— Хм… Ну, пятнадцать лет — не такой уж плохой возраст, — немного задумавшись, ответила Аделька. — Зато не такая старуха я была в пятнадцать, как теперь… теперь… Скоро уже тридцатник. А я не замужем. Развелась год назад. Знаешь, он был таким козлом... Лучше даже не вспоминать! — потом она спросила с любопытством. — А в твоих фантазиях у меня кто-нибудь был?

— Дай-ка вспомнить, — и Лавли начала перебирать в своей памяти все события. — Да.

— Кто?

— Женька, — ответила она.

— Женька? Твой брат? Ну, ты точно сбрендила, — рассмеялась она. — Он же такой маленький. А что там еще было? Мне просто интересно? Можно будет по твоим воспоминаниям фантастическую книгу написать «Записки сумасшедшего».

— Действительно, сумасшедшего, — подтвердила Лавли. — Мой доктор, например, был моим соседом-писателем, который ухаживал за мной, чтобы узнать про летающий шкаф. А еще я путешествовала на этом волшебном шкафу в другие миры, чтобы найти способ спасти Аврору, — она вдруг остановилась на этом имени. Она вспомнила, ради чего все это время боролась, ее опять настигли сомнения. — И это не дает мне покоя. Что, если и, правда, ее можно спасти. Я была так близко к этому…

Аделька поняла, как много значит это для Лавелины. Но нельзя было поощрять ее фантазии. Излишняя надежда — не ведет к хорошему.

— Но это лишь твои фантазии, — покачала с грустью Аделька. — Все, что ты придумала, это не правда. Этого не было никогда. А, если бы и было, разве ты бы смогла найти этот способ? На свете миллиарды миров. Ты серьезно считаешь, что реально пересмотреть все эти миры и найти нужных могущественных существ там, которые бы знали, как оживить ее. Ты бы не смогла. Это не реально. Просто не реально. Ты же сама это понимаешь.

На глазах у Лавелины появились слезы. Это была правда. И очень горькая правда. Аделина обняла ее. Так они сидели вместе несколько часов. Но даже это не утешало девушку. Такая холодная, холодная была Аделина. А потом и она уехала…

И Лавли опять осталась одна. Хотя… она и вместе с Аделькой, и с родителями, и со всеми остальными была одна. Одиночка.

Каждый день она переваривала информацию, пытаясь понять, что правда, а что ложь. Она знала, что волшебный шкаф — всего лишь иллюзия. Знала, что Аделька никогда не была в другом мире, что она была обычной девушкой, у которой была обычная жизнь. Она понимала, что и Женька никуда не улетал, только ненавидел всей душой сестру. Она поняла, что Пуффи — это плод ее воображения, может быть, она вычитала этот образ из книг, или он появился после просмотра фильма — не так важно. Ханс — это замена Авроры, ее любимой дочери, ее дитя. Ей нужно было за кем-то ухаживать, и нашелся мальчик, ровесник ее дочери. И все эти остальные люди тоже. Но, единственное, что не могла понять для себя Лавелина, откуда в ее сознании появился Джек. Откуда взялся этот парень? Она ведь нигде никогда не могла его видеть. Откуда появился этот образ? Такого красивого, умного, милого парня? Единственный просвет в этом темном мире... Тот, рядом с кем она могла чувствовать, с кем она ощущала себя… живой. Он заставлял ее задуматься обо всем об этом. Не могла же она выдумать его… нельзя же скучать по выдумке! Она скучала по нему, не хотела признавать, что он — это плод фантазии. Разум говорил ей одно, а чувствовала она совершенно другое. Она вдруг осознала, как многое он значит для нее. И поняла, что любит эту выдумку.

Лавли всегда боялась признать это. Но теперь пришлось. Она осознала это, но было лишь хуже. Понимание запутывало ее, разрывало на два мира: один, в котором она сейчас находится, а другой, в котором есть он. Первый мир казался более логичным, более правильным, а второй более настоящим. Но Лавли понимала, что могла и ошибаться. Что, если, на самом деле, не было всех этих приключений в волшебном шкафу, что вот он, настоящий мир — нужно лишь дотянуться до него рукой и принять его? Ну, а, если тот второй….

Больше вопросов, чем ответов.

Как-то раз она гуляла снаружи. Была поздняя осень. Тяжелое время. Листья уже не такие красивые, не золотые, а грязные, уродливые. Природа умирала, готовясь к зиме. Вместе с природой умирала и Лавелина.

