***

На следующий день я стараюсь сосредоточиться на доме и ни на чем другом. Габриэль оставил Агнес инструкции о том, что он хочет, чтобы мы сначала привели в порядок кухню и гостиную, и несколько заметок о вещах, которые он видел в доме и которые он хотел бы убрать или сохранить. Мне интересно, почему он проявляет интерес к тому, что мы с Агнес делаем с домом, хотя, казалось, он был готов отмахнуться от всего проекта, когда мы только приехали, но он отклоняет все мои вопросы об этом за завтраком. Я хочу надавить на него, но напряжение между нами останавливает меня.

С того момента, как я сажусь за стол для завтрака, я чувствую это напряжение, которого не было с тех пор, как меня забрали из особняка в Нью-Йорке. Я чувствую, как мои щеки вспыхивают, когда его глаза встречаются с моими, и я быстро опускаю взгляд, а мое сердце бьется в груди чуть быстрее. Я чувствую на себе взгляд Агнес, и могу только представить, о чем она думает. К счастью, она ничего не говорит об этом, пока мы начинаем убирать кухню после завтрака, но я не могу не задаваться этим вопросом. Она слишком проницательна, чтобы не догадаться о том, что между мной и Габриэлем что-то произошло.

После обеда Габриэль заходит за Сесилией и Дэнни и говорит, что берет их с собой погулять по поместью. На этот раз он не просит меня пойти с ним, но напряжение все еще сохраняется, давая мне понять, что утром я не воображала. Я остаюсь в дальней части гостиной, разбирая потрескавшиеся плинтусы, и поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него. Когда я это делаю, и его глаза встречаются с моими, я чувствую, как меня охватывает жар, воспоминания о том, что произошло вчера в библиотеке, мы слишком близки для комфорта.

Я знаю, что мне не стоит выходить и искать их позже, когда мы с Агнес закончим с домом на сегодня, и она уйдет на кухню, чтобы заняться ужином. Мне следует просто переодеться в беговую одежду и пойти по тропинке, которую я нашла вокруг поместья, что я и собираюсь сделать. Но когда я пробегаю мимо хозяйственных построек на одной из сторон виноградников, я вижу вдалеке фигуру возле одного из загонов, и мои ноги сами собой замедляют шаг.

Не одну фигуру, а четыре — одна, которая, как я знаю, должна быть Габриэлем, и фигура маленького пони с ребенком на спине, второй ребенок цепляется за перила ограды, и я понимаю, что Габриэль, должно быть, взял Сесилию и Дэнни на уроки верховой езды. Вопреки здравому смыслу я начинаю бежать трусцой в том направлении, где они находятся.

Я знаю, что должна избегать Габриэля, создать как можно больше расстояния между ним и мной, чтобы между нами снова все утихло, не то чтобы это было особенно успешно. Но если я сейчас подойду к нему, это только усугубит ситуацию. И все же я не могу остановиться. Я бегу трусцой до самого края загона, где вижу, что это Сесилия сидит на краю перил и бьет ногами по дереву, наблюдая, как ее отец ведет Дэнни на пони.

— Привет, Белла, — весело зовет она, оглядываясь на меня, когда я замедляю шаг и останавливаюсь, чтобы прислониться к краю загона рядом с ней. — Папа дает нам уроки верховой езды. Я ездила на этой. — Она указывает на соседний загон, где более высокий, гладкий черный пони пьет из корыта воду. — Сейчас Дэнни получает свой урок.

Пони Дэнни удивительно меньше, примерно в два раза меньше того, на котором, по словам Сесилии, она ездила, с шерстью кремового цвета и длинными белыми гривой и хвостом. Он сидит в седле, которое, как я поняла, сделано в английском стиле, одна рука на попоне, а другая держит поводья. К поводьям пони прикреплен кожаный поводок, и Габриэль бормочет тихие указания, ведя их по кругу.

— Я умею ездить без поводьев, — с гордостью объявляет Сесилия.

— Молодец. — Я улыбаюсь ей и бросаю короткий взгляд, прежде чем снова посмотреть на Габриэля. Он выглядит потрясающе красивым в джинсах и черной футболке, его загорелые, мускулистые руки обнажены, а темные волосы уложены вокруг лица. Все его внимание сосредоточено на Дэнни, и я наблюдаю, как он останавливает пони, двигаясь в сторону Дэнни, чтобы поправить ноги в стременах.

От этого зрелища у меня щемит в груди. Я никогда не видела человека, который был бы таким хорошим отцом, как Габриэль. Терпеливый, любящий, добрый, строгий, когда это необходимо, но никогда не перегибающий палку. Я снова чувствую волну сожаления, которую испытывала раньше, желая, чтобы Габриэль был тем мужчиной, с которым я была помолвлена, а не с Петром. Именно он мог бы показать мне все с самого начала, стать моим единственным опытом знакомства с мужчинами в этом мире. Я могла бы избежать всех травм и страданий, если бы меня отдали ему или кому-то, похожему на него.

Но я знаю, что таких, как он, в мире очень мало.

Он оглядывается, и я вижу, как он внезапно напрягается, когда видит меня, как напрягается его челюсть, как его глаза быстро окидывают меня, прежде чем он возвращает себе самообладание. Он ведет пони к тому месту, где я стою рядом с Сесилией, и я замечаю широкую улыбку на лице Дэнни. Видно, что обоим детям это нравится.

— Не ожидал увидеть тебя здесь. — Голос Габриэля холодный, ровный, ничего не выдающий. Но то, как слегка темнеют его глаза, как он смотрит на меня, говорит о том, о чем он думает. Так скоро после того, что произошло между нами, ему трудно скрыть свою реакцию на меня. Это знание вызывает у меня прилив удовольствия, пьянящее чувство власти, которое поражает меня. Точно так же, как мне нравилось чувствовать, как он теряет контроль над собой в библиотеке, мне приятно осознавать, что я влияю на него сейчас.

— Я вышла на пробежку и увидела вас. Мне захотелось рассмотреть все поближе. — Я понимаю, как звучат эти слова, как только они вылетают из моего рта, но не могу взять их обратно. Но мне даже жаль, что не могу, когда я вижу, как напряглись мышцы на челюсти Габриэля. Он уловил непреднамеренный намек, это уж точно.

— Я привел их сюда для уроков верховой езды. — Его голос по-прежнему прохладен и, кажется, не затронут, но я знаю лучше. Я вижу, как он держится за край перил рядом с тем местом, где он стоит, и тепло разливается по моей коже, когда я вспоминаю, как он держал книжную полку рядом с моей головой. Жесткие, ритмичные толчки его бедер о мои, то, как легко он отправил меня за грань. — У нас есть лошади побольше. Я могу научить и тебя, если хочешь.

Не думаю, что он хотел на что-то намекнуть, но, когда его глаза встречаются с моими, когда он говорит это, меня снова охватывает жар. Мой желудок скручивается, бабочки порхают по мне с пугающей скоростью, и я тяжело сглатываю.

— Наверное, сначала мне нужно научиться водить машину, — умудряюсь я, заставляя себя слабо улыбнуться. Мимо проносится ветерок, развевая мои волосы по лицу и поднимая пыль вокруг нас, и я вижу, как рука Габриэля дергается, а его взгляд переходит на клочья волос, прилипшие к моим щекам.

Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне. Если бы мы были одни, вряд ли он смог бы остановиться, и в моем воображении мгновенно промелькнула дюжина различных сценариев, каждый из которых был бы более призрачным, чем предыдущий.

И я не знаю, хочу ли я этого.

12

ГАБРИЭЛЬ

Проходит еще несколько обычных, простых дней в поместье, и я чувствую, как колеблется моя решимость в отношении того, что я планировал с ним сделать. В моих ночных сообщениях от Джио не было никаких признаков того, что Игорь продолжает выслеживать нас, и хотя нутром я понимаю, что это лишь затишье перед бурей, трудно не позволить себе снова стать самодовольным.

Также трудно думать о серьезном поиске покупателей на поместье, когда я чувствую себя здесь спокойнее, чем когда-либо за долгое время.

Мой дом в Нью-Йорке принадлежал мне и Делайле, он был куплен вскоре после нашей свадьбы, еще до рождения Сесилии. Он полон воспоминаний — почти все хорошие. Конечно, мы ссорились, как и подобает нормальным супружеским парам, и первые дни с нашим первым ребенком были бессонными и часто напряженными, но годы, проведенные вместе в этом доме, были настолько счастливыми, что те несколько плохих моментов давно отошли на второй план. Даже спустя столько времени мне было трудно избавиться от своего горя. Трудно позволить себе исцелиться, даже когда я знаю, что это нормально и естественно, что мне нужно прожить свою жизнь вне тени этой потери. А присутствие Беллы, то, что я чувствую по отношению к ней и к тому, что мы сделали, только усугубляло чувство вины.