Я слышу в его голосе тихое порицание, я уже делал это раньше и едва не поплатился за это.

— Мы будем осторожны, — заверяю я его. — Белла и дети больше не поедут в город, пока не разберутся с этим. — Я знаю, что Белла не будет в восторге от этого, но она поймет. Она хочет, чтобы семья была в безопасности так же, как и я. — Держи меня в курсе, о решении дона.

— Обязательно.

Как только я положил трубку, я отправился в дом, чтобы найти Беллу. Проходит немного времени, но в конце концов я добираюсь до нашей спальни и обнаруживаю, что она сидит на кровати, уставившись в пол, зажав руки между коленями.

— Белла, — тихо произношу я ее имя, входя в комнату, не желая ее пугать, но она все равно вскакивает. Она прикусывает губу, поднимая взгляд, выражение ее лица извиняющееся, но, к счастью, она не говорит, что ей жаль.

Больше всего на свете я хочу, чтобы она перестала винить себя за то, в чем нет ее вины. Я не знаю, что для этого нужно сделать. Конечно, чтобы Игорь ушел навсегда. Тогда, может быть, она сможет начать двигаться по пути, чтобы больше не думать, что все случившееся можно отнести на ее счет.

— Джио сказал, что дон может прислать в поместье дополнительную охрану. Но пока с Игорем не разберутся, я не хочу, чтобы ты и дети покидали поместье.

Белла кивает.

— Я так и подумала. — Она пожевала нижнюю губу и вздохнула. — Все в порядке. После сегодняшнего дня я просто хочу остаться здесь на некоторое время.

— Понятно. — Я пересекаю комнату и сажусь рядом с ней на кровать. Мне хочется, чтобы она прильнула ко мне, чтобы я утешил ее, но она остается неподвижной и застывшей рядом со мной, устремив взгляд на стену. — Я буду беречь тебя, Белла. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы он не смог прийти за тобой. И теперь меня поддерживает Дон. Мы…

— В итоге мы начнем войну. — Она смотрит на свои руки. — Все из-за меня. Еще больше людей пострадает…

— А что еще, по-твоему, должно было произойти? Ты бы осталась с ним? — Я качаю головой. — Такой исход был бы неприемлем ни для кого, Белла. Нельзя ожидать, что ты останешься в руках монстра только потому, что для того, чтобы оградить тебя от него, потребуется насилие. И здесь не только о тебе. — Я резко выдохнул. — Он причинил боль другим. Он ответственен за все те смерти в церкви в тот день. Он ответственен за многие, многие другие смерти. Может быть, ты и стала катализатором этого, но это должно было произойти независимо от того, что произошло. И ничего из этого не должно падать на твои плечи.

Я протягиваю руку и кладу ее на бедро. Я чувствую, как она напрягается, слышу ее прерывистое дыхание, но в конце концов она смотрит на меня.

— Когда ты так говоришь, я чувствую себя виноватой.

— Нет. — Я качаю головой. — Я знаю, что многие люди в твоей жизни были недобры к тебе, Белла. Кажется, ты всегда хочешь приписать себе самые худшие мотивы. А на самом деле ты ничего из этого не представляешь. Ты не виновата. Ты не эгоистка. Ты не самовлюбленная и не из тех, кем ты себя считаешь, потому что твой отец и те, кто окружал тебя большую часть твоей жизни, относились к тебе именно так. Ты хороший, добрый человек. Вот почему…

Я прервался, когда ее глаза расширились. Я знаю, что должно было сорваться с моих губ. То, что я был близок к тому, чтобы сказать. Не знаю, почему я просто не сказал этого, кроме… Кроме того, что я не знаю, что она скажет в ответ. И мысль о том, что я могу рассказать ей о своих чувствах, а она лишь отвернется и напомнит мне обо всем, о чем мы договорились, кажется мне больше, чем я могу вынести сейчас, после стольких потрясений и потерь.

Моя рука мягко сжимает ее бедро.

— С Игорем разберутся, Белла. Тебя и семью ждет дополнительная защита. Мы разберемся с этим.

— А что потом? — Она смотрит на меня, и я не могу прочесть, что написано в ее глазах. Похоже на надежду, но надежду на что? На ее свободу? На жизнь, которую она планировала прожить самостоятельно, пока ее не заставили вступить в брак ради собственной безопасности — единственное, чего она пыталась избежать? Или надежда на что-то другое, на то, на что я боюсь позволить себе надеяться в ответ?

