– Иди. Тимур тебя проводит до дома, – холодно велит он мне. —Большая кнопка справа, – подсказывает, как открыть дверь.

Хочу спросить про сеансы массажа. Не то чтобы я хочу их делать. Я даже не знаю, как мне в следующий раз смотреть этому человеку в глаза. Если сеансов не будет, то моя судьба решена. Но так и не могу выдавить из себя этого вопроса.

Нажимаю на кнопку дрожащими руками и почти вываливаюсь из машины. Меня подхватывает тот самый Тимур, не позволяя упасть.

– Проводи девушку, – велит водителю Литвин.

Тимур сжимает мое плечо и ведёт к дому. Отпускает возле подъезда и терпеливо ждёт, когда я дрожащими руками найду ключи. Как только открываю магнитный замок и вхожу в подъезд, он уходит.

Останавливаюсь в подъезде, облокачиваясь на стену, и громко дышу, словно загнанная лошадь. Нет сил даже передвигать ноги и подняться на второй этаж.

Не знаю, сколько так стою. Прихожу в себя, когда начинает звонить телефон, вынимаю его из кармана пальто.

Это Эдуард.

Равнодушно смотрю на экран, не собираясь отвечать. Когда звонок прекращается, вызываю такси и уезжаю домой. В свой родной дом, к бабушке. Не могу я сейчас одна, иначе моя истерика начнёт прогрессировать и будет совсем плохо.

Надежда

Моей бабуле шестьдесят семь лет. Она воспитывает меня с десяти лет. Бабушка – практически вся моя семья, за исключением пары теть и двоюродных братьев, с которыми мы мало общаемся, ибо живем в разных городах.

Нет, меня не бросили родители, никто не спился и никого не посадили. Мои родители погибли при взрыве на заправке, когда заехали туда по пути на дачу. Вот так, в одно мгновение. Эта трагедия подкосила здоровье бабули, но ради меня она нашла силы жить дальше.

Мы никогда не нуждались, но и не жили богато. Мы жили обычно, как миллионы среднестатистических людей.

Бабуля всю жизнь работала поваром в столовой. Сейчас она на пенсии и сажает небольшой огород. Так, ничего грандиозного: небольшая теплица, зелень, ягоды. Яблони и сливы в саду, цветы в палисаднике. Домик маленький, двор еще меньше, но мне всегда здесь уютно. О том, что я совершила и чем занимаюсь сейчас, бабуля, естественно, не знает. И, надеюсь, никогда не узнает, ее и так подорванное сердце не выдержит того, что внучка – преступница.

Она думает, что я нашла хорошую работу и салон дает мне жильё. Бабушка долго вообще не хотела меня отпускать. Мы живём в черте города, и она никак не могла понять, зачем жить в съёмной квартире, когда дома лучше. Мне пришлось ей беспощадно лгать и нести чушь про взрослую самостоятельную жизнь.

К черту такую самостоятельность!

Где один мужчина хочет меня посадить, а другой – принуждает к минету.

Мне снова хочется стать маленькой девочкой, закрыть глаза, а когда открою, то все монстры исчезнут. Но, к сожалению, в реальной взрослой жизни монстры страшнее, чем бабайки под кроватью.

– Сметанку бери домашнюю – Люда дала. Она у нее на сливках – не то что в ваших супермаркетах, – фыркает бабуля. – На булочку ее намажь.

– Она в меня уже не влезет, – отказываюсь. – Я еле сырники осилила.

– Да что ты там съела. Прекрати сидеть на своих диетах. Весь организм угробишь! – ругается бабуля. – Исхудала вся. Скоро одни кости останутся. И что в этом красивого?

Она права, я похудела, да. Но дело не в диетах, я на них не сижу. Это нервы. Аппетит давно пропал, с того рокового дня, когда моя жизнь стала похожа на триллер с элементами ужаса.

Демонстративно намазываю толстый слой сметаны на сладкую булочку и откусываю, бабуля удовлетворенно улыбается.

– Останешься сегодня?

– Да, окна помою, в огороде тебе помогу.

Не хочу я назад в свой ад. Мне нужна передышка, хотя бы один день. Я выключила телефон, отстранилась от этого страшного мира и погрузилась в свой, где тепло, уютно, все просто и понятно.

– Да нечего мне помогать. Всё там хорошо в этом огороде. Осень, убрала уже почти всё, и окна мыть не нужно. Отдохни.

Вздрагиваю, когда наша собака начинает лаять во дворе, и ворота сотрясает стук. Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять, что это за мной.

– Кого это принесло? – бабуля направляется на выход. Подскакиваю с места, опережая ее.

– Баб, я сама, иди завтракай, – не дожидаясь ее ответа, быстро обуваю тапки, раздетая, в одной футболке и шортах, несусь на двор.

С колотящимся сердцем открываю ворота, и меня тут же хватают за шею. Я не успеваю даже пикнуть, как рука на моей шее больно сжимается, перекрывая кислород.

Эдуард вытаскивает меня на улицу и молча тащит к машине. Спотыкаюсь о камень, одновременно хватаясь за сжимающую руку. Он открывает заднюю дверь и кидает меня на заднее сиденье.

Не успеваю отдышаться, как машина срывается с места. Дёргаю ручки двери, готовая выпрыгнуть на ходу, потому что такого злого Эдуарда я никогда не видела. Дверь не поддаётся, а машина набирает скорость. Мужчина молчит.

– Куда ты меня везёшь?! – хриплю, обнимая себя руками. А Эдуард молчит.

Боже, какая я дура.

Что мне стоило ответить на его звонки?

Кому я сделала хуже этим детским бунтом?

Всматриваюсь в окно, пытаясь понять, куда меня везут.

Я даже не знаю, что именно разозлило Эдуарда. То, что я не отвечала на его звонки, или то, что Литвин отказался от сеансов массажа.

Машина тормозит, поворачиваю голову и понимаю, что через дорогу находится полиция.

– Зачем мы здесь? – истерично спрашиваю, чувствуя, как горло начинает сжиматься, словно Эдуард опять меня душит.

– Всё, мышка, ты допрыгалась! Мне кажется, я был слишком добр к тебе, – выдаёт Эдуард. – Я сдам тебя ментам и найду более сообразительную девушку. Зае*ала ты меня своими тупыми капризами.

Щелчок – с дверей снимается блокировка.

– Выходи! – рычит на меня. Сижу на месте, вжимаясь в сиденье. – Я сказал, выходи! Или я вытащу тебя за волосы!

– Я всё поняла. Всё! Просто хотела немного выдохнуть. Такого больше не повторится. Правда. Я сделаю всё, что ты скажешь. Пожалуйста… – всхлипываю.

– Ты только обещаешь, мышка, а потом начинаешь показывать характер. Мне надоело. Выходи!

Оглядываюсь на полицейский участок, смотря, как оттуда выходят люди в форме, сглатываю.

– У меня получится. Литвин обратил на меня внимание, вчера в машине он предлагал мне интим.

– Что именно он предложил? – недовольно спрашивает.

Молчу, сжимая губы. Ну не могу я этого сказать вслух.

– Всё, блядь, выходи! – психует Эдуард.

– Минет, он предложил мне, минет! – выкрикиваю со злостью.

– И ты, дура, отсосала ему в машине? – гадко усмехается Эдуард.

– Нет! Нет… – сдуваюсь. – Но нам же не нужно, чтобы он просто меня использовал, как шлюху? – всхлипываю, снова хочется рыдать, потираю шею, потому что она до сих пор болит от хватки Эдуарда.

– Не надо, – Эдуард прикуривает сигарету и выдыхает дым прямо в салон. Морщусь. Не выношу запах табака. А Эдуард, кажется, курит самые вонючие сигареты. – И? Дальше что?

– Ничего, отпустил, приказав водителю проводить меня до дома. Он отказался от массажей?

– А должен был отказаться? – разворачивается ко мне, прищуривается и уже выдыхает дым мне в лицо. Обнимаю себя руками крест-накрест, потому что на мне тонкая футболка и под ней нет бюстгальтера.

– Не знаю, – выдыхаю я.

– Не отказался. Но перенёс сеансы на вечер. Сегодня в девять ты должна быть у него, – уже удовлетворённо сообщает мне Эдик.

– Почему так поздно?

– Ну давай ты еще по этому поводу возмутись! – снова психует. Молчу, кусая щеки изнутри. – Вот нельзя было сразу взять трубку и всё мне рассказать. У тебя дар выводить меня из себя. Это последний твой выкрутас. Следующий раз даже не повезу тебя к ментам, просто вызову их на дом.

Эдуард заводит машину и снова трогается с места.

– В общем так, он у нас на крючке. Построй из себя недотрогу, целку, поломайся, но не сильно. За это я тебя и выбрал, шлюху просто оттрахают и выкинут, а мне нужно, чтобы ты задержалась в его постели хотя бы на месяц. В идеале – стала постоянной любовницей.