— Женька, — проговорила вполголоса Лана. — Пуффи утверждает, что Анжел Риччио Бетта Гудвин Нас — это Матушка Гудвин.

— Что за бред? — сказал Женька. — Пуффи! Зачем ты такую ерунду болтаешь Лане?

— Это правда, — сказал он.

— Ты ведь даже не знаком с ней, а уже говоришь, что ее зовут так, — сказал Женька.

— А давай мы их познакомим! — воскликнула Лана. — Пуффи, пойдешь сегодня к нам домой на обед. Ты увидишь Матушку Гудвин и поймешь, что она не та... ну, Анжел.

— Пойду, — сказал Пуффи. — Но не пойму.

— Пошли, пошли, — Женька взял за один конец гитары и пошел по направлению к дому. Пуффи не отпускал свою гитару. Поэтому получалось, что Женька нес Пуффи, как какой-то воздушный шарик на веревочке.

И вот они пришли в дом к Матушке Гудвин. Сказать, что Матушка Гудвин не любила кошек, все равно, что ничего не сказать. Она просто ненавидела кошек. Видимо, это была еще одна собаколюбка, которая на дух не переносит и котов, и их хозяев. Дети этого не знали. Да и откуда им было это знать?!

Дети сели за стол. Матушка Гудвин села во главе стола. Рекс сидел рядом с ней и кое-как сдерживался, чтобы не зарычать. Пуффи же сел напротив них. Да, он всем своим видом показывал, что ему совершенно по барабану их сверлящие глаза, хотя, может быть, ему и правда было все равно, или он просто не замечал. В любом случае, Пуффи сидел, улыбался, брал блинчики, даже вежливо разговаривал с детьми. Сами же дети смотрели то на Пуффи, то на Матушку Гудвин, готовясь к взрыву.

— Ну, и что предложить вам, мистер кот Пуфти Вилли? — сказала она, совершив ошибку в его имени, потому что именно так она запомнила имя — нарочно или не нарочно. Кот продолжал намазывать на хлеб масло.

— Его зовут Пуффи Вильям Пуговка, — поправила Лана. Она еще в тайне надеялась, что скандала не будет, но куда уж там! Это была последняя капля.

— Уж, извините меня, но это слишком! — закричала матушка Гудвин. — Подумаешь, в имени ошиблась, но он весь обед игнорирует меня. Этот самодовольный эгоистичный кот. Или ты, Вильям тире Пуговка тире Пуффи считаешь ниже своего достоинства заговорить со мной?

Пуффи поднял на нее свои хитрые кошачьи глазки.

— Она ко мне обратилась? — спросил Пуффи у Ланы. Та кивнула в знак согласия. Дети смотрели то на Пуффи, то на Гудвин, причем поворачивали головы одновременно и почти ритмично. Турнир начинается. — Анжел Гудвин, я не говорил с вами лишь потому, что вы сами со мной не желали говорить.

— Я обращалась к вам, но вы не желали мне отвечать, идиот! — закричала она.

Пуффи удивленно уставился на нее.

— Итак, — пробормотал он как бы сам про себя. — Пуфти, Вилли, Самодовольный, Эгоистичный, Идиот. Это не мои имена. Меня зовут по-другому. Среди детей нет обладателей таких имен. Значит, она говорила сама с собой. Значит, только в ее голове существуют эти Пуфти, Вилли, Самодовольный, Эгоистичный, Идиот.

— Что? Что ты сказал? — закричала Матушка Гудвин. Кажется, у нее из ноздрей уже пошел пар, как у быка.

— Это не мои имена. Они существуют только у вас в голове, — ответил Пуффи, он забренчал немножко тревожную музыку.

— Ты намекаешь, что я сумасшедшая! Это ты ненормальный! — закричала она. Кот посмотрел в потолок, будто бы там было что-то более интересное. — Ладно. — Матушка Гудвин встала с места. — Нужно успокоиться. Вы же мой гость. Чего же вы пожелаете, Пуффи Вильям Пуговка? Из еды, естественно. Чай, кофе…

— Сливки, — сказала Лана за Пуффи. Она вдруг испугалась, что он не ответит, и Матушка опять рассердится.

Матушка Гудвин, кажется, целую вечность хлопотала на кухне. Дети прислушивались к каждому звуку. Если бы у нее что-то падало из рук, или она нечаянно стукнулась, она бы непременно точно закричала бы, взбесилась и придушила Пуффи. Но никаких таких звуков не было. Правда, в движениях ее была какая-та скованность, будто бы все ее мышцы напряглись. Да, она злилась, но все же пыталась держать себя в руках. Вот она зашла в комнату, поставила перед котом чашечку со сливками, улыбнулась, отошла, села на место и с улыбкой на лице стала ждать. Кот и не собирался пить сливки.

