Попробуй докажи любопытным зрителям, что это дело рук ещё более хрупкой на вид искусительницы. О которой я предпочитал не вспоминать, поскольку голова и без того грозила лопнуть от избытка событий и эмоций.

Собеседование с миссис Фёргус пришлось отложить до лучших времён.

Н-да, вот Ребекка обрадуется, когда узнает, что приключилось с её младшей сестрой. Полагаю, работы мне не видать. Но в сложившейся ситуации сберечь бы шею, что уж там работа.

Неизвестно, как отреагирует и что предпримет Камилла, когда отойдёт от первого шока. В любом случае, для того, кто оказался между двух огней, это ничем хорошим не закончится.

Чёрт! Надо же было Николь так меня подставить! И главное ради чего?..

Неужели не могли выяснить отношения своими женскими методами? Мелкими пакостями и прочим. Обязательно прибегать к насилию!

Пытаясь побороть раздражение, я рассчитался, помог Камилле собраться и намеревался запихнуть проблемную девицу в э-мобиль, который доставит её домой, но не смог.

Лемейн не произнесла ни слова, однако глаза, полные растерянности и слёз, говорили за неё. Я ни разу не видел несгибаемую жрицу любви такой уязвимой. Она тянулась ко мне, ища поддержки и защиты, и меня захлестнуло чувством вины.

Покачав головой, я сел в салон.

Оказавшись в уединении, а может, начиная оттаивать после стрессовой ситуации, брюнетка дала волю чувствам и разревелась у меня на груди. Искренне, без всякого притворства.

Я не сопротивлялся и гладил её по волосам всю дорогу до очередной люксовой высотки, но мыслями был с другой женщиной.

Хант оказался прав: я утратил контроль над ситуацией.

От принятия горькой правды меня захлестнуло отчаянием и злостью. Даже если ты относишься к нему, как к человеку, вампир остаётся зверем. Смертные для них лишь объект манипуляции.

Не имеет значения, касается ли это вмешательства в сознание или навязывания чувств. И тем, и другим они владеют с идеально выверенным мастерством.

А ведь я позволил себе увлечься ей… Поверил, что убийство для некоторых из них не развлечение, а необходимость. Второго такого идиота в Манополисе надо поискать!

Что стало бы с Камиллой, не реши я перестраховаться и отправиться на её поиски?

Вполне вероятно, девушка уже была бы мертва. Знаю, характер у неё не ангельский, но в чём-то я мог её понять. Куртизанка металась, искала своё место в мире, свой приют. Разрывалась между собой настоящей и той, кем вынуждена была стать под давлением общества.

Лемейн слишком глубоко увязла, чтобы справиться без посторонней помощи. Была несчастна и злилась на весь мир, но гордость не позволяла ей признаться в слабости. И она творила глупости на поводу у эмоций, которые сама же потом пыталась исправить.

По крайней мере, в ней оставалось нечто человеческое. Более того, очень мне близкое.

Я проводил пострадавшую девушку до порога, чтобы удостовериться, что с ней всё будет в порядке. Она казалась оглушённой и раздавленной, однако начала подавать признаки ясного сознания. Плакала и просила меня остаться на ночь без всякого сексуального подтекста: брюнетка всерьёз боялась за свою жизнь.

Может, Николь и уничтожила воспоминания о том, что она вампирша, но необъяснимое ощущение ужаса не ушло. Я надеялся, что оно рассеется ночным кошмаром, как только Камилла выспится, пусть и не мог знать наверняка.

Извинившись и заверив брюнетку, что всё образуется, я спустился к э-мобилю, где меня дожидался оператор, и устало откинулся на заднее сиденье.

Из головы не шёл один-единственный вопрос: «Зачем?»

Не верилось, что Николь могла так поступить с Лемейн. Невозмутимая и сдержанная Николь, которую, как выяснилось, я совсем не знал. Второй раз убеждался в этом и не мог поверить.

Чёрт! Мир сошёл с ума, и две куртизанки поменялись местами: одна стала ранимой жертвой, а другая — непредсказуемой хищницей. Постоянной в этом уравнении оставался я: разгребать последствия по-прежнему предстояло мне.

«Она чуть не убила человека!»

Обжигающая мысль билась в воспалённом мозгу вампирессы, гнала прочь от ненавистного бара, от высоток и людных мест, от Дженны и Марка, которого её тёмная сущность готова была растерзать.

Она ненавидела мужчину так же сильно, как саму Николь влекло к нему, ведь это из-за него её заточили в самые дальние уголки сознания, лишив всякой свободы.

Бессмертная чувствовала себя ещё более потерянной, чем в первый день в Манополисе. Она не принадлежала этому миру, но вынуждена была играть по его правилам, чтобы скрыться от врагов и преследователей. И, вливаясь в жизнь шумного мегаполиса, становилась человечнее.

Однако истинную суть не утаишь.

И чем дольше Николь сдерживала себя, тем хуже ей становилось.

Она по-прежнему не помнила ничего из своего прошлого. Не помнила, какой была, во что верила, и неопределённость разрывала на части.

Сознательная часть не желала причинять вред невинным людям. И пока имелся человек, который вёл за собой, вампиресса справлялась. Но её животная часть хотела убивать. Идти на поводу у инстинктов и загонять жертву, пока та, выбившись из сил, не перестанет представлять для неё интерес.

Вздохнув, Николь заставила себя разомкнуть челюсти и отпустить молодого парнишку, пока тот держался на ногах. Она столкнулась с ним на границе Шэйд-парка — полным жизни и сил, разгорячённым пробежкой.

Дальше всё было как в тумане до той минуты, когда ярость схлынула, и вампиресса сумела включиться в реальность. Покачиваясь, словно пьяный, тут же забыв их короткую встречу, незнакомец удалялся, а она провожала его тоскливым взглядом, осознавая, что это лишь временная передышка.

В первые мгновения стало легче.

Чужая кровь растекалась по венам, бодрила и согревала. Увы, момент блаженства был короток: как только животная суть угомонилась, на вампирессу обрушились угрызения совести. Застонав, она прижалась спиной к стволу ближайшего дерева и сползла на землю, закрыла лицо руками.

Марк, должно быть, презирал её!

По крайней мере, посмотрел так, словно вычеркнул из своей жизни.

Тогда девушка поняла, что взором можно убить. Уничтожить, раздавить… Именно так она себя и чувствовала: раздавленной, ничтожной. Она держалась из последних сил, чтобы не перегрызть горло выскочке Лемейн, когда всё её существо вопило об обратном.

Николь отпустила соперницу, потому что верила, что применение силы — это не выход. Потому что знала, что Кросс считает так же. И с недавних пор ей стало не всё равно, как он мыслит, что думает о ней.

Ей хотелось, чтобы мужчина видел в ней личность, а не монстра, каким она могла стать. Нечто большее, нежели делового партнёра. Она дорожила симпатией фотографа и, несмотря на принятое на Сумрачном балу решение, боялась утратить всякую связь с ним.

Что неизбежно происходило.

Они отдалялись друг от друга, и, возможно, это не было бы так больно, если бы судьба, словно в насмешку, не сталкивала их вновь и вновь. Если бы вокруг него не крутилась настырная Камилла, не устававшая портить ей жизнь всеми доступными средствами.

Если бы вместе с контролем над эмоциями она не теряла власть над своей тёмной половиной. Если бы та, в конце концов, не реагировала на Марка с той же страстью, но в противоположном направлении.

Смертные говорят, что ненависть — одна из ипостасей любви.

Пожалуй, Николь была склонна с этим согласиться. Иногда она сама не понимала, что испытывала при виде харизматичного фотографа. Стоило вспомнить о нём, как в памяти всплыли и ледяные омуты потемневших от гнева глаз.

Боль всколыхнулась с новой силой, и девушка сжалась, обхватив колени. Столько сумбурных мыслей и чувств вилось в голове, словно она опять оказалась под тяжёлым взглядом, полным ненависти и разочарования.

А чего, с другой стороны, она хотела?

Провоцировала и пробуждала в нём чувства, которых сама испугалась и которые сама отвергла! Глупая запутавшаяся вампиресса, полюбившая смертного!