— Ты не замёрзнешь, Николь? — спросил скорее из вежливости, чтобы прервать гнетущую тишину. Вампирша улыбнулась и коснулась плечом моего плеча.

— Мы не так восприимчивы к перепаду температур, как вы, — пояснила она, приблизившись и с опаской поглядывая на водителя. Впрочем, радио и приглушённый гул асинхронного двигателя поглощали шёпот подруги. — Мы ощущаем мучительный холод от слабости и голода, в ином случае низкие температуры не могут навредить нам.

— Славно, — кивнул в ответ, отметив, что ей, кажется, стало легче.

Э-мобиль затормозил, мы произвели перерасчёт и попрощались. Покинув тёплый салон, остались одни перед просторным безмолвным парком.

Парадокс, но Манополис — очень зелёный город.

Небоскрёбы, каждый год бьющие новые рекорды высотности, позволили освободить пространство под парки и зоны отдыха. В свою очередь прогрессивные виды транспорта и внимание к пошатнувшейся после климатического коллапса окружающей среде превратили крупнейшие из них в миниатюрные заповедники.

После передела мира экологическое законодательство ужесточилось до крайности, что сделало возможным появление мест, подобных Шэйд-парку.

Задумавшись, я не заметил, что мы стоим у одного из боковых входов — заробев, Николь не двигалась с места и вглядывалась в мягкий осенний полумрак, разбавленный холодным белым светом фонарей.

Осенний, к слову, понятие старого мира. Осени как таковой не осталось после смещения материков, когда произошёл сдвиг времён года. Сезонов в мире теперь только два: холодный и тёплый. Жаль, мне нравились прежние лиричные названия.

Кстати, о лирике: прохладные кончики пальцев коснулись тыльной стороны ладони. Словно ища защиты и поддержки, Ник обратила на меня потерянный взгляд из-под ресниц. Покорённый робкой трогательностью, я взял вампиршу за руку. Она отвернулась, пряча благодарную улыбку. Не разнимая рук, мы вошли в центральный парк Манополиса.

Шэйд встречал нас спокойным безмолвием.

Пожалуй, увидеть его таким пустым и безмятежным — редкость, характерная позднему часу, когда все адекватные люди уже давным-давно разбрелись по своим апартаментам и постелям. Мы прогуливались по широким освещённым дорожкам и дышали холодным октябрьским воздухом.

Я не без зависти поглядывал на Николь, которая с лёгкостью обходилась без шапки и перчаток, словно пронзительный ветер, трепавший снежно-белые в свете фонарей локоны, ничуть не беспокоил её. Я вот скучал по тёплым аксессуарам, оставшимся дома, и прятал нос в шарф, принимая мрачный вид.

— Хочу задать тебе вопрос, — признался, когда Николь расслабилась и отпустила мою руку. Телесная память хранила невесомые прикосновения, и мозгу почему-то нравилось заострять на них внимание.

«Хрен с ним, пусть заостряет», — великодушно разрешил я, поддаваясь лёгкой апатии, напавшей после неприятной встречи с темноволосым незнакомцем.

— О нём? — в два счёта раскусила Николь и повела плечом.

Я ощутил укол совести, но дело принимало скверный оборот и требовало разъяснений. И раз уж я так подставился, то, по крайней мере, имел право знать правду. Кивнул в ответ на долгий взгляд. Девушка вздохнула.

— Зачем ты пошла за ним? Разве тебе не хватило предыдущего раза?

— Это был не мой выбор, — Николь горько усмехнулась. Губы дрогнули, но вампирша совладала с собой. — Он подчинил мою волю себе. На время, но всё же. Не знаю, испытывала ли я подобное отвращение. Будто кто-то влез в меня и вывернул наизнанку… А затем превратил в свою марионетку — безвольную и послушную. И я могла только смотреть.

Наяда опустила голову, замедлила шаг, словно о чём-то задумалась. Я не перебивал, хотя от отчаяния, звучавшего в тихом голосе, волосы начинали шевелиться.

— Ухмыльнувшись, заявил, что пришёл за моей головой, — добавила она. — Что подставляться, чтобы спасти смертного, такая глупость, что он сделает обществу вампиров одолжение, лишив меня жизни.

Я остановился, как вкопанный, даже рот открыл от удивления. Ник прошла пару метров и обернулась. В голове гудел целый рой мыслей — сумбурных и шумных, поэтому я решил помолчать и подумать, дать ему поутихнуть.

Выходит, когда она, не задумавшись, спасла мне жизнь, то подвергла себя двойной опасности: рисковала попасть под глайдер, а кроме того, дала преследователю себя обнаружить.

— Ты знала, что он найдёт тебя?

— Да, — кивнула вампирша, не поднимая головы, кусая губы. — Догадывалась, что не принадлежащая миру смертных сила приведёт его ко мне.

— И всё равно использовала её, — перебил, скрестив руки на груди. — Почему?

— Потому что я… — Николь запнулась и отвернулась, запрокинула голову, словно силилась сдержать слёзы.

Тишина, окутавшая нас тесным коконом, разорвалась внезапным порывом ветра, шелестом пожухлой листвы, ворчливым скрипом оголившихся деревьев. Подруга молчала, а я не стал допытываться. Для некоторых вопросов просто ещё не пришло время. Некоторые вопросы должны остаться без ответа. Так лучше.

Поравнявшись с ней, я двинулся дальше, краем глаза поймав взор, полный признательности. В конце концов, не так уж мы и близки, чтобы вызывать кого-то на откровенность.

Парк приглушённо шелестел, но безмолвие, вновь воцарившееся между нами, казалось звенящим. Было так странно вслушиваться в него, позволять заполнять каждый вздох, вплетаться в рассеянные мысли.

Мы гуляли плечом к плечу, ни о чём не расспрашивая и не докучая друг другу, и, не знаю, как Николь, а я испытывал лёгкость. Несмотря на произошедшее, на тайны и недомолвки, страхи и сомнения.

Прошла четверть часа, и, замёрзнув с концами, я успел сделаться похожим на нахохлившегося воробья: засунул озябшие руки в карманы, ссутулил плечи, пытаясь сохранить тепло, прижал подбородок к груди, угрюмо глядя на мир. Такой же угрюмый вечер, перетекавший в ночь, отвечал взаимностью.

Обменявшись парой коротких фраз, мы с ундиной искали выход из самого сердца Шэйда, когда она остановилась, будто в землю вросла.

Я проследил взгляд подруги и наткнулся на широкий центральный стенд, пестривший, словно лоскутное одеяло, разнообразными афишами и приглашениями, спрятанными от дождя и ветра в прозрачные пластмассовые карманы. Вампирша протянула руку и коснулась кончиками пальцев одного из них.

Нормальный человек, поддавшись любопытству, посмотрел бы, что привлекло её внимание, однако я не мог оторвать глаз от переменившегося бледного лица. Столько чувств смешалось в нём: растерянность и удивление, сомнение и затаённая тоска, нерешительность и интерес. Голубые глаза расширились, ресницы затрепетали.

— Что это, Марк? — прошептала она, вынуждая наклониться и взглянуть на объявление, так взволновавшее невозмутимую прежде девушку.

На помещённом в центре плакате танцевали три пары в стилизованных вечерних нарядах и масках, скрывавших лица. Удачная композиция, но вот над шрифтами им стоит поработать… Так, о чём я?

— Сумрачный бал? — зачем-то ответил вопросом на вопрос.

Николь рассеянно кивнула, словно загипнотизированная цветастой картинкой. Я обратил внимание, что её руки задрожали от волнения.

— Это ежегодное светское мероприятие, которое проводится администрацией города при поддержке влиятельных людей. Центр Шэйд-парка закрывают для узкого круга гостей и проводят нечто вроде маскарада с живой музыкой и танцами. Своего рода дань прошлому, былым…

Вампирша коснулась ладонью лба и покачнулась. В следующую минуту я метнулся к ней и подхватил за талию, не позволяя упасть. В широко распахнутых глазах стояли слёзы. На мгновение я оторопел.

Николь не сопротивлялась, не предпринимала попыток подняться на ноги, хоть и оставалась в сознании. Губы бессмертной скривились, искажая хорошенькое кукольное лицо, но вместе с тем делая его живым, настоящим.

— Ник… — негромко позвал я, поддерживая её под поясницу. Девушка закусила губу, заморгала, стряхивая с ресниц слезинки, и, словно очнувшись ото сна, сосредоточила на мне взгляд блестящих глаз. — Ты в порядке?