В этот день решить вопрос с созданием новых приказов и реорганизацией старых так и не получилось, даже поднимать его не стал, слишком уж молодые головы новой задачкой увлеклись, постоянно подвергая новые предложения критике, демонстрируя здоровый прагматичный подход и в который раз удивляя меня столь усердной работой.

Впрочем, и через день, и даже через два возникший вопрос не поднимался, и я решил не торопиться с этим. Пока дела идут столь споро, прерывать их нет смысла, ребята вон как увлеклись. Артур даже забыл про свои мастерские, часть которых уже перенес в Тулу и Липецк, где недавно заложили новый железоделательный завод. Что ж, похоже, вот и кандидат в начальники Производственного приказа наметился, хотя все-таки стоит несколько разделить сей приказ, слишком много обязанностей приходится на него.

А может, ну их, эти приказы? Ведь по сути это не реорганизация, а создание совершенно новых госструктур. Так пускай они будут называться ведомствами. Ведь в чем их суть? В том, чтобы они ведали, знали, что творится в подвластных им сферах жизни государства, будь то армия или же строительство флота.

Эх, сколько еще предстоит сделать, сколько исправить! Впрочем, унывать не будем!

Дни потихоньку шли, вырисовывалась общая структура будущей службы, подбирались кадры. Во главе нового органа было решено поставить стольника Желябужского – хорошего организатора и довольно сведущего в вопросах будущего ведомства человека.

Почти все приготовления уже были сделаны и теперь прописывались акты для самого учреждения, причем главным актом, который я лично писал для фискальной службы, стала ответственность самих фискалов перед государем и служивыми людьми. Вводилось такое понятие, как «личная неприкосновенность фискала», сама же служба во избежание какого-либо давления извне выводилась в самостоятельную структуру, подвластную только государю.

Однако при этом также накладывалось и ограничение на самих фискалов в виде нескольких правил. Правило двойственности обвинения – в случае навета и невиновности обвиняемого на фискала налагается штраф в размере половины той суммы, которую он хотел получить от данного человека. За взятку же или казнокрадство я предложил ввести суровую кару: виновного фискала прилюдно казнят, а его семью, вплоть до второго колена, незаметно вывезут в другую губернию, создавая тем самым иллюзию жесткости царской власти и ее неотвратимом возмездии. Таким образом предполагалось избавиться от большей части нежелательных элементов, желающих вступить в ряды новой службы. В итоге получалось, что на эту службу пойдут не аферисты и вымогатели, а довольно законопослушные люди, по крайней мере, я на это надеюсь.

Обсуждая в очередной раз проект новой службы, ее недостатки и достоинства, я не утерпел и рассказал о своих идеях насчет реорганизации приказов. Предложение после небольшого обсуждения не только приняли, но и начали с новым пылом-жаром реализовывать. Увы, но чем больше мы обсуждали данный вопрос, тем острее вставала проблема несовершенства другой сферы государственных интересов, а именно – административной. Слишком мало было у нас губерний, а площадь, занимаемая ими, не уступает площади европейских королевств. Так что параллельно двум проектам реализовывался и третий, по разделению новоявленных губерний на меньшие части, с внесением в них инфраструктуры и обозначением наиболее подходящих малых столиц – административных центров губерний.

Скорость совместных работ заметно упала, постоянные нестыковки в ключевых вопросах приводили к тому, что приходилось возвращаться чуть ли не к истокам и заново все переделывать, создавая такую структуру, которая могла бы нормально функционировать в обновленной России. В конце концов, поняв, что таким макаром ничего путного не получится, я разделил работу на части и отдал их соратникам, при этом строго-настрого запретил лезть не в свои дела, дабы не мешать друг другу. Будто в некоем кружке по интересам, только во много большем масштабе – вот, собственно, и вся разница.

Первые списки будущих фискалов легли мне на стол чуть ли не через месяц после начала работ – аккурат за неделю до венчания с боярыней Погожевой.

