К слову, мне самому забвение бы не помешало. Потому что вместе с афишей вспомнились разрывающие грудь слёзы и объятия, холодный дождь и жаркое желание коснуться бледно-розовых губ, нестерпимое напряжение в теле, схожее с состоянием сегодняшним утром, и…

Всё началось сначала.

Мысли, чувства, сомнения — вся эта гора потаённого надломилась и обрушилась, похоронив меня под собой.

В общем, я молчал, и Камилла молчала тоже, устремив на меня долгий ищущий взгляд. Увы, я не мог дать ей того, что она во мне искала. Передо мной стояла одна из самых красивых женщин Манополиса, а я смотрел на неё и видел другое лицо. Точнее, целых два лица.

За плечами, словно призраки прошлого и настоящего, стояли две девушки, такие друг на друга непохожие. Одна — простая и естественная, тёплая и яркая, словно солнечный свет. Другая — утончённая и аристократичная, мягкая и загадочная, словно невесомое сияние луны.

Обе сводили меня с ума. Обеим я не мог сказать об этом. Они разрывали сердце на части, и Камилла в чудесную компанию не вписывалась. По крайней мере, пока я сохранял остатки рассудка.

Поэтому я улыбнулся и покачал головой, коснулся замёрзшей ладонью её щеки в короткой ласке и отправился своей дорогой. Знал, что оставляю за плечами, и ощущал на затылке взгляд, словно точку лазерного прицела. Он, кстати, может убить не хуже снайперской винтовки, однако на этот раз из безмолвного поединка я вышел победителем.

Хотя, сказать по правде, совсем не был этому рад.

Вернувшись домой, я застал Дженну и Николь, распивающих красное вино и делающих селфи на новый телефон, словно давнишние подружки. Бо́льшая половина бутылки отсутствовала, и разрумянившаяся шатенка смеялась, не переставая.

В случае с вампиршей, невосприимчивой к человеческой еде и напиткам, события могли развиваться в двух направлениях: либо она не пьянеет, либо, наоборот, пьянеет с первого глотка. Ясные серо-голубые глаза, скользнувшие по лицу, убедили меня в том, что вампиры теряют контроль только от вида и вкуса крови.

Тем лучше.

Сам того не желая, я нарушил священную идиллию женских посиделок, и Дженна засобиралась. Оказалось, что после долгих (и, подозреваю, кровопролитных) переговоров с Дэйвом, ночная нимфа решила вернуться под его крыло и работать на «Дэйвил».

Так что теперь, получается, они с Ник стали ещё и коллегами.

Распрощавшись с подругой и чмокнув меня в щёку, Райнер откланялась — беззаботная и весёлая.

— Пока, Дженни! — крикнула вслед Ник, прежде чем входная дверь захлопнулась.

— Уже Дженни? — я постарался улыбнуться как можно непринуждённее и выкинуть из головы предрассудки, терзавшие меня последние несколько часов. — Можно сделать вывод, что прогулка прошла успешно?

Уголки губ Николь дрогнули, но она ничего не ответила. Помолчала, изучая меня спокойным, почти равнодушным взглядом. Я успел снять обувь и верхнюю одежду, кинул рюкзак в угол.

— Дженна не говорит об этом, но, по-моему, она очень нуждается в друге, — вполголоса произнесла вампирша, и глаза потеплели.

Я остановился и посмотрел на неё. Куртизанка всегда казалась мне более чем самодостаточной, не похоже, что она могла в ком-то нуждаться. Впрочем, такие, как она, прекрасные лицедейки, а я не отличаюсь внимательностью к чувствам других людей, за что то и дело получаю щелчок по носу от кармы.

— Я благодарна за случай у лифта, когда вместе с тобой и она вступилась за меня. К тому же, мы понимаем друг друга, — добавила девушка куда более беспечным тоном, словно передумала делиться со мной откровениями.

— Вот и славно, — кивнул я, скользя взглядом по комнате и пытаясь вспомнить, где оставил ноутбук.

Если Ник не хочет развивать тему, то мне она тем более непринципиальна. Я планировал заняться другим делом, пока не забыл и не заснул, а потому засел за компьютер, когда, наконец, нашёл его.

