В мыслях я сделал это за неё. Наверное, да. Поэтому я стал таким. Поэтому отвергал любые хоть сколько-нибудь серьёзные привязанности.

С того дня, как её не стало, я не искал ни счастья, ни любви. Похоронил эти чувства вместе с невестой, испытав такую боль, что переломала меня и искалечила. И если такова цена за любовь, то увольте. Как бы малодушно ни прозвучало.

— Я устал, Ник, а мне ещё работать, — нарушая ненавистную тишину, признался я.

Незапланированный выходной и правда малость выбил из колеи, а в моём деле главное не позволять работе накапливаться, иначе потом не разгребёшься и задолжаешь всем на свете.

— Поговорим завтра?

Белокурая наяда кивнула и вернулась на диван. Мы обменялись ноутбуками, и я углубился в ретушь, а подруга — в чтение. Она пока не научилась прожигать время в Сети и каждую свободную минуту училась, врастая корнями в малознакомый мир и позволяя ему прорасти через себя.

Ночью ко мне явилась Лара.

А может, я явился к ней, поскольку во сне мы гуляли, сплетя пальцы. Гуляли, правда, прямо по Мене, пенившейся и обращавшейся в сизый пар, так что мы ступали скорее по мягкой пелене облаков, нежели по водной глади.

Лара предстала передо мной точь-в-точь такой, какой я её полюбил — худенькой и миниатюрной, с любопытными, жадными до жизни глазами и наивным восторгом ко всему, замершем на круглом личике.

— Давно ты не впускал меня в свои сны, Марк, — с лёгким укором говорила она, бросая на меня взгляд с хитрецой.

Солнце затаилось в тумане, но в светло-карих глазах плясали золотые искорки, и я не мог оторваться от них. Как же я скучал!

— Это было слишком больно, — признался, борясь с собой.

Уйти страшно, но страшнее остаться, чтобы каждый день жить с этим. Говорят, время лечит. Не знаю, сколько в моём случае должно пройти времени, чтобы стало легче. Эти шрамы не вытравить, но должны же они когда-то затянуться?..

— Пришло время отпустить, родной, — в мягкой улыбке сквозила боль.

И пусть она верила собственным словам, давались они Ларе с трудом.

Ветер ударил в лицо, взметнул короткие медные локоны. Каким наслаждением было зарыться в них носом, вдохнуть лёгкий запах мандарина и — почти неразличимый — карамели. Простые, но незаменимые мелочи, которые я не ценил и не замечал, пока не лишился их.

— Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Сильнее жизни, сильнее себя! А когда любишь кого-то сильнее самого себя, желаешь ему счастья. Даже если тебя в нём не будет.

— Ты была моим счастьем, — прошептал, чувствуя, как садится и пропадает голос.

Ладошка возлюбленной становилась тоньше и холоднее, желанное наваждение растворялось, но всё ещё смотрело на меня с печалью и сожалением, как смотрит человек на желанную вещь, зная, что она никогда не будет принадлежать ему.

— Была, но судьба рассудила иначе, — Лара попыталась улыбнуться снова, но на губах застыла печаль, горькое разочарование и ирония в ответ на злую насмешку жизни и смерти, разлучивших нас.

— И другого нам не остаётся, — дрогнувшим голосом продолжала она. — Отпусти меня, Марк. Отпусти, чтобы я обрела покой, а ты — новое счастье. Счастье, которого я для тебя желаю. Открой глаза. Живи! Позволь себе чувствовать, любить. Прекрати отравлять себя ядом сожалений. Я прошу.

Желанные губы невесты коснулись уголка рта и растаяли, осели капельками росы на коже. Я сжимал полупрозрачные руки, но понимал, что не смогу удержать.

Лара растворялась вместе с утренним туманом, с плотным мраком ночи, сменявшимся рассеянной дымкой у горизонта. Я старался запомнить её такой — спокойной, радостной и свободной — запомнить каждую чёрточку родного лица, полного невыразимой нежности.

Избранница исчезла, вместе с ней рассеялась и мгла под ногами, и я рухнул в холодные воды Мены, захватившие меня, перевернувшие и понёсшие во тьму. Раскрыв рот в беззвучном крике, я нахлебался воды, пронзившей тело тысячами крошечных острых игл, и вскоре… Рывком сел в постели, хватая губами воздух, словно и правда чуть не захлебнулся, мокрый от ледяного липкого пота. Откинув одеяло, вскочил на ноги и бросился к столу.