Да, я таки смог наконец узнать, из какого рода Юля. Не скажу, что это было легко, хотя Миша и отрицает обратное. Ведь безопасники перерыли буквально половину Центральной России, выискивая доказательства, намеки, упоминания о наставнице Юли, откуда они прибыли, кто был главным в семье – все, что могло навести на нужный след. Все это скапливалось в архивах на моем столе, а заодно и на столе у Михаила Лесного, власть которого стоит немного уменьшить, дабы глупых соблазнов у него не возникало. Не хотелось бы терять столь даровитого человека, но ведь придется наказать, коли вовремя не пресечь возможную «болезнь».

Ведь есть одна простая истина: у государя нет друзей, есть только соратники, да и то все они подчиненные, которые в случае невыполнения задачи должны быть наказаны. Просто, как и все в этом мире, а значит, и надежно, как неизменные законы самого мира. Мне не следует этого забывать ни в коем случае…

В документах, принесенных мне Михаилом, были собраны все материалы, которые удалось отыскать. Желая обрадовать свою спасительницу, я в первую очередь хотел узнать всю правду сам, чтобы легче было ее преподнести.

Выяснилось же следующее. Семнадцать лет назад в городе Шацке городовым воеводой был Илья Борисович Погожев, чей род, по древним родословцам, происходил от литовца Василия Варгоса по прозвищу Погожий. Сам же далекий предок участвовал в Куликовской битве, получив чин окольничего.

Увы, но большего по роду выяснить не удалось, зато смогли найти одного свидетеля, который и рассказал, что, когда он был еще мальцом, в дом на окраине, где жил воевода, поздно ночью вломились тати. Был жаркий кровавый бой, но разбойники запалили терем и убили всех хозяев. Вот только нянечку и грудную наследницу воеводы тогда не нашли. Все думали, что они сгорели в доме, ведь распознать кости было не так-то просто, тем более что дворня воеводы состояла не только из мужиков, попадались и целые холопьи семьи.

Так что в скором времени я смогу обрадовать свою возлюбленную, да и пожениться наконец надо будет. А то даже Варфоломей уже косо смотреть начинает: мол, в грехе живем…

– Милый, как ты думаешь, мне подойдет это или нет?

Я второй час с мученическим видом стою рядом с Юлей, наблюдая за ее манипуляциями с одеждой и украшениями. В первый же день боярыня заявила, что помощи от неизвестных людей не примет и готовить наряд будут только под ее приглядом, ну а мне отводилась роль невольного зрителя, который просто обязан оценить всю прелесть сего наряда.

«Так, пора заканчивать, думаю. Побаловал, и будет, все-таки я государь, а не мужик-лапотник!»

Непонятно из-за чего разозлившись, я сажусь в кресло.

– Знаешь, милая, возможно, после нашего венчания тебе придется больше внимания уделять своим проектам, особенно тем, что касаются создаваемых школ и подготовки лекарей-травников для войск и населения.

– Так я и без этого чуть ли не каждый час проверяю, все ли в порядке, нет ли препятствий для этих прожектов, – не отрываясь от зеркала, сказала молодая девушка.

– Я знаю, но этого мало, – мягко говорю ей. – Война со шведами еще не закончилась, и предстоит многое сделать, чтобы заключить мир на тех условиях, которые выгодны нам.

– И что? Ведь ты будешь рядом…

– Нет, как раз рядом меня не будет. Потому что мое место во главе армии: государь обязан быть примером для любого солдата и офицера, – говорю я, прибавив в голос каплю стали. С удивлением увидел блеснувшие в глазах девушки слезы. – Что-то случилось?

– Да! Я тебе не нужна, а важнее для тебя…

Договорить я ей не дал, легонько стукнув по письменному столу кулаком. Звук получился гулкий, однако я слегка не рассчитал, и со стола упала небольшая чернильница, по персидскому ковру, устилающему пол комнаты, медленно растекалось иссиня-черное пятно.