Некоторое время в студии царила тишина, нарушаемая лишь приглушёнными звуками клавиатуры. Наяда завязла в телефоне — должно быть, осваивала Сеть и прочие прелести жизни. До мессенджеров, судя по всему, ещё не добралась, иначе к клавишам лэптопа присоединились бы виртуальные клавиши смартфона.

Затем, вспомнив о чём-то важном, девушка потянулась за сумкой и принялась сосредоточенно в ней копаться. Меня всегда мучило любопытство, чем представительницы прекрасного пола набивают свои миниатюрные сумочки, что потом ничего не могут в них найти?..

— Кстати, это тебе, — без эмоций в голосе заметила Николь, и на стол лёг конверт.

«Уже?» — удивился я.

Видимо, проследив недоумевающий взгляд, девушка передёрнула плечиками и добавила:

— Очевидно, это выражение симпатии. Странное, но полезное, — обернувшись и взмахнув рукой, вампирша случайно сбила со стола бумажник, куда я не успел вернуть одну из карт.

Бутерброд, как известно, падает маслом вниз, а портмоне — содержимым наружу. Возмутившись подобной бесцеремонностью, оно рассыпало купюры и немногочисленные монеты, словно опавшие листья и каштаны, которые больше в Касии не встречались.

Оторвавшись от экрана, я рассеянно наблюдал за миниатюрным крушением и думал, что пора бы выбросить всякий мелкий мусор вроде старых записок или неактуальных визиток.

— Извини, — смутившись, буркнула Николь и опустилась на колени, чтобы вернуть всё на свои места.

Я не ответил, стараясь осознать смутное чувство беспокойства, но прежде, чем догадался о причине, подруга извлекла из вороха ненужных бумажонок единственную нужную. Ту, о существовании которой я, признаться, успел позабыть. Маленький снимок из фотоавтомата, сделанный как будто в прошлой жизни.

— Красивая, — заключила бессмертная, забывшись и усевшись в платье на полу. — Кто это?

Я мельком глянул на снимок, словно боялся обжечься. Нет, не так: я ни минуты не сомневался, что воспоминание обожжёт, хлестнёт по сердцу, но не сумел удержаться от соблазна вновь увидеть её лицо. Смуглое, сияющее, с крошечными морщинками в уголках смеющихся глаз.

— Лара, — не произнёс, а скорее выдохнул имя, которое много месяцев не касалось губ, но никак не желало выветриться из памяти. Имя, которое она терпеть не могла и которое ей так подходило.

Лара Мэй — мягкая, весенняя, женственная. Моя.

Николь посмотрела на меня долгим внимательным взором и, кажется, всё поняла без слов. По крайней мере, она бережно убрала фотографию на место, собрала оставшиеся принадлежности и, поднявшись, положила кошелёк на стол.

— Что с ней стало? Не сошлись характерами? — улыбнулась ундина и присела на подлокотник близстоящего кресла.

Чувствуя на себе блуждающий взгляд, я крутил в руках пластиковую карту, словно мелкая моторика могла помочь собраться с мыслями.

— Она умерла, — не ожидал, что голос может быть таким жёстким.

И хотя я не вкладывал в него предумышленного негатива, ледяной тон заставил вздрогнуть меня самого. Николь осеклась, поёжилась.

— За два месяца до свадьбы, — добавил сдержаннее, контролируя дрожь.

— Прости, — шепнула вампирша, и на короткий миг её губы затряслись, однако она совладала с лицом, сделала глубокий вдох. — Отчего она умерла?

— От рака. Смертельной болезни, развивающейся и прогрессирующей после передела мира быстрее, чем человечество, — пояснил я. — Так что Лара сгорела в считанные месяцы, несмотря на все достижения современной медицины. Терпела боль и улыбалась до самого конца.

— Должно быть, она была очень сильной?

— Неутомимая вера в лучшее делала её непобедимой. Но не совсем, — я горько усмехнулся, вспоминая осунувшееся личико бледнее, чем у Николь, усталые глаза и улыбку.

Свою искреннюю ободряющую улыбку она никому не позволила стереть с лица. Даже на смертном одре уголки любимых губ оставались приподнятыми. Как бы страшно и трудно ей ни было в конце, Лара ушла, улыбаясь. Потому что хотела, чтобы её запомнили такой.

— Поэтому ты… — договорить вопрос вампирша не решилась.