— Почему же вы не пьете ваши сливки? — спросила она сдержанным голосом.

— Я не люблю яд, — ответил Пуффи и продолжал есть блинчики, как ни в чем не бывало.

«Ну, все! — подумала Лана. — Хана. Теперь она точно взбесится. Нужно что-то предпринять!». Лана быстренько встала со своего места и подошла к чашечке со сливками.

— Ну, раз Пуффи не будет, я сама их выпью, — сказала Лана. Да, согласитесь, это было на ее месте самым глупым поступком, но именно это ей пришло в голову, и именно это она сделала.

Матушка Гудвин тотчас же испуганно вскочила со своего места, подбежала к Лане, пытаясь ее остановить, она откинула чашку в сторону, та разбилась об окошко, и сливки безжалостно пролились на фиалку. Но было поздно. Лана уже успела глотнуть. Матушка Гудвин тут же побежала на кухню за противоядием. Да, это был яд. Лана испуганно глядела, как фиалка в один миг расплавилась от сливочек. Ей не было плохо, нет. Видно, яд не так работал. У нее только потемнело в голове, и она вдруг начала вспоминать, вспоминать свою жизнь, как это бывает перед смертью. И все эти картинки пролетели перед ней так быстро. И она вдруг так четко стала осознавать себя Лавелиной, той девушкой, которая прилетела в этот мир за помощью и которую превратили в дитя. Ей даже припомнились те моменты жизни, о которых она старалась забыть и забыла. Но они просто пролетели мимо нее, она снова о них забыла, как бы закрыла их на крючок. Да, теперь она точно осознавала себя Лавелиной, до того момента, когда забыла себя и стала ребенком. Только и вот эти детские воспоминания она тоже помнила.

Матушка Гудвин скорее принесла противоядие. Лавли выпила его, сначала сплюнув сливки с ядом.

Да, она была в бешенстве!

— Ведьма! — вскричала Лавли. — Пуффи был прав насчет тебя! Ты сумасшедшая. Ты убила своих старших детей, а других сделала детьми! И всех, кто приезжал или прилетал потом сюда, ты тоже превращала в детей. Ведьма! — вскричала она, отбежав от нее. — Я вспомнила, как была взрослой.

Женька тут же подбежал к ней. Может, Пуффи он и не поверил вначале, и этой истории, но Матушка Гудвин точно пыталась отравить кота. Это был факт. Сам же Пуффи просто с довольным видом наблюдал за этой картиной, не вставая с места.

— Ланочка, — попыталась что-то сказать Гудвин.

— Не подходите к ней! — грозно заявил Женька. — Все видели, что вы сделали, — потом он прошептал Лавли. — Медленно отступаем назад.

Теперь уже Пуффи сорвался со своего места. Он подлетел сверху к детям и встал рядом с ними.

— Женечка, это не то, что вы все подумали. Я нечаянно, — сказала она. — Ты ведь мой сыночек.

— Я не ваш сын, — закричал Женька. Такое возмутило даже Пуффи, он фыркнул. — Вы убили своего сына, вообще-то.

— Я не убивала! — воскликнула Гудвин. — Это был несчастный случай. И его душа перевоплотилась в тебя!

— Что за бред? — они медленно отступали к выходу.

— У тебя на правой руке под локтем. Посмотри! — воскликнула Гудвин. — У моего сына была татуировка в виде сердца на том же месте. А у тебя там родинка.

Женька в ужасе взглянул на локоть правой руки. Там и правда была родинка, которая напоминала сердце.

— Ну и что! — закричал он. — Это ничего не значит. Тем более у вашего сына была татуировка на левой руке, а у меня на правой.

Тут Матушка Гудвин будто бы ужаснулась от возникшей мысли. В это время Пуффи, Женька и Лавли уже выбежали из дома и наутек бросились от него. Тут они увидели летящий рядом шкаф.

— Шкаф! — закричал Женька и даже подскочил на бегу. — Летает!

— Да! — сказала Лавли. — И нам нужно в него забраться.

Пуффи первый в него залез. Потом он схватил Лавли, перетащил в шкаф и то же самое сделал с Женькой. А потом мирно устроился в уголке, свернулся клубком, замурлыкал, будто бы сейчас это не его собирались отравить.

— Потрясно! — произнес Женька. Глаза у него прямо-таки горели. — Мы летим! Уи-ху!! — он прямо-таки подпрыгнул в шкафу.