— Чего еще ты боишься? — разглядываю появившееся веснушки на её носу от обилия солнца.

— Больших агрессивных собак, большой воды и… — замолкает, отворачиваюсь к морю. Мы завтракаем на балконе второго этажа. Море всего в десятках метров.

— И?

Молчит, продолжая смотреть на море.

То, что она здесь со мной и согласилась на этот отдых, уже огромный шаг. Это значит, что девочка все же благосклонна ко мне. Иначе бы не согласилась. А еще это значит, что она прекратила меня бояться. Иначе бы не осталась со мной наедине. Что уже чертовски много в нашей ситуации.

— Давай так. Ты задаешь мне любые вопросы, я откровенно отвечаю. Все что угодно, можешь потрошить мое нутро вдоль и поперек, я отвечу правду, даже если она будет очень уродлива. Взамен ты так же честно отвечаешь на мой вопрос.

Девочка задумывается. Лёгкий бриз кидает ей волосы в лицо, морщится, убирая их. А я рассматриваю ее, как голодный зверь. У меня давно не было секса. Я уже несколько дней смотрю на эту девочку голодными глазами. Только смотрю, трогать не решаюсь. Мне нужно ее разрешение. Я готов уже сделать все нежно, долго, да хоть под ее доминированием. Как угодно, только бы глотнуть кусок этой женщины и накормить свое нутро.

— Что ты ко мне чувствуешь? Объясни. Кто я для тебя? Зачем я тебе? К чему это желание взять меня в жены?

Задает свой вопрос, попадая точно в цель. Если бы я знал точные слова в качестве ответов на эти вопросы…

Теперь задумываюсь я, отворачиваясь к морю. Она смотрит на меня в ожидании ответа. Оказалось, самое сложное в жизни — не заработать денег или добиться власти, а найти нужные слова женщине, чтобы поверила и поняла.

— Я чувствую то, что никогда не чувствовал. И поэтому не могу объяснить природу своих ощущений. Уж извини, красивые фразы — это не ко мне.

Я ищу в себе правильные ответы. Хочется выйти из-под ее взгляда, отдышаться и покурить. Это похоже на вскрытие. Больно, но необходимо.

— Понимаешь, я никогда не нуждался в женщине рядом. Секс — да, статус — да, но это другое. В тебе нуждаюсь.

Поворачиваюсь, заглядываю в ее глаза. Я открыт полностью, пусть читает.

— Нет, мне по-прежнему нужен секс и статус, но этого с тобой мало, мне нужно больше, гораздо больше. Знаешь, как это называется?

— Знаю, — кивает она. — Но ты ощущаешь не это.

— Что же тогда?

Мы обходим простое, но такое правильное слово «любовь».

— Не знаю, — пожимает плечами. — Вожделение получить желаемое любыми путями, как ты привык. Закончить игру. Ты даже не специально, это твои базовые инстинкты.

— Интересная версия, но нет, — грустно усмехаюсь. — Внутри меня что-то ноет и болит, и унять это ощущение можешь только ты, — выдыхаю. — Я ответил на твой вопрос?

Кивает.

— У меня всего один вопрос. Чего ты боишься?

— Я боюсь того, что уже в принципе произошло. Того, что меня никто не полюбит по-настоящему.

Как же метко она попала в цель.

— Брак по расчёту — не моё.

Теперь ход за мной.

Как люди так просто признаются в любви всем подряд, кидаясь этими словами?

— Не поверишь, я боюсь того же самого. Мне уже много лет, а по-настоящему и безусловно никто меня не любил.

— Может, дело в том, что ты в этом не нуждался и делал всё, чтобы этого не произошло. Выбирал не тех женщин, не те чувства?

— Да, так и есть. Я в общем отрицал такой феномен как любовь.

Замолкаем.

Каждый погружаясь в себя. Вдыхаю глубже. Вскрытие произошло болезненно и мучительно. Но стало легче.

— Раз прогулка на яхте отменяется, пойдем пройдемся по побережью, пока не жарко, — поднимаюсь, подаю девочке руку, и она вкладывает свою ладонь в мою. Это ещё один шаг, и я улыбаюсь этой девочке, а она мягко улыбается мне в ответ.

***

— Для чего на этой вилле кухня? – спрашивает Надя.

— Кухня положена, но больше для антуража и комплектации, наверное. Так, охладить напитки. Сделать себе кофе или чай.