— Тогда мы… — Я вздохнул. — Мы решим это, когда придет время.

Судя по выражению ее лица, это был не тот ответ, на который она рассчитывала. Но я не уверен, что именно она хотела от меня услышать.

Я с болью осознаю, что мы в спальне одни. Мы сидим на кровати, под моей рукой мягкое тепло ее ноги, ее рот так близко, что я мог бы наклониться и поцеловать ее так легко. Она тяжело сглатывает, ее горло двигается, как будто она думает о том же самом, и я чувствую прилив горячего, непреодолимого желания при воспоминании о том, как она стояла передо мной на коленях всего несколько дней назад.

Не могу вспомнить, когда я в последний раз хотел чего-то так сильно, как ее.

— Белла. — Ее имя срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить его, и я чувствую, как она напрягается под моей рукой, но не двигается. Моя вторая рука, кажется, движется сама по себе, поднимаясь, чтобы просунуть палец под ее подбородок, и я приближаю ее рот к своему, ее запах заполняет все мои чувства.

Все мое тело болит от потребности. Я хочу притянуть ее к себе, повалить на кровать и погрузиться в нее до тех пор, пока не почувствую только ее тепло, окутывающее меня. Я чувствую, как пульс пульсирует в моих венах, чувствую, как я чертовски тверд. Но я медленно, нежно прижимаюсь к ее рту, желая, чтобы она тоже поддалась ему. Чтобы она нуждалась в нем так же сильно, как и я.

На краткий миг я чувствую, как она смягчается. Я чувствую, как она наклоняется, как ее рот прижимается к моему, как будто она хочет того же забытья, того же комфорта, так же сильно, как и я.

А потом она отстраняется, ее глаза закрыты, поза жесткая.

— Габриэль…

— Я знаю. — Я приподнимаюсь с кровати, нуждаясь в том, чтобы между нами было расстояние. — Мы договорились.

— Мне жаль. Но если мы… — Она прерывается, ее губы зажаты между зубами, и я знаю, чего она не говорит. Я знаю, потому что это правда.

Если мы начнем снова, то уже не остановимся. Если мы начнем снова, то в конце будет намного тяжелее, если она уйдет.

Но, Господи, помоги мне, именно этого я и хочу. Я хочу, чтобы ее уход казался невозможным.

***

На следующее утро я просыпаюсь рано, оставляя Беллу спать, а сам отправляюсь на пробежку. В отсутствие спортзала моя тренировка сменилась бегом и гимнастикой, которые не приносят мне такого удовольствия, как бокс и тяжелая атлетика. Но сейчас, как никогда, мне кажется важным оставаться в форме.

Когда я возвращаюсь, она уже не лежит в постели. Постель аккуратно заправлена, от нее не осталось и следа, но мне кажется, что я все еще чувствую ее теплый, мыльный запах, когда захожу в комнату. Мой член запульсировал, полутвердый, как и все утро, с тех пор как я проснулся рядом с ней.

Я стал гораздо более знаком со своей рукой, чем когда-либо думал, будучи женатым мужчиной. Я долго смотрю на кровать, представляя, что она все еще там, сонная, мягкая и теплая. В голове проносится образ того, как я переворачиваю ее на спину, стягиваю с одной стороны шорты, в которых она спала, и погружаюсь в нее. Я мгновенно становлюсь твердым, ноющим, и с сожалением сжимаю свой член, пока иду в душ.

Он будет долгим.

К тому времени, как я выхожу, я не совсем удовлетворен, но, по крайней мере, могу думать немного яснее. И это хорошо, потому что, помимо ожидания звонка от Джио с новостями о передвижениях Игоря или о доставке дополнительной охраны, у меня сегодня есть и другие дела, связанные с поместьем.

От одной мысли об этом у меня становится тяжело на сердце, когда я еду на конюшню. Сегодня приедет покупатель, чтобы завершить продажу нескольких скаковых лошадей, и это первый шаг к распродаже поместья, как я и планировал. Но по мере того, как все становится реальнее, легче не становится. Все не так просто.

Покупатель — пожилой мужчина, богатый, с загорелой кожей и копной белых волос, элегантно одетый. С ним его тренер, высокий темноволосый мужчина, который общается со своим боссом по-итальянски, заставляя меня жалеть о том, что я так мало говорю на своем родном языке. Я улавливаю только каждое четвертое слово или около того, и в моем нынешнем настроении это только расстраивает меня еще больше.