вопреки расхожему мнению, именно от наперсточников, а не от бандитов. Чуть поотдаль за игрой наблюдают два амбала — охранники. Вид у них сонный, но сонность эта обманчива…

Вот и сейчас «верхний» выигрывает у «нижнего», тот со вздохом и негромкими сетованиями на фраерское счастье, отсчитывает несколько двадцатипятирублевок. «Верхний» хладднокровно сует деньги в карман «варенки» и выходит из толпы. Толпа завистливо смотрит на счастливчика.

— А вот, институт глазных болезней проводит проверку зрения! — кричит «нижний», которому проигрыш — как с гуся вода. — Кручу-верчу, запутать хочу!

— Сейчас кто-нибудь влезет, — говорит Валерик.

Но, нет. «Нижний» снова проигрывает подставному и, демонстрируя белоснежную голливудскую улыбку, отдает полтинник. Толпа вокруг «станка» прибывает. Простым советским людям кажется, что здесь действительно раздуют деньги просто так. На халяву.

Наперстки снова крутятся, и «нижний» опять предлагает угадать — где шарик. Опять возникает кто-то из подставных, но его решительно оттирает какая-то женщина — сейчас ее очередь, она стояла! Подставной возмущается для вида, но «нижний» стыдит его:

— Пропустите даму вперед, гражданин! Так, где шарик, дамочка?

Дамочка решительно извлекает из кошелька четвертной и указывает на правый наперсток. Под ним, само собой, ничего нет. Женщина изумленно хлопает глазами, она не понимает.

— Что же вы, гражданка, так невнимательно? — ехидно спрашивает ее подставной. — Там же все видно было!

Толпа зевак соглашается — действительно, все было видно, просто женщина невнимательно смотрела.

— Отвали! — строго говорит женщина подставному. Она снова лезет в кошелек.

Дальше все происходит совершенно естественно. Женщина проигрывает еще двадцать пять. И еще. Потом ей дают выиграть четвертной. И уже после этого она засаживает все, включая золотые серьги и обручальное кольцо. Сцена довольно мерзкая, я ловлю себя на том, что с нетерпением жду, когда уже начнется наша игра. Мне никогда не нравилось смотреть на то, как бьют людей, но в этот раз… В этот раз все немного иначе.

— Сотен на пять взгрели тетку, — говорит Серега мрачно. — Ну что за люди, а? Этой лаже с наперстками тыщу лет в обед. А все идут и идут…

Проигравшая женщина отходит от «станка».

— Как же так? — говорит она непонятно кому. — Как же так, товарищи⁈ Это вообще… как⁈

Она не плачет, слезы будут позже. Сейчас она ошарашена и выбита из колеи. Кажется, она не даже не может сообразить — куда идти.

— Вы, уважаемая, идите себе домой, — говорит ей кто-то из «верхних». — Вы местная?

Женщина отрицательно мотает головой.

— Не местная? Из колхоза? Иди, мамаша, на автостанцию. А в следующий раз приезжай — отыграешься!

«Верхние» улыбаются. Игра идет своим чередом. Играет паренек в бейсболке и потертой джинсовой куртке. Играет лихо, азартно, но проигрывает, ох как проигрывает… Наверное, ему просто не везет — за считанные минуты несколько сотен перекочевало в карман «нижнего». У «верхних» горят глаза, «нижний» разливается соловьем — масть поперла, лохи один за другим, не успевают обслуживать…

Серега толкает меня локтем:

— Сейчас, походу, начнется!

— Вижу, — киваю я и смотрю на часы — десять минут первого, самое время.

Очередной полтинник отходит «нижнему», и тот начинает рассказывать очередную прибаутку, но закончить не успевает. Парень поворачивает бейсболку козырьком назад и резко и сильно бьет «нижнего» в нос. «Нижний» с глухим стоном валится на землю, а из носа, который определенно сломан, хлещет кровь.

— Нокаут! — с довольной улыбкой констатирует Серега.

Кровь на «станке», на наперстках, на рассыпавшихся деньгах.

Кто-то из «верхних» пытается схватить парня за рукав, но получает точный удар в подбородок и мгновенно теряет интерес ко всему происходящему. Но это только прелюдия, дальше происходит много всего и почти одновременно.

Толпа вокруг «станка» мгновенно рассасывается, остаются одни «верхние», из которых один уже в отключке. Амбалы-охранники несутся на выручку подельникам, но… Неизвестно откуда появляются молодые парни — лет по восемнадцать-двадцать. Их человек десять, и они вооружены палками и цепями. Одного из амбалов бьют деревянным ящиком по голове. Бьют сильно, так что ящик рассыпается, а амбал издает жалобный стон, но почему-то не падает, а аккуратно садится на землю. Второго амбала юркий парень небольшого роста бьет нунчаками, пытаясь попасть в голову, но амбал прикрывается руками и даже пытается контратаковать, стоит до последнего. Его вырубают сзади, палкой по голове. Снова кровь. На замызганных прилавках, на земле. Оставшихся «верхних» налетевшая молодежь начинает бить… Нет, не бить — буквально вбивать в землю. Ногами, цепями, палками, не разбираясь, наперсточники уже даже не стонут, они валяются без сознания, переломанные. Брезгливая жалость шевелится где-то в глубине души. Все-таки, как-то слишком сильно… Впрочем, перед глазами тут же возникает образ обманутой женщины: «Как же так, товарищи?»