Она не раз уже гуляла на этой площадке. Внезапно она услышала чей-то голос. Он звал на помощь. Но Лавли никак не могла понять, кто зовет, и зовет ли кто-то на самом деле. Она спросила окружающих: они ничего не слышали, или слышали, но это звали, по их мнению, зеленые человечки. На следующий день она снова была на площадке. И снова услышала этот голос. И решила выяснить, кто же все-таки кричит.

Лавли пошла на зов на задний двор. Там никого не было. Она хотела уже развернуться и уйти, как вдруг услышала опять этот зов. Он был так близко; за забором кто-то звал ее. Лавли глубоко вздохнула и выдохнула, а потом смело подошла к забору. Там она увидела расщелину, где можно было бы выбраться наружу. Лавли легко перебралась на ту сторону.

Тут внезапно все изменилось. Сзади ее теперь не было сумасшедшего дома, а были стены, и впереди стены, и везде стены. Это был лабиринт. Настоящий каменный лабиринт с тысячами разных закоулков, каждый из которых ведет в такие же непонятные закоулки. И Лавли была внутри лабиринта. И не было видно, где его начало, а где конец.

Все это произошло так быстро, что Лавли даже не успела удивиться. Она вдруг увидела мальчишку, в страхе бегущего к ней. Этот мальчик был ей знаком. Ему было лет семь-восемь, голубые, бешеные от страха глаза, золотые кудри.

— Джек, — в исступлении произнесла она.

— Помогите! — вскричал мальчик и бросился к Лавли.

Он обнял ее. Мальчик весь дрожал, ему было и страшно, и как будто холодно. Но он был такой теплый и такой живой. Она почувствовала это сразу, как только ее ладонь соприкоснулась с ладонью мальчишки. За все время, когда она была в этой психушке, она ни разу не чувствовала такого тепла. Все ранние прикосновения казались ей какими-то неживыми, ненастоящими. А он был живым, живым и испуганным.

— Все в порядке. Я с тобой, — сказала Лавли. — Ты Джек?

— Да, — он взглянул на нее пугливым взглядом.

— Почему ты ребенок? — спросила Лавли. Джек будто бы на секунду попытался задуматься над этим вопросом, разгадать тайну всего происходящего, но страх мешал ему.

— Он гонится за мной! — вскричал Джек. — Помогите!

— Кто гонится? Кто? — говорила Лавли.

Но мальчик уже не слушал ее, он пытался вырваться и убежать. Лавли взглянула в ту сторону, куда Джек все время косился. Она увидела то, чего он так боялся. Прямо из-за поворота вдруг появился человек, мужчина. Она не могла его разглядеть, но его серая, как у памятника, кожа, манера ходьбы, волосы, черты лица — все это говорило о том, что перед ней стоял Стоун. Он медленными уверенными шагами подходил к ним.

— Не бойся его, — говорила Лавли. — Только не вырывайся. Он ненастоящий, как и весь этот мир.

Но Джек не слушал, он вырвался из ее рук и побежал. Лавли только сумела выкрикнуть: «Нет!», как вдруг все исчезло. Она была опять во дворе психбольницы. Но теперь она знала точно, что волшебный шкаф, другие миры — это не выдумка. Все это было по-настоящему. А этот дом, эти люди — сплошное притворство, обман. Этого нет. Вот почему все казалось таким ненастоящим, каким-то неестественным.

Нужно было бежать, бежать прямо теперь. И Лавли, недолго думая, рванула, но попытка была неудачной. Ее схватили, вернули опять в дом.

Прошло несколько дней. Ее все не выпускали на улицу — не давали осенней одежды. Но оставаться здесь было нельзя, это место — фантазия, ложь. Нельзя так жить. Она еще не понимала, для чего это, но вырваться нужно было. Тогда она приняла отчаянный шаг: ночью она стащила ключи от двери, открыла ими входную дверь и вышла за порог.

Удивительно, именно в эту темную ночь во дворе выпал снег, белый-белый, который скрыл всю грязь и мерзость этого мира. Подул холодный ветер.

— Ты же прекрасно знаешь, что там, не улице, будет так же холодно, как и здесь дома, — сказала Лавли. — Всегда холодно. И всегда одинаково холодно. Так чего ты боишься?