1

БЕЛЛА

— Тогда все, кого ты любишь, умрут.

Голос Игоря звучит в моих ушах, повторяясь снова и снова. Угроза, в выполнении которой у меня нет причин сомневаться. Это тот человек, который приказал убить церковь, полную людей, запертых внутри, — семьи мафии, не только мужчин, но и их жен и детей, приехавших на мою свадьбу.

В тот день я поняла, что время замедляется, когда твой мир рушится. На мгновение все предстает перед глазами, каждое слово и действие выкристаллизовывается, пока внезапно все не рушится, как от взрыва. Я помню каждую ужасающую секунду того дня. Лучше бы я этого не делала.

И вот теперь все повторяется.

Кажется, будто время снова замедлилось. Я слышу, как Игорь говорит Габриэлю, чтобы тот отдал меня ему. Вернул меня Братве для возмездия, и тогда Габриэль и его семья останутся в покое. Я слышу отказ Габриэля. Угрозу Игоря. И пронзающий ужас проникает в меня, холодный и острый, пока я не чувствую слабость, словно истекаю кровью.

Я чувствую, как дрожат мои руки. И губы тоже. Нахлынули воспоминания о том дне, о грубых руках, о мужских пальцах, лапающих меня там, где не следует, об обещаниях, которые на самом деле были угрозами. Ставки делались на то, смогут ли солдаты Братвы использовать меня, когда Петр закончит со мной.

Петр мертв. Но его отец — нет, и я — легкая мишень для его гнева. Для его мести.

Габриэль смотрит на меня, и я качаю головой.

— Белла… — В его голосе звучит предупреждение, как и в моем имени. Он знает, о чем я думаю, что собираюсь сделать. Он знает меня, потому что в течение очень короткого времени мы были любовниками. Это закончилось сегодня утром. Но мои чувства к нему и его семье, частью которой я себя ощущаю, не прошли.

Игорь смотрит на меня, на его губах играет жестокая улыбка. Он наслаждается этим, и это заставляет меня ненавидеть его еще больше.

— Ты не убьешь детей — ровно говорю я ему, стараясь, чтобы в моем голосе не было страха и ненависти. Чтобы сохранить нервы, чтобы, возможно, не дать всему этому окончательно развалиться. — Отпусти их, Игорь. Пусть Агнес уведет их наверх. — Я хочу, чтобы Габриэль тоже не участвовал в этом, но до этого мы еще дойдем. Сейчас я думаю только о Сесилии и Дэнни, которые сидят за моей спиной на кухонных стульях. Они плачут, задыхаясь от страха и рыданий, каждое из которых разрывает мне сердце. Независимо от того, как все закончится, они запомнят это навсегда. Я знаю, как подобная травма затягивает человека, как она превращает его в оболочку самого себя, как она окрашивает все, что он думает, чувствует и делает впоследствии. Я не хочу этого для них. Но в какой-то степени — это неизбежно. И чем дольше это будет продолжаться, чем дольше они будут сидеть здесь и бояться, тем хуже будет.

Игорь усмехается.

— Ты действительно так думаешь, Белла? Что я не приведу в пример пару сопляков? Они для меня никто. Все в этой комнате, — он делает размашистый жест, охватывая детей, Габриэля и Агнес, — для меня никто. Кроме тебя, Белла Д'Амелио. Поэтому, если ты пойдешь со мной, я оставлю их в живых.

Я не знаю, верить ему или нет. Игорь — жестокий человек, самый жестокий из всех, кого я когда-либо знала. Я могу согласиться пойти с ним, но только для того, чтобы он сразу после этого велел своим людям всех перебить. Но если я не соглашусь…

Я смотрю на Габриэля: его рот сжался в тонкую линию, глаза пылают яростным огнем, каждый мускул напряжен. Я вижу, как он оглядывает комнату, оценивая шансы, что произойдет, если он будет сопротивляться. Интересуется, где его охрана. Но я знаю, что он видит то же самое, что и я. Слишком много людей с оружием, в то время как у нас его нет. Людей, которые по приказу Игоря первыми убьют Сесилию и Дэнни. А Габриэль не может так рисковать.

Агнес сидит в кресле прямо, пистолет по-прежнему приставлен к ее затылку. Ее морщинистое лицо белеет, руки сцеплены на коленях, взгляд устремлен на детей. Изредка я вижу, как она бросает взгляд на окно, и понимаю, о чем она думает. Она задается вопросом, где ее муж, Альдо. Убили ли его те люди из Братвы, которые расправились с охраной Габриэля, патрулировавшую поместье. Или в любой момент он войдет в дом и окажется в той же опасности, что и мы все.

Я поднимаю взгляд на Игоря и не могу сдержать мелкую дрожь в голосе. Я хватаюсь за боковины стула, на котором сижу, и чувствую, как холодное дерево вгрызается в мои пальцы, заземляя меня. Я смотрю на него, тщательно выговаривая слова. Сосредоточившись только на нем, чтобы не сорваться.

— Ни в чем из того, что случилось, я не виновата. — Я тяжело сглатываю, заставляя себя выговорить каждое слово. — Все, что случилось в тот день, произошло из-за решений, которые принял ты, твой сын, и решений, которые были приняты за меня. Я бы никогда не вышла за Петра по своей воле. А все, что случилось потом, произошло из-за других. Если ты хочешь на кого-то злиться… — мой голос повышается, напрягается, немного дрожит от гнева, который толкается в ребра и подползает к горлу, — то иди к дону. Черт возьми, Игорь, иди за моим отцом. Но это не моя вина.

Я наполовину ожидала, что Игорь прервет меня. Но он не перебивает. Он не говорит ни слова, пока я не закончу. Жестокая улыбка не сходит с его губ, и он наклоняет голову, когда я замолкаю, скрестив руки на груди.

— Мне нравится твой огонь, — спокойно говорит он. — У меня были другие планы на тебя, Белла. Но теперь я думаю, что, возможно, передумал. Думаю, я мог бы оставить тебя для себя.

— Ты чертов ублюдок! — Взрывается Габриэль, делая выпад вперед, и один из людей Игоря мгновенно наносит удар боковым стволом пистолета по щеке Габриэля. Я инстинктивно вскрикиваю, прикрывая рот одной рукой, так как кровь начинает стекать по лицу Габриэля.

— Папа! — Кричит Сесилия, вскакивая со стула, и я хватаю ее, прижимая к себе. Уголком глаза я вижу, что Дэнни забился в угол, прижался лбом к коленям и раскачивается взад-вперед, плача.

— Сядь, Сесилия, — шепчу я, направляя ее обратно к креслу. — Пожалуйста, сядь. Все будет хорошо. Просто сядь, хорошо? Скоро все закончится.

— Так или иначе, это случится. Мистер Эспозито? — Игорь поворачивается и поднимает одну железно-серую бровь на Габриэля. — И что же? Будете ли вы продолжать бросать мне вызов? Или я уйду отсюда вместе с Беллой?

— Ты, блядь, к ней и пальцем не прикоснешься, — прошипел Габриэль, вытирая рукавом лицо. — А что касается вызова? Я не подчиняюсь тебе, ты, русский ублюдок. Я ни перед кем не отчитываюсь. Мое дело — мое собственное.

Холодная, яростная жестокость в его голосе — то, чего я никогда раньше не слышала от Габриэля. Милый, нежный человек, к которому я привыкла, сейчас переполнен гневом, которого я никогда не видела, человек, готовый сражаться за свою семью и пытающийся решить, как сделать это наилучшим образом, не убивая их вместо этого. И я вижу эту беспомощность за гневом в его глазах, осознание того, что его неповиновение и отказ смириться закончатся трагедией.

Мне невыносимо это видеть. После всего, что он сделал для меня — всего, что мы сделали вместе, — осознание того, что все так обернулось… что Габриэль и его семья здесь, в таком положении из-за меня, разрывает меня на части. Я должна положить этому конец. Неважно, что будет со мной, я не могу допустить, чтобы с ними случилось что-то еще.

Все после того, как Габриэль снова отказывается, происходит быстро, слишком быстро. Человек, ударивший Габриэля пистолетом, валит его на колени, пистолет прижимается к виску Габриэля. Сесилия снова кричит позади меня, и один из мужчин протискивается мимо меня, чтобы схватить ее, в тот самый момент, когда тот, кто держит пистолет у головы Агнес, спихивает ее со стула. Она поворачивается, плюет в него, и он бьет ее по лицу, сильно. Она с криком падает на плитку, и я чувствую, что дрожу, понимая, что есть только один способ остановить это.