— Зачем тогда техника и посуда? Специи, масла? — рассматривает полки, по-женски нюхая баночки. Я наблюдаю. И мне нравится эта картина.

Белый лёгкий сарафан, который она купила вчера на рынке, куда меня затащила, заколка с экзотическим цветком, босые ножки, браслет из белых бусинок на щиколотке. Всё это дешевое и купленное за копейки. Девочка достойна большего. Но она так захотела. Вся прелесть оказывается в простоте. Раньше я этого не замечал.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Для антуража.

— Я хочу приготовить здесь ужин, — заявляет она. — Мне нужны продукты.

— Зачем? Поужинаем в ресторане или закажем что хочешь сюда.

— Дело не в том, что я хочу что-то определённое. Дело в том, что я хочу приготовить ужин для нас сама, своими руками, — поясняет девочка. — Если это, конечно, возможно.

— Без проблем, — усмехаюсь я. — Тебе можно всё.

Беру телефон.

— Говори что нужно.

— А давай на тот рынок еще съездим. Мне понравилось, он такой необычный, там столько всего… — загораются ее глаза.

И мы едем на чёртов рынок. Нет, он, конечно, не сравнится с нашим. Здесь обилие красок. Морепродукты, фрукты, овощи, местный колорит и аутентично. Но это всё-таки рынок. Я никогда не ездил за продуктами. И даже не думал, что когда-то это буду делать.

Но если Наде доставляет это удовольствие… Пусть эксплуатирует. Главное, она рядом и начала улыбаться.

Ужин и правда готовится на кухне, пахнет вкусно. Я снова делаю вид, что работаю на террасе с видом на закат, но на самом деле смотрю на девочку сквозь панорамное окно.

Никогда не задумывался, насколько ценно, когда женщина готовит сама. Зачем? Если есть кухарка. А оказалось, это приятно. Приятно, когда тебе готовит твоя женщина и это приносит обоим удовольствие.

Ужин вкусный. Надя довольна. Я тоже. Казалось бы, всё, миссия выполнена. Но нет, она идет мыть посуду. Руками. Хотя есть обслуга, посудомойка в конце концов. Но как оказалось теперь тиран в нашей паре Надя. Если она сказала, что хочет сама, значит так и будет.

Естественно, я могу запретить. Но не могу.

Не могу и не хочу.

Со стороны кухни раздается звон стекла и сдавленное «ай» Нади. Откидываю полотенце, которым вытирался после душа, быстро натягиваю шорты на мокрое тело и иду к ней.

На мраморном полу осколки стеклянной салатницы. Среди разбитого стекла босая Надя поджимает ступню. Из большого пальца на ее ноге сочится кровь.

— Надя! Стой там и не двигайся! — командую я, когда она пытается пройти по осколкам.

Я в тапочках, она нет.

Подхожу к ней, подхватываю на руки, выношу на террасу под воздушным балдахином, сажаю на мягкий большой диван.

— Дай посмотрю.

Сажусь перед ней на корточки, беру ступню, рассматриваю. Пальчик порезала. Капельки крови. Но не критично.

Девочка кусает губы и смотрит на меня во все глаза.

— Сиди на месте, — аккуратно оставляю ее ногу, иду за аптечкой.

Возвращаюсь, вынимаю ватный тампон и перекись, снова сажусь в ее ноги, обливаю пальчик перекисью, смывая кровь. Прикладываю к ране тампон.

— Ай, колет! — дёргает ногой.

— Осколок остался, надо вынуть. Я аккуратно.

Нащупываю подушечками пальцев маленький осколок, вытаскиваю его, снова поливаю перекисью, клею пластырь.

— Всё. Кухонные работы отменяются! Сиди здесь, — наказываю ей, собирая аптечку.

— Там надо убрать осколки, — пытается встать.

- Там, уберут специально обученные люди. Сиди! – выходит грубо. Девочка сжимает губы и опускает глаза.

Опять я включил тирана?

Оставляю аптечку. Опять сажусь к ее ногам, сжимаю колени через тонкий сарафан.

— Это не злость. Так выглядит моя забота. Ну вот такой я! Прими… — выдыхаю. Утыкаюсь лицом в ее колени. Закрываю глаза, дышу.

Несмотря на то, что мы на отдыхе, я устал. Сил нет. Для меня это все тяжело.

Нет, не тяжело радовать ее. Тяжело сдерживать себя и гасить животные инстинкты, пытаясь дать ей эту ваниль, а отдачи не получать.