Не помня себя, дрожащими пальцами нащупал бумажник и извлёк из дополнительных кармашков всё, что не подходило под формат купюр и карт, после чего методично порвал воспоминания на кусочки. Не тронул разве что злополучную фотографию, но сгрёб её вместе с обрывками прежней жизни и распахнул окно.

Я испытал непередаваемое удовольствие, вышвырнув клочки бумаги на ветер, подхвативший их с жадностью ополоумевшего старьёвщика, закруживший свои новые сокровища и в их числе миловидное личико юной рыжеволосой девушки.

Той, кого с этой минуты я отпускал из сердца и памяти навсегда.

За долгую, многолетнюю работу это был первый раз, чтобы Лео чувствовал себя таким униженным. Ему доводилось бывать во многих передрягах, сталкиваться с затруднительными ситуациями, проблемными жертвами и клиентами, но чтобы жизнь так посмеялась над ним!

Хант судорожно вспоминал, чем прогневал переменчивую красавицу, чтобы какой-то смертный и глупая вампиресса сумели обвести его вокруг пальца.

Однако сильнее уязвлённой гордости, вампира жгло непонимание и любопытство. То, с чем ему пришлось столкнуться, казалось невозможным. Мог ли хоть один бессмертный в Дракарде представить, что человек сумеет воспротивиться ментальному вмешательству?

И не только воспротивиться, но и держать блок так долго и стойко, чтобы обессилить его — хоть и полукровку, но с очень удачной наследственностью. Лео не мог, а потому пытался сломить Кросса до последнего и проиграл. Проиграл, так как поддался злости и принял необдуманное решение.

Отдуваться за импульсивный поступок пришлось за решёткой.

В первый раз судьба сыграла с ним злую шутку, подкинув знакомого копа, у которого, видно, остался на него зуб. Отсутствие удостоверения личности сделало своё дело, и Хант оказался под арестом до выяснения обстоятельств, которое могло затянуться.

Проклятые смертные просто помешаны на своих бумажках! Для него всё это не имело ни малейшего значения: стоило дождаться удобного момента и под покровом тьмы вонзить клыки в трепещущую плоть, и он, восстановив силы, окажется на свободе.

И тут судьба подкинула ему подлость во второй раз: Лео оказался в камере один.

К счастью, яд серебра не успел проникнуть в кровь, в противном случае он бы уже был мёртв, однако ожог от удавки продолжал ослаблять его. Охотник не мог призвать на помощь свою силу, он и передвигался-то с трудом. Голод и неожиданная схватка истощали.

Бездумно глядя в потолок, вампир продолжал задаваться одним и тем же вопросом: как Кросс сумел дать ему отпор? Невозможно, уму непостижимо!

Впрочем, он был с лихвой наказан за самонадеянность и за то, что недооценил противника. С первого дня в мире людей дрянной мальчишка чинил ему препятствия, но Хант до последнего не воспринимал серьёзную угрозу, за что и поплатился. Что-то с ним нечисто, а неполная информация ведёт к поражению.

Какой позор!

Он так не спотыкался с тех пор, как был неопытным неосторожным дилетантом!

Однако прошлого не изменишь. Ему оставалось давить в себе слабость и ждать, пока погода переменится. И раз у него против воли появилось столько свободного времени, придётся пересмотреть план действий. Впредь он будет вести себя осторожнее и хитрее.

Лео Хант не отказывается от работы, даже если возникают непредвиденные трудности, а условия контракта встают поперёк горла. Сложности закаляют и дарят бесценный опыт.

А тысяча скарленов стоят того, чтобы за них побороться, и с лихвой окупят все неурядицы и лишения в ненавистном мире смертных.

Случается, что месяцами строишь планы и вынашиваешь какую-то идею, обдумываешь и планируешь, просчитываешь вероятности, и кажется, что замысел — бомба и должен выстрелить, а на практике оказывается полный провал. И по иронии судьбы случайная сумбурная мысль может сработать так круто, как ты сам вовек не